— Чуть дальше по дороге есть поле для гольфа и теннисные корты.

Я кивнула:

— Мистер Адамс, в разговорах с вами Эмери не упоминала о том, что ее что-то волнует? Может быть, ее кто-то преследовал или звонил и бросал трубку? — Я помолчала, давая ему время пережить очередную волну скорби, и продолжила, только когда ему удалось подавить слезы: — О чем угодно, что могло бы навести на мысль о грозящей опасности?

Плечи мистера Адамса затряслись, и он откашлялся в платок.

— Нет, — сказал он, придя в себя, — не упоминала. По крайней мере я ничего такого не слышал.

— Вам не показалось, что в последнее время она чем-то обеспокоена?

Поначалу он покачал головой, а потом призадумался.

— Вообще-то, показалось. В последние пару недель она вела себя как-то отстраненно. Наверное, была даже расстроена.

— Не говорила почему?

— Нет, а я и не расспрашивал. Не хотел давить. Сказала только, что у нее какие-то проблемы на работе.

— В больнице?

— Да. Она работала администратором. — От гордости черты лица мистера Адамса смягчились. — Была самым молодым администратором за всю их историю.

— Я об этом читала. Должно быть, вы ею очень гордились.

— Милочка, я гордился этой девочкой на каждом шагу. Чудесный был ребенок. А это уже кое-что, учитывая, какое у нее было детство.

— Детство?

— Ну, знаете, всякое бывало. Подлить?

Он явно намеренно менял тему, тем более что к кофе я даже не притронулась.

— Мистер Адамс, любая информация, даже если вам она кажется абсолютно незначительной, поможет мне выяснить, кто это сделал.

Он опустил голову.

— Я сам виноват. Надо было быть построже с пацаном.

— С каким?

— Я про тезку своего. Про сына. Нет у него той силы воли, что была у нас с Эмми. Все, что у меня есть, я заработал тяжким трудом. Для сына мне всегда хотелось лучшей жизни, чем была у меня. Оказалось, я неплохо умею вести дела, и уже в юном возрасте стал весьма успешным бизнесменом. Поэтому Младший рос, ни в чем не нуждаясь. Наверное… В общем, моя жена, упокой Господь ее душу, постоянно говорила мне перестать ему потакать, но я был вечно занят. Да и проще всего было опустить руки.

— То есть ваш сын не знал запретов.

— И вырос напрочь избалованным. Никогда в нем не было той решительности, какая была у нас с Эмми. Вечно он ввязывался в какие-то сомнительные авантюры и терпел одну неудачу за другой. В конце концов я перестал вливать деньги в его схемы. Брак его развалился, а потом мать Эмми умерла.

— Как? — спросила я.

— От рака груди. Хорошая была женщина. Слегка упрямая, зато с головой на плечах. От обоих Эмми взяла самое лучшее. Была сообразительной, изобретательной, умела решать любые проблемы. Не боялась рисковать, но всегда взвешивала свои шансы, а потом придумывала жизнеспособный план. Умная была девочка. По-настоящему умная.

— Поэтому и стала замечательным администратором.

Мистер Адамс кивнул. Пока он боролся с очередным приступом печали, я встала со стула и принялась рассматривать фотографии на каминной полке. На нескольких была изображена совсем юная Эмери. Очень красивая девочка. Длинные русые волосы, большие проницательные глаза. Все это время скорбь мистера Адамса просачивалась мне под ребра и стачивала кости.

— Как думаете, что могло ее расстроить?

— Я же уже сказал. Мой сын.

— Чем отец мог ее расстроить?

— Он ее постоянно чем-нибудь расстраивал. Видите ли, он не самый надежный на свете человек. Они с Эмми словно с самого начала поменялись ролями. Ей приходилось быть ответственной, а он скакал из одного дурацкого приключения в другое. У нее и детства-то не было. Девочке пришлось очень рано повзрослеть. И несмотря на все то, через что ей пришлось пройти, она никогда ни о чем меня не просила.

— То есть была абсолютно независимой?

