Организация фем, таким образом, может быть отнесена к попытке Ираклия милитаризировать империю под влиянием персидской опасности. Ему удалось воплотить, насколько это вообще известно, реорганизацию только Армении. Блестящая победа над Персией, приведшая к возвращению Сирии, Палестины и Египта, создала срочную необходимость реорганизации в этих провинциях. У Ираклия, однако, не было времени выполнить эту задачу, потому что очень быстро он потерял эти территории, перешедшие к арабам. Персидская опасность была ликвидирована, однако новая, более страшная опасность, выросла вместо нее. Преемники Ираклия, следуя его инициативе, создавали военные округа (позже названные фемами) против арабов. Вместе с тем, императорами руководило возрастание славянской и болгарской опасности на севере империи.

Вот почему эти принципы защиты и обороны были распространены на Балканский полуостров и Грецию.

В этих военных округах и экзархатах гражданские власти не сразу и не во всем заменялись военными властями. Гражданская администрация, гражданские провинции (эпархии) продолжали существовать при новом порядке в большинстве округов. Военные, облеченные полнотой власти ввиду внешних опасностей, упорно делали самих себя все более и более полновластными в гражданских делах. «Семена, посаженные Ираклием, – заметил Э. Штайн, – прекрасно взошли»[540].

Ираклий оставил определенный след и в византийском законодательстве. В опубликованном собрании «Новелл» его время представлено четырьмя, имеющими отношение к разнообразным проблемам, так или иначе связанным с церковью и датированными промежутком от 612 до 629 года. В источниках есть известные признаки существования других законов Ираклия, не сохранившихся полностью, но следы которых имеются. Есть даже возможность доказать, что некоторые из этих законов были восприняты и введены в законодательство германцами на западе и арабами на востоке. Это, по меньшей мере, может быть доказано для некоторых законов, посвященных чеканке монет, официальным печатям и публичным документам[541].

Смута 711—717 годов

Три случайных императора, появившихся в течение шести лет на византийском престоле после Юстиниана II, Вардан или Филиппик, Анастасий II и Феодосий III, были один за другим низложены. В государстве царили безначалие и смута. Вардан своим монофелитством нарушил мирные отношения с Римом. Однако Анастасию удалось восстановить мир с папой. Особенно неудачны были внешние дела: болгары, мстя за смерть дружественного им Юстиниана, дошли до Константинополя; арабы, упорно продвигаясь сухим путем по Малой Азии и водным по Эгейскому морю и Пропонтиде, также грозили столице. Империя снова переживала критический момент, подобный времени перед переворотом 610 года. Снова империи был нужен энергичный и талантливый человек, который мог спасти ее от почти неминуемой гибели. Такой человек нашелся в лице стратига фемы Анатолики Льва, имевшего за собой многочисленных сторонников. Слабый Феодосий III, чувствуя полное свое бессилие перед надвигавшейся страшной опасностью, сложил с себя императорский сан, и Лев, даровавший ему жизнь, вступил в 717 году в торжественном шествии в Константинополь, где и был коронован патриархом в храме Св. Софии на царство. Военная власть, получившая столь широкие полномочия в фемном устройстве империи, дала последней императора в лице стратига фемы Анатолики, Льва.

Литература, просвещение и искусство

В том, что касается литературы и искусства, период с 610 по 717 год является самой темной эпохой за все время существования империи. После многогранной деятельности предшествующей эпохи, творческая, созидательная деятельность кажется умершей полностью. Основной причиной творческого бесплодия этого периода являлись, как можно думать, политические условия существования империи, которая вынуждена была направлять все силы на защиту от внешних врагов. Персидское и позже арабское завоевание культурно развитых и продуктивных в интеллектуальном отношении восточных провинций – Сирии, Палестины, Египта и Северной Африки, арабская угроза Малой Азии и даже самой столице, аваро-славянская угроза Балканскому полуострову – все это создавало практически невозможные условия для любой интеллектуальной и художественной (artistic) жизни. Неблагоприятные условия преобладали не только в провинциях, отторгнутых от империи, но и в тех, что продолжали являться ее частью.

За все это время Византийская империя не имела ни одного историка. Только дьякон Св. Софии Георгий из Писиды (провинция в Малой Азии), который жил при Ираклии, описал в гармоничных и правильных стихах военные кампании Ираклия против персов и авар. Он оставил три исторических сочинения: 1) «Об экспедиции императора Ираклия против персов»; 2) «О нападении авар на Константинополь в 626 году и их поражении в результате вмешательства Богородицы»; 3) «Ираклиада» – панегирик императору по случаю окончательной победы над персами. Среди других сочинений полемического, элегического и теологического характера мы можем выделить «Гексамерон» («Шестоднев»), своего рода философско-теологическую дидактическую поэму по поводу сотворения мира с намеками на современные автору события. Это сочинение, затрагивающее излюбленные сюжеты христианских писателей, распространилось за пределы Византийской империи; к примеру, русский перевод был сделан уже в XIV веке. Поэтический гений Георгия Писиды был оценен и в последующие века. А в XI веке знаменитого византийского ученого и философа Михаила Пселла даже попросили решить вопрос – «Кто был лучшим стихо-писателем (writer of verse) – Еврипид или Георгий Писида?» Современный научный мир расценивает Георгия Писиду как лучшего византийского светского поэта[542].

Среди хронистов были Иоанн Антиохийский и анонимный автор Пасхальной Хроники. Иоанн Антиохийский, который жил, вероятно, во времена Ираклия, писал всемирную хронику от Адама до смерти императора Фоки (610). Ввиду того, что сочинение дошло до наших дней только во фрагментах, среди ученых были долгие дискуссии об идентификации автора. Иногда его даже идентифицировали с Иоанном Малалой, который также был родом из сирийской Антиохии. Однако, как показывают сохранившиеся фрагменты, сочинение Иоанна Антиохийского значительно превосходило труд Малалы, так как оно не рассматривает всемирную историю с узкой точки зрения уроженца Антиохии, а имеет поэтому более широкий взгляд на историю. Автор демонстрирует также более искусное использование источников, относящихся к ранним периодам. Также во времена Ираклия неизвестный священнослужитель составил так называемую Пасхальную хронику, которая хотя и представляет из себя не более чем перечисление событий от Адама до 629 года, содержит некоторое количество интересных исторических замечаний. Основное значение этого компилятивного труда заключается в определении использованных источников, а также в той части, которая посвящена современным автору событиям.

В области теологии монофелитские споры VII века, как монофизитские споры предшествующих времен, обеспечили подъем весьма разнообразной литературы, которая, конечно, не очень хорошо сохранилась, осужденная соборами VII века и предназначенная судьбой к ранней гибели, подобным образом, как это происходило с монофизитскими писаниями. Об этой литературе можно судить почти исключительно на основании актов шестого Вселенского собора и на основании сочинений Максима Исповедника, который цитировал фрагменты не дошедших до нас сочинений в процессе их опровержения.

Максим Исповедник был одним из наиболее значительных византийских теологов. Будучи современником Ираклия и Константа II, он являлся убежденным сторонником православия в течение периода монофелитских споров VII века. За свои убеждения он был посажен в тюрьму и, после многочисленных попыток, сослан в далекую кавказскую провинцию Лазику, где он оставался до конца своих дней. В своих сочинениях, посвященных полемике, экзегезе Писаний, аскетизму, мистицизму и литургике, он отразил в основном влияние трех знаменитых отцов церкви – Афанасия Великого, Григория Назианзина и Георгия Нисского, – а также мистические взгляды так называемого Дионисия Ареопагита (Псевдо-Ареопагита), широко распространенные в Средние века. Сочинения Максима имели большое значение для развития византийского мистицизма. «Сочетанием сухого спекулятивного мистицизма Дионисия Ареопагита, – писал один из современных исследователей Максима, – с живыми этическими проблемами созерцательного аскетизма блаженный Максим создал живой тип византийского мистицизма, который проявлялся в многочисленных трудах последующих аскетов. Он, следовательно, может считаться основателем византийского мистицизма в полном смысле слова»[543]. К сожалению, Максим не оставил систематического изложения своих взглядов и их нужно выводить из его многочисленных писаний. Помимо его теологических и мистических сочинений, Максим оставил большое количество интересных писем.