Глава вторая

ЗЕЛЕНАЯ ЛЕНТА

Как-то после урока Илюша подошел к Аниной этажерке. Она была полупуста. На верхней полочке рядом с учебниками лежали беспорядочной кучкой старые романы Шеллера-Михайлова, комплект журнала «Нива» за 1903 год и растрепанная по листочкам «Княжна Джаваха» Чарской.

— Однако и литература у вас, — усмехнулся Илюша, поворошив книжки и бросая их обратно на этажерку.

— Это я прежде читала, — смутилась Аня.

— А теперь?

Аня потупилась:

— Теперь мало как-то приходится читать…

Илюша ушел, не сказав больше ни слова, а на другой день пришел с толстым томом сборника «Фиорды» за пазухой.

— Не читали? — спросил он, кладя книгу на стол и потирая набитые ветром и морозом щеки.

— Нет, не читала, — откликнулась Аня, вдыхая принесенные Илюшей холодок и свежесть.

Она расправила загнувшиеся уголки серой обложки сборника. Обложка была шершавая и холодная. И то и другое было приятно Ане.

— Почему книжка так называется — «Фиорды»?

— Это сборник скандинавских писателей. Интересно пишут. Красиво. Вот увидите сами. Теперь все ими увлекаются.

Он задумался на минуту. Потом решительно отодвинул книгу:

— А сейчас давайте займемся другим сборником.

Илюша взял с края стола сборник алгебраических задач и раскрыл его.

Они сели заниматься. От неё пахло глицериновым мылом. Он сказал:

— Вы делаете замечательные успехи.

Она порозовела и нагнулась над тетрадкой. Полтора часа занятий прошли совсем незаметно.

— А ведь, в общем, математика совсем не такая скучная материя, как о ней думают? — спросил он, поднимаясь из-за стола и весело блеснув красивыми темно-карими глазами.

— Конечно, — тотчас согласилась Аня, — вовсе не скучная.

Она проводила Илюшу до дверей, потом долго стояла, прислушиваясь к топоту его шагов, к хлопанью дверей внизу. Потом, когда всё в доме снова затихло, Аня медленно прошла по комнате, встала возле стола, закинула за голову руки, подняла к потолку глаза и улыбнулась.

— Вовсе не скучная, — сказала Аня вслух и опустила глаза на потрепанный задачник. Рядом лежала принесенная Илюшей книжка. Аня взяла её в руки и перелистала несколько страниц: «…сын мельника шел и думал… он свернул и спустился к плотине. Мельница работала».

Она захлопнула книгу. «…Мельница работала…» Что ж тут красивого? Разве так пишут о красивом?

Она задумалась, прилегла на подушку теплой щекой. Ей было хорошо. Ей не нужны были книги. Они ничего не могли прибавить к тому, что наполняло Аню. Раздевшись и свернувшись калачиком в постели, она почти мгновенно уснула. Ей снились легкие сны — зеленая текучая вода, потом бронзовый Ломоносов, стоящий перед губернаторским домом. Вместо лиры у него была в руках книга. Он протягивал её коленопреклоненному ангелу и говорил:

«А ведь, в общем, математика совсем не такая скучная материя, как о ней думают».

Ангел кивал красивой головой в знак согласия и бережно принимал книгу в тонкие руки. На книге было написано: «Фиорды». На спине ангела меж крыльев лежала змеистая коса с вплетенной в неё широкой, цвета воды, лентой. Лица ангела не было видно. Аня старательно вглядывалась в него, но никак не могла рассмотреть… А потом всё смыла снова набежавшая река… Аня проснулась. Утро было свежее, ясное. Одеваясь, она пела. Ей было легко, весело. Она быстро шла по белым улицам, и ноги сами несли её вперед. В гимназии предстояла письменная работа по алгебре. Казакова крестила под партой тетрадь.

К Ане подошла классная дама:

— Торопова, что это на вас за лента? Вы первый день в гимназии? Вы не знаете, что следует носить в косе коричневую ленту?

— Мне хотелось… — пролепетала Аня.

— Что вам хотелось? — строго переспросила классная дама.

— Извините, — сказала Аня приседая, как полагалось это гимназисткам.

Классная дама повернулась и вышла. Петрушкевич скорчила ей в спину страшнейшую гримасу. Аня, забыв обо всем, стояла посреди класса. Вошел Димитрий Сергеевич. От него попахивало водкой. Аня села на свою парту.

— Итак, — сказал Димитрий Сергеевич, подходя к доске и беря в руки мел. — Мы имеем уравнение…

Казакова, испуганно округлив глаза, раскрыла под партой учебник алгебры. Зашуршали синие обложки тетрадей.

Аня раскрыла тетрадь и начала было списывать с доски заданное уравнение. На первой же строке, однако, иксы и стоящие перед ними коэффициенты как-то странно затуманились, и сквозь них проступило лицо бронзового ангела, которое Аня напрасно силилась разглядеть во сне, которое напрасно старалась представить себе целое утро… Теперь черты его вдруг стали определенны и явственны. Она наконец узнала его. И это уже было не бронзовое лицо небожителя, а живое, розовое от мороза и ветра лицо с темно-карими глазами. От него исходили приятный холодок и свежесть…

Приходя на урок, Илюша растирал озябшие руки и щеки. Так было и в тот вечер после классной работы по алгебре. Он стоял перед столом и растирал щеки. Потом увидел, что «Фиорды» всё ещё лежат на столе, и, кажется, там же, где он их оставил в прошлый свой приход.

— Ну, как? Прочли что-нибудь из сборника? — спросил он и взял книгу в руки.

— Нет ещё, — ответила Аня, садясь за стол, и поспешно прибавила: — Я начала уже…

— Начали и вам, верно, скучно показалось? — усмехнулся Илюша несколько снисходительно и поглядел на Аню сбоку. Она почувствовала на себе его взгляд и ещё ниже склонилась над столом.

Начался урок. А когда он кончился и Илюша ушел, Аня тотчас схватила книгу. Рядом лежала физика. Бойль и Мариотт ждали своей очереди — уроки на завтра ещё не были приготовлены. Они так и остались неприготовленными. Бойль и Мариотт нынче не дождались своей очереди. Ане было не до них. В руке ещё жила приятная боль от неловкого и крепкого рукопожатия. Этой рукой Аня перелистывала серые книжные страницы. Они казались иными, чем третьего дня. А слова были всё те же: «мельница работала… сын мельника уехал…» — скупые и неяркие, как северное ночное солнце. Аня знала это голубоватое солнце белых ночей… Она выходила ночью на берег и садилась у самой воды. Река была огромной и спокойной. Всё вокруг было огромным и спокойным. Мерцающий воздух белой ночи, камни, дома и дальний берег Двины стояли в бледной невидимой сетке, и в то же время всё виделось необыкновенно четко, как не виделось днем.

Над книгой стояло голубоватое северное солнце. Аня не отрывалась от книги до рассвета. Она терзалась вместе с героиней её трудной и мучительной любовью; она плакала горькими слезами над её предсмертным письмом. И под утро с мокрыми от слез глазами списала из книги в свою общую тетрадь: «…что такое любовь? Ветерок, шелестящий в розах, нет, золотое свечение крови. Любовь — это адская музыка, заставляющая плясать даже сердца стариков. Она словно маргаритка, распускающаяся у дороги с наступлением ночи, и она словно анемон, закрывающийся от дыхания и умирающий от прикосновения.