Воспользовавшись огневой завесой, четверо пограничников почти вплотную подползли к расселине, в которой скрывался нарушитель. Спрятавшись за камни, один из них крикнул:

- Руки вверх! Сопротивляться бессмысленно! Ты окружен!

Новый ливень автоматных очередей прозвучал куда убедительнее слов. Над камнями расселины поднялась фигура грязного и потного человека с поднятыми вверх руками.

- Сдаюсь! - хрипло произнес он, выбросив навстречу пограничникам тяжелый пистолет.

Из брезентового мешка, который нарушитель тщетно пытался спрятать между камнями, были извлечены крохотная рация, пачка советских денег, поддельные бланки разных советских учреждений, консервы, сигареты.

В тот же вечер нарушителя и все его нехитрое имущество под охраной вооруженных пограничников отправили на вездеходе в отряд.

Когда его, хищно озирающегося по сторонам, вывели из комендатуры, кто-то из пограничников, шедших от родника, громко сказал:

- А ведь наша лань опять приходила к роднику. Ее следы мы теперь наизусть знаем!

ПСИXОЛОГИЧЕСКИЙ БАРЬЕР ИВАНА КОПЕЙКИНА

Рядовой Иван Копейкин первый год служит в пограничных войсках.

Родился он в маленькой деревушке, недалеко от Архангельска. Деревня расположена километрах в шестидесяти от железной дороги. Может быть, потому-то вся жизнь Ивана Копейкина связана с родным селом, с заботами и интересами колхоза. Копейкин нетороплив, рассудочен, недоверчив, порой и прижимист.

А тут судьба занесла его вдруг, как говорится, на край света - в далекие Прибалхашские пустыни. Здесь летом ртуть термометра поднимается порой до пятидесяти, а зимой спускается за сорок.

Да что там температура, когда из Джунгарских ворот дует евгей - так называют ветер, летящий с юга,- приходится все забывать. Буран поднимает тучи песка и мелкого камня. Он насквозь продувает одежду, он бьет в лицо и заставляет закрывать глаза. Нужны очки-консервы. К такому сразу не привыкнешь.

Не привыкнешь и к северному ветру - его называют здесь «сайкан». Сайкан порывист и могуч. Он срывает крыши с домов и брезент с автомашин. А однажды, когда офицеры вынесли стол для учений, сайкан поднял этот стол и унес его по воздуху за несколько сот метров.

Ко всему этому трудно привыкнуть Ивану Копейкину. Тихий и неразговорчивый, он медленно усваивает нелегкую пограничную службу. Что поделаешь, таков характер человека. И не от робости это, не от трусости. Так уж сложились жизнь и привычки.

- Тугодум ты, парень,- подшучивали над ним товарищи.

А пограничная служба требует от человека раскрытия всех его способностей, и не только внешних, но и внутренних.

- Опять зазевался, Копейкин! - делает ему замечание на разводе старший лейтенант Малейнов.- О чем ты думаешь, парень?

Копейкин молчит. Разве скажешь здесь, при всех, что он думал о родном селе, о тихой рыбалке на берегу неторопливой северной реки. Думал он и о Инне. Он даже не предполагал, что девушка пойдет провожать его в день призыва на военную службу. Сказала: буду ждать!

- Не пойму вас, товарищ Копейкин,- часто говорил ему лейтенант.- Вы словно двойной жизнью живете. Исполняете все аккуратно и неторопливо, а у всех такое ощущение, словно вы в каком-то полусне существуете. Как говорится, раздвоение сознания: одна половина здесь, а вторая - где-то далеко.

Копейкин хмурится и опускает глаза. На лбу его выступают крохотные бисеринки пота.

- Ну, а вот придется вам, товарищ Копейкин, выполнять настоящее, боевое задание. Ведь тут нужно целиком отмобилизоваться. Да так, чтоб мысль, тело, душа лишь одному делу служили, лишь к одной цели стремились бы. Хватит ли на это у вас сил?..

Иван Копейкин молчит. «Зачем старший лейтенант при всех позорит меня? Разве я виноват, что так устроен! Трудно привыкать сразу и к военному распорядку жизни, и к этой суровой, безжалостной среднеазиатской природе. Ну, а нужно будет, не подведу. Пусть во мне не сомневаются!» - про себя думает Копейкин.

