лицо и она стоит настолько близко, что все, что я могу сделать, чтобы сдерживать себя –

это смотреть. Каждая клеточка внутри меня кричит, что она та единственная. Она моя.

Ее глаза наполняются слезами.

– Джонатан Рихтер... парень, который подвозил нас... о боже. Я была такой идиоткой. Я не

знаю, кому верить.

Ради нее, когда я встречусь с этим ублюдком, я преподам ему невероятно жестокий урок

того, что значит разрушить доверие.

– Позволь мне помочь. – Я протягиваю к ней руку. – Кса. Я никогда ничего не делал, что

могло бы навредить тебе. Я клянусь могилой своей матери, я бы никогда тебя ни с кем не

стал делить. Норт солгал. Прошлой ночью ты спросила про твоих бабушку и деда. Я

должен был поделиться своими подозрениями. Ты права, что–то назревает. На данный

момент у меня нет ответов. Ты должна понять, на Холме есть люди, которые смотрят на

мир и готовы делать все для кого угодно, чтобы получить то, что они хотят. Все слишком

обесценено. Они продают себя... еб*ь, они украдут все что угодно, чтобы остаться здесь.

Быть здесь. Это не то, что я хочу, до тех пор, пока дело не касается тебя и ты не

становишься частью сделки. Мы можем уйти. Сегодня. Скажи только слово.

– Ты сделаешь это? Уйдешь? – Ее лицо напрягается, наполненное болью и все это из–за

моей жажды владеть ей.

Тотчас, я вижу что я сделал. Правда ошарашивает меня и я чувствую, как стены вокруг

меня начинают сжиматься.

– Я бы. Или... – я сглатываю и понимание озаряет меня, взрывается внутри меня. Я не

могу заточить в клетку единственного хорошего человека, который повлиял на мою жизнь.

Я не могу «связывать» Кса.

Я не могу владеть ее душой.

Но я не могу не любить ее. Этого достаточно, чтобы освободить ее.

– Или ты можешь бросить меня. Я не хочу, чтобы ты так поступила, но я бы предпочел

видеть тебя за сотни миль отсюда, если это будет означать, что ты будешь счастлива.

Разорвать твою связь со мной и этой жизнью. Подальше от этой тьмы, которая живет во

мне.

– Беннетт, я не хочу уходить от тебя. – Ее голос звучит невероятно мягко, сладко, а

изысканная мука пронзает мое сердце, одновременно разрывая и излечивая меня. – Я хочу

то, что у нас есть, – шепчет она, подходя ко мне, в то время как я двигаюсь к ней, окутывая

ее своими объятьями.

У нас с ней настолько буйные и нетривиальные отношения, насколько они могут быть.

Боль переплетается с удовольствием, грех с сексом. Ее горящий, небесно–синего цвета

взгляд, полон невыплаканных слез, которым она смотрит на меня, словно я часть ее. Кса...

Я невероятно сильно люблю ее и я никогда не говорил ей этого. После того, как меня

похитили, я никогда и ни одному человеку не говорил, что я люблю его. Мое сердце

замерзло... онемело, пока эта женщина не вошла в мою жизнь и не поставила меня на

грань и теперь я на краю, и как раз наступило время, чтобы рассказать все начистоту.

Наклонив ее за подбородок, я изливаю свое сердце, произнося:

– Я люблю тебя, Кса.

Может ли человек воскреснуть от того, как другой человек смотрит ему в глаза? Если это

так, то сегодня я переродился. Находясь в ее руках и то, как она пропускает мои волосы

сквозь свои пальцы, дергает, плачет, улыбается. Я склоняю голову, прижимаясь лбом к ее,

обхватывая руками ее за бедра. Я уверен, с ней я свободен.

– Вы всегда знаете, что сказать. Не так ли, Сенатор?

Я поднимаю взгляд и смотрю в ее глаза.

– Не совсем. Я должен был сказать тебе это раньше. Детка, ты нужна мне в моей жизни.

– Насколько сильно, сэр?

– Настолько, чтобы признать, что ты мой лучик света в испорченном мире. И это вовсе не

уловка, чтобы залезть тебе в трусики. Это правда.

– К твоему сведению, это даже хорошо, что ты хочешь залезть мне в трусики. – Она

прижимается своими губами к моим и ее поцелуй – это ответ на мой вопрос.

Позади нас слышится шум, доносящийся из приемной.

– Давай, шевелись, ублюдок!

– Дерьмо, похоже, что Брук устраивает там разнос, – говорит Ксавия, дергая меня за руку.

Мы оба направляемся к двери ее кабинета и сталкиваемся с ее подружкой и незнакомцем,

волочащим Рихтера за воротник. Под одним его глазом виднеется синяк, который начинает

уже опухать, а около губы тонкая струйка засохшей крови, этот уеб*к не понимает, как ему

повезло от того, что он избежал Арчера, который хотел его схватить.

– Хотите поговорить с ним? – Спрашивает Брук.

Кса вздрагивает.

– Господи, ты слегка перегнула палку.

– Не–а. Он вполне согласен с этим. Я сказала этому тупому идиоту, что я удостоверюсь,

что он больше не напишет ни одного слова, если не пойдет с нами. Он согласился, что

расскажет тебе все в лицо, все точь–в–точь, что он сделал.

– Позволь мне поговорить с ним, – отвечает Кса тихо. – Пожалуйста.

– Что ты хочешь знать? Все грязные подробности? – огрызается Рихтер.

– Зачем ты это сделал? – спрашивает она. – Зачем быть таким лицемером?

– Лицемерие... я не один такой. Это город двойных стандартов. Все вы здесь только по

одной причине. Это все из–за Брук. Ее вечеринка, на которой вы выступаете в качестве ее

маленьких питомцев. Бл*я, Кса. