Я хватаю пару серых узких джинсов и чёрную кофточку из сложенной стопки одежды в нижней части шкафа. Этот простой и скромный наряд подходит для похода в церковь и самый оптимальный вариант, который одобрила бы Рейчел. Когда я достаю из шкафа белый длинный кардиган, то замираю на полпути, и мои глаза невольно опускаются на шрам в виде красновато-розового рубца, который тянется вдоль правой руки. Среди всех остальных белых порезов, он выделяется больше всего. И на моей бледной коже этот шрам выглядит в два раза хуже. Но это не так. Сорок пять швов понадобилось, чтобы зашить эту рану, но на самом деле порез не выглядел таким уж глубоким. Все просто слишком остро среагировали на истерику Рейчел. У неё есть такая привычка принимать вещи немножко на другом уровне, и это иногда раздражает. Но я её не виню, она ведь не знает всей правды. Она просто думает, что я делаю это из-за своих биологических родителей. Что я унаследовала историю психических заболеваний у людей, которые меня бросили, когда мне было шесть. Лучше пусть она и дальше так думает. Она не справиться… не сможет… справиться с этим, если я разрушу её идеальную жизнь. К тому же, она мне не поверит.

Никто тебе не поверит. 

Это твоя вина. 

Никто тебе не поверит. 

Это твоя вина. 

Никто тебе не поверит.

Это те слова, которые проигрываются снова и снова в течение последних девяти лет. Это кровоточит в моём подсознании, демоны захватили его, манипулируя этим голосом; мой разум находится в плену из-за слов, которые мне не принадлежат, но мой разум убеждён в обратном.

Нахмурившись, приподнимаю брови, когда воспоминания, которые я не хочу помнить, всплывают в глубинах моего подсознания. Покачав головой, я пытаюсь прогнать их, но мне не удаётся сделать это и образы прошлого всплывают в моей голове. Так бывает не всегда, просто иногда эти образы появляются. Некоторые их этих секретов усовершенствовались и родились в темноте этой спальни. Я помню, как опустошалось моё тело от тёплой жидкости, стекающей на коврик моей комнаты. Я помню руки, мужские пальцы, стирающие мой пот на коже, утешая. Приторный одеколон, слишком пьяное дыхание, когда он наклонился, чтобы…

— Эйли, мама велела передать тебе, что завтрак стынет! — звук голоса со звуком стука в дверь прерывают мои воспоминания. Моргаю несколько раз, чтобы прийти в себя. Я слышу стук копыт отступающих демонов, и это значит, что они заберут с собой в пропасть и мои секреты тоже. На данный момент. На какой-то короткий период. Но они всегда возвращаются.

Хватаю свой кардиган и проскальзываю в него, когда иду в сторону двери, чтобы открыть её. Человек по ту сторону двери для меня всегда желанный. Сара пересекает порог и входит в мою комнату. У неё длинные руки и ноги, и хотя ей всего одиннадцать, она превышает мой рост на 5’5 дюйма. Таким ростом она явно пошла в своего отца, густые волнистые светлые волосы, тёмно-синие глаза и овальное лицо как у Рейчел. Сара ребёнок Рейчел и Тима, которого они так сильно хотели, но завели спустя год, после того, как взяли меня. Это их биологический ребенок. Моя сводная сестренка. Но знаете, она мне словно родная сестра, потому что, несмотря на то, что мы не связаны между собой, у нас есть много общего. Например, книги, которые она сейчас просматривает на высокой книжной полке, расположенные над моей кроватью. У меня заняло восемнадцать лет, чтобы насобирать эту мини-библиотеку, но я всегда рада поделиться ею с этим маленьким ненасытным читателем. Знание о том, что вместо детских книг, Саре нравятся Сэйлинджер, Стейнбек и Оруэлл — делает меня счастливой. Я люблю те моменты, когда после прочтения очередной книги, мы сидим рядом и делимся своими впечатлениями. Она просто блестящая маленькая девочка. Она счастливая… правильная. И пока я оцениваю её, ко мне прокрадывается не очень хорошая мысль. Пробегаясь взглядом вверх-вниз по её фигуре, укрытой платьем, которое выбрала для неё мать, мне становится интересно, не фальшивое ли это счастье, которое она излучает. Такая же маска, которая надета на мне. Хранит ли она секреты под этими веснушками на своей коже? Она такая же, как и я?

Сейчас не время думать о таком. Я часто задаюсь вопросом, что если и ей тьма принесёт дьявола в дверном проёме. Я была всего на год старше неё, когда он пришёл ко мне. Но тогда я поняла, что я не его кровь и плоть. Я всего лишь малышка, которую они взяли на попечение. Его цветущий маленький цветочек, даже сейчас, в возрасте восемнадцати лет.

— Ты прочитала Великого Гэтсби? — спрашиваю, чтобы отвлечься от мыслей в своей голове, за которыми следуют образы. Мои волосы по-прежнему влажные, и я задаюсь вопросом, стоит ли мне их высушить феном, который подключён только к единственной розетке в этой комнате. Я буду вынуждена смотреть на своё отражение, и хотя мне хочется этого избежать, знаю, что если не сделаю этого, то Рейчел сделает замечание. Мне не хочется нагнетать обстановку.

Она поворачивается ко мне с улыбкой и милой ямочкой на лице, говоря:

— Почти. Но я хочу начать ту книгу, которая понравилась тебе.

— Гордость и предубеждение, нижняя полка, — говорю я, направляясь в другой конец комнаты, чтобы взять фен с туалетного столика. — Это одна из моих любимых, — отвечаю мягко.

Кажется, это неизбежно, и мой взгляд скользит по зеркалу, заставляя меня мельком увидеть себя. Несочетающиеся глаза — один светло-голубой, второй коричнево-зелёный, смотрят на меня с унылого, овального лица, что ещё раз доказывает мою странность. Мне просто интересно, от кого из родителей я унаследовала такие глаза. Тут нечему удивляться. Я иногда думаю о них, особенно в такие моменты, когда смотрю на себя в зеркало. Бледность моей кожи передалась мне из-за смешанной креольской крови, я уверена, именно по этой причине, Рейчел и Тим взяли меня к себе. Я похожа на них. Мой бледный тон похож на их. И таким образом это делает некоторые вещи для них проще. Я бы даже сказала, удобнее. Более приемлемыми. И совсем не важно, что моя мать была родом с островов Кабо-Верде и креольского происхождения, в то время как мой отец был мулатом из Луизианы. Мы никогда не говорили об этом. Так же мы не говорили о местонахождении моих родителей, живы они или нет. Моё чёрное происхождении является тем, что они не хотят замечать.

Я не знаю, как мои родители встретились, но они явно завели ребёнка будучи слишком молодыми, и я до сих пор ничего о них не знаю. Я случайно узнала об их происхождении, когда мне было четырнадцать. Моё личное дело было спрятано в заднем ящике шкафчика Рейчел и Тима. Я помогала ей убирать и вдруг нашла коробку. Помню, как открыла её без особых раздумий и нашла там документы с историей моего происхождения.

Отгоняя эти мысли, я снова смотрю на своё отражение. Ненавижу смотреть на себя, потому что боюсь взгляда этой девушки. Взгляда хрупкого, бесхребетного призрака девушки, которая боится своего собственного отражения. Я вижу её сейчас в этих гетерохроматических глазах. Прямо над этими глазами, обрамлёнными чёрными густыми ресницами, находятся брови цвета бронзы. Небольшой, слегка вздёрнутый вверх носик даёт иллюзию, что я считаю себя лучше, чем мир, но в действительности это не так. Мой рот образует некую гримасу, когда я думаю о том, насколько низка моя самооценка.

— Нашла. Могу я взять эти две? — Сара снова вытягивает меня из трясины моих мыслей, и я с благодарностью и тёплой улыбкой оборачиваюсь к ней. Кроме книги «Гордость и Предубеждение» она взяла книгу Джейн Остин «Разум и чувства».

— Да, конечно. Мы поговорим о них, когда ты прочтёшь.

Она весело улыбается, и когда начинает мяться на месте, я понимаю, что она хочет, чтобы я спустилась вниз вместе с ней.

— Иди вниз. Я скоро приду, мне ещё нужно досушить волосы и захватить свою библию.

Она кивает.

— Не задерживайся тут долго, ты же знаешь, как папа не любит ждать.

Да, знаю. У него отличная память на некоторые вещи, и он не может держать свою нервозность под контролем. Пунктуальность, он требует её от всех членов семьи, и в прошлом невыполнение этого правила имело отрицательные последствия. Сейчас синяки от ошибок зажили, но они оставили уродливые шрамы под поверхностью моей кожи.