Невысказанные эти слова Ивану Копейкину пришлось подтверждать, и, как выяснилось, довольно скоро.

- Сегодня ваше отделение будет проходить полосу морально-психологической подготовки,- объявил утром старший лейтенант Малейнов.- Вы знаете, что это такое? - продолжает он.- Это выполнение задания в подлинно боевых условиях, когда над головой летят настоящие мины и взрываются они у вас за спиной. Когда перестрелка идет не холостыми патронами, а настоящими пулями. Вам придется скрываться в окопе от машин, идущих в лоб. Вам надо будет наступать по горящей земле, преодолевать заграждения, брод, захватывать вражескую технику.

- Но ведь сейчас нет войны? - спрашивает у командира разбитной парень из Ленинграда, Николай Фролов.

Он в карман за словом не полезет. Как говорится, он все познал и во все проник. Ему все заранее известно. Рационализатор, техник с авиазавода в прошлом, он и сейчас, в воинской части, тоже с удовольствием мастерит. Может починить радиоприемник, наладить магнитофон, поставить телефон.

- В том-то и дело,- отвечает ему лейтенант.- Войны нет, а полосу вы будете проходить в совершенно реальных условиях. Да еще с полной выкладкой и противогазом.

Иван Копейкин молчит. Он никогда не рискнет что-либо спросить или возразить командиру.

Когда на следующий день подразделение старшего лейтенанта Малейнова рано утром выходит на преодоление полосы морально-психологической подготовки, Фролов все уже знает о ней. А Копейкин лишь пытается догадаться, что это за полоса и как ее проходить следует.

Отделение идет в наступление. Над головой обжигающий шар рано поднявшегося солнца. Сухая земля покрыта колючей травой и редкими подсохнувшими кустами. На груди автомат, у пояса лопата. На боку противогаз и фляга с водой. Запасные диски с патронами кажутся особо тяжелыми.

Отделение наступает короткими перебежками, используя неровный рельеф местности. Только что прошла минометная подготовка. Совсем рядом с грохотом рвались мины, и осколки со свистом пролетали, рассекая дрожащий от жары воздух.

Чего там скрывать, Копейкину не по себе. Хорошо хоть, товарищи рядом!

Когда Иван Копейкин ворвался наконец в отрытый окоп, он со страхом увидел, что та полоса, по которой он только что прошел, вспыхнула. Кто-то поджег разлитое горючее.

Ветер погнал на окоп удушающий дым и копоть. Рука невольно потянулась к противогазу. А в это время спереди начали надвигаться бронетранспортеры. Они шли, огрызаясь короткими пулеметными очередями.

«Пропустить их над собой. Залечь в окопе. Когда появится пехота, отбить ее,- помнил Иван Копейкин. И он сжался в комок на дне окопчика.- Что ж это теперь будет?» - напряженно думал он.

В грохоте выстрелов, в дыму и пламени он сосредоточил все свое внимание на одном: пройти полосу! Не опозориться перед друзьями-товарищами.

Копейкин смотрел, как умело и ловко действует рядом с ним Фролов.

Гибкий и натренированный парень ужом полз по-пластунски. Нырнул в окоп, как в детстве прыгают в ручей. И сейчас, в серой маске-противогазе, он, как показалось Копейкину, как-то по-особенному поблескивал стеклами очков.

«Молодец парень! - с завистью думал Копейкин.- Все-то он может…»

Перебегая от окопа к окопу, пропустив над головою изрыгающие пламя машины, бойцы отделения рванулись вперед. Мокрые от пота, прокопченные, они продвигались вперед короткими бросками.

«Больше я не могу! - жалобно говорил про себя Копейкин, чувствуя глухие удары сердца.- Не выдержу…»

- Вперед! - слышал он голос лейтенанта Малейнова.- Снять противогазы!

Свежая струя воздуха отрезвила Копейкина, дала ему прилив новых сил. Таким он и ворвался в небольшую горящую деревушку. Ее тоже надо было пройти с ходу.

Но было у Копейкина еще одно личное задание. Он должен был прыгнуть с крыши хаты на проходящую мимо машину. Тем самым считалось, что боец может обезвредить ее. А попробуй это сделать, когда изба дымится с одной стороны, а с другой уже пробиваются яркие языки пламени.