— Наверно.

Он вышел из-под навеса, взобрался на помост, возвышавшийся слева от лавки, и принялся осторожно переставлять большие горшки и тазы, составлявшие основную массу дешевых товаров Мамаши Мастифф, чтобы освободить место для работы.

Зрителей он приманивал простым и устаревшим способом. Вытянув из кармана четыре шарика — брана, он начал жонглировать ими. Их отливали из сока дерева, росшего только в экваториальном поясе Мотылька. При рассеянном ультрафиолетовом свете солнца они пульсировали слабым желтым светом и идеально подходили для его нужд, будучи твердыми и одинаковой плотности. Начала собираться небольшая толпа. Теперь он добавил пятый шарик и начал варьировать упражнение, кидая их за спиной, не нарушая ритма. Слух расползся, словно невидимые щупальца, притягивая одного здесь, другого там, с краев перетасовывавшегося скопища народу. Вскоре возник небольшой островок зевак. Он тихо прошептал дракончику, почти погребенному в теплом меху:

— Пошел, приятель.

Пий размотался с плеча Флинкса, расправляя во всю ширь свои перепончатые кожаные крылья. Несмотря на его редкость, толпа узнала смертельный силуэт и отпрянула. Змей взвился в воздух и исполнил искусный спиральный спуск, обвившись вокруг головы юнца, словно корона. Затем он принялся ловить каждый шарик и подбрасывать его высоко в воздух, меняя форму, но не ритм. Непрерывная флюоресцентная линия стала чертить более сложный узор. Это новшество приветствовала легкая рябь аплодисментов. Жонглеры в Дралларе являлись более чем обычным зрелищем, но такой молодой, столь умело работавший с ядовитой рептилией, — нет. На помосте приземлились несколько монет, с металлическим звоном отскакивая от металлических тазиков. Новые аплодисменты — и новые монеты, когда змей запустил все пять шариков, один за другим, в корзину позади помоста.

— Благодарю вас, благодарю вас, господа! — театрально поклонился Флинкс, думая теперь о гвозде номера. — А темерь вам на просвещение, удивление и уведомление… и за небольшой гонорар (легкий смех) я попытаюсь ответить на любой вопрос, любой вопрос, каким кто-либо из зрителей, безотносительно к его расе или месту происхождения, захочет испытать меня.

Раздался обычный скептический ропот собравшихся и немало скучающих вздохов.

— Вся мелочь в моем кармане, — выпалил коммерсант в первом ряду, — если ты сможешь сказать, сколько ее там!

Он усмехнулся среди нескольких нервных смешков из глубины толпы.

Флинкс проигнорировал сарказм в его голосе и спокойно стоял, плотно закрыв глаза. Не то, чтобы это требовалось. Он мог работать ровно хорошо и с широко открытыми. Это было образчиком чистого циркачества, которого, кажется, всегда ожидали толпы. Почему они ожидали, что он будет смотреть внутрь себя, когда ему требовалось смотреть снаружи, оставалось для него вечной загадкой. Он не имел никакого представления о том, как приходили к нему ответы. В одну минуту у него в голове царили пустота и туман, а в следующую… иногда… появлялся ответ. Хотя «появлялся» тоже не совсем верное слово. Он много раз даже не понимал вопросов, особенно когда Задавали их не люди. Да и ответов не понимал.

К счастью для зрителей, это не составляло никакой разницы. Он не мог дать обещанных истолкований. Вот!

— Дорогой сэр, у вас в кармане четыре десятых кредита и две сотых… и ключ, дающий вам доступ в некий клуб, где…

— Хватит, хватит! — неистово замахал узловатыми руками коммерсант и неловко поглядел на тех в толпе, кто стоял поближе к нему. — Это подойдет! Я убедился…

Он порылся в кармане и извлек пригоршню мелочи, затолкав злополучный ключ обратно в карман, подальше от глаз любопытных, желавших поглядеть на него поближе. Он начал считать монеты, а затем рассеянно остановился с ошеломленным выражением лица.

— Клянусь бурлящим приливом Пали, этот щенок прав! Сорок две сотенных. Он прав!

Он передал монеты и ушел, что-то бормоча про себя.