— И это еще слабо сказано! Вообще не разрешала мне помогать. Даже когда вступила в отряд скаутов, продавала мне не больше трех коробок печенья. Как и всем остальным, даже заядлым любителям мятных лакомств. Ни от кого не принимала одолжений. А когда она училась в старших классах, ее отец с горем пополам умудрился купить ей машину. Помню, какое у нее было лицо. Одному богу известно, насколько незаконной была сделка о купле-продаже. — Мистер Адамс внезапно помрачнел. — Через два месяца Младший погорел на очередной пирамиде, и подарочек пришлось заложить. Даже тогда она не пришла ко мне с просьбой помочь выкупить машину. Причем за несчастных две тысячи долларов. Тачку за пятнадцать штук он заложил за две. У меня такая сумма в любом кармане на мелкие расходы валяется.

— А это не опасно — носить с собой столько наличных? — встревожилась я.

Мистер Адамс наградил меня теплым взглядом:

— Хотите знать самое худшее?

Я кивнула, хотя ничего такого слышать не хотела.

— Она даже не расстроилась. И не разочаровалась. Папаша лишает ее машины, а у Эмми никаких эмоций. Она даже не надеялась, что машина останется с ней надолго. Вот как она привыкла к тому, что ее вечно подводят. К тому, что ее постоянно разочаровывают. К тому, что она всегда и везде была для отца на втором месте.

— Но почему она так себя вела? — спросила я, беспокоясь сильнее, чем ожидала. — Почему не принимала от вас денег? Вы же родной для нее человек.

— Однажды я задал ей тот же вопрос. Она сказала, что видела, как я смотрю на ее отца, то есть на своего сына, и не хочет, чтобы я смотрел так на нее.

На последних словах голос мистера Адамса был едва слышен. Крепкий во всех смыслах человек сломался. Плечи затряслись, и он прикрыл глаза сильной ладонью.

Я понимала, что мне пора уходить, но была еще одна вещь, которая никак не хотела вписываться в общую картину.

Когда мистеру Адамсу наконец удалось взять себя в руки, я спросила:

— Мистер Адамс, я сейчас задам ужасно грубый вопрос, но почему, имея столько денег, вы живете в крошечном домишке в центре для престарелых? Не очень-то верится в рассказы об ухаживании за землей. Вы могли бы нанять хоть сотню садовников.

— Года два назад, сразу после того, как Эмми нашла работу в больнице, я решил, что не хочу больше тратить ни копейки ни на себя, ни на свои дурацкие привычки. Я вышел на пенсию и ликвидировал всю свою собственность. Собрал каждый пенни и основал для Эмми трастовый фонд. После моей смерти она бы получила миллионы. Я хотел, чтобы все оказалось в ее руках. — Голос мистера Адамса снова сорвался, но через несколько секунд ему удалось продолжить: — Никогда не думал, что мне суждено ее пережить. Разве это справедливо?

Ни капельки.

Проводив мистера Адамса в столовую на ужин, я поблагодарила его и поехала домой. Было уже поздно, а вкусные запахи из столовой, похоже, помогли моему аппетиту найти обратную дорогу после длительного отпуска. По-моему, он ездил в Шотландию, не меньше.

Мистер Адамс оказался замечательным человеком. Я пообещала себе обязательно к нему заглядывать каждый раз, когда буду навещать миссис Аллен.

Глава 11

Заходя в квартиру, я уже прекрасно знала, что мистер Рейес Фэрроу дома. Почувствовала его еще на лестнице, хотя теперь у нас есть лифт.

Я положила сумку и пошла на поиски мужа.

— По-моему, нам нужно поговорить о том, что происходит.

Он сидел за столом и почти (почти!) поднял голову.

— А что происходит?

— Ничего. В том-то и проблема.

К игнорированию я не привыкла. Точнее привыкла, но не со стороны Рейеса. И все же именно этим он и занимался на протяжении уже нескольких дней. Даже мысли об этом поедали меня живьем, как поедают друг друга люди, которые принимают наркотик, известный в народе под названием «соль для ванн»[8]. Странный у него побочный эффект, но и мерзкий одновременно.