Флинкс по опыту определил настроение толпы. Вера и насмешка качалась на весах примерно вровень. Имелись, естественно, и такие, которые подозревали, что коммерсант служил подсадной уткой. Они полагали, что он сыграл свою роль убедительно.

— Полно, полно, господа! У нас здесь какая-то детская игра. Наверняка среди вас найдутся существа с вопросами, какими стоит испытать мое простое искусство?

Существо в задних рядах толпы, киллип в полном послебрачном оперении, вытянул вперед свою тонкую страусиную шею и спросил высоким, писклявым голосом:

— В каком лете-месяце появятся на свет мои птенцы?

— Искренне сожалею, сэр, но этот вопрос связан с будущим, а я не ясновидящий.

Существо удрученно вздохнуло и приготовилось покинуть сборище. У многих тоже, кажется, появилось намерение уйти вместе с орниторпом. И Флинкс поспешил добавить:

— Но я горячо надеюсь, что все пять ваших птенцов окажутся удачными!

Удивленный киллип круто обернулся и выпучил глаза.

— Как вы узнали, какое число в моей кладке?

Разволновавшись, он заговорил на родном языке, и соседу пришлось напомнить ему, чтобы он перешел на симворечь.

— Я сделал своим правилом не раскрывать профессиональных секретов.

Флинкс зевнул с рассчитано преувеличенной скукой.

— Бросьте, господа, задавайте настоящий вопрос.

Мне быстро становится скучно. Чудес я, однако, производить не могу, да и в любом случае они быстро приедаются.

К сцене настойчиво проталкивались два человека, рослых мускулистых парней. Тот, кто находился слева от Флинкса, носил очки не ради их древней терапевтической ценности, а потому что в каких-то текущих модных кругах это считалось чем-то вроде увлечения. Он протянул кредитную карточку.

— Ты можешь принять этим, мальчик?

Флинкс едва удержался от язвительного ответа на «мальчик», но достал картомер.

— Безусловно, сэр. Задавайте свой вопрос.

Очкастый открыл было рот и остановился.

— Откуда я знаю, сколько тебе заплатить?

— Я не могу устанавливать цены на свои ответы, только на ваш вопрос. Стоимость его на ваше усмотрение, сэр. Если я не дам ответа, то переведу ваши кредиты обратно вам.

Он показал на плечо, где бдительно покоился мини-дракончик.

— Мой приятель, кажется, очень чувствителен к эмоциональному состоянию других. Даже больше, чем я сам. Жулик, например, излучает нечто такое, к чему он особенно чувствителен. Меня редко обжуливают.

Очкастый невесело улыбнулся.

— Интересно, почему?

Он набрал на карточке нужную сумму и снова протянул ее.

— Сто кредитов подойдет?

Флинкс быстро подавил свою реакцию. Сто кредитов! Это же больше, чем он иногда заколачивает за месяц! У него возникло на миг искушение снизить цифру, но удержала мысль о том, как будет смеяться Мамаша Мастифф, если прознает об этом. Особенно после его замечания о ее ценах этим утром. Затем он напомнил себе, что очкарик сам установил цену и сам-то себя наверняка не обманывает. Он прозондировал его, но не смог заметить никаких следов юмора — так же, как и у его спутника. Совсем наоборот. И еще он не слышал вопроса. Что, если он не сумеет ответить на него?

— Э, ста кредитов будет вполне достаточно, сэр.

Очкастый кивнул и сунул карточку в маленький черный картометр. Компактная машина тихо загудела, и на крошечном диске со щелчком появилась сумма — единица — ноль — ноль. Возникла короткая пауза, а затем она снова зажужжала и наверху загорелся яркий красный огонек. Он отмечал, что такая-то сумма номер карточки такой-то соответствовала набранной сумме и что сто (100) кредитов переведены на счет некоего Филипа Линкса (имя, под которым он фигурировал в городских ведомостях) в Королевский Банк суверенной республики Мотылек. Флинкс вернул на место картометр в сумку и снова посмотрел на двоих ожидающих.

— Задавайте свой вопрос, сэры.

— Мы со спутником ищем одного человека., друга… Мы знаем, что он находится где-то в этой части города, но покамест нам не удалось встретиться с ним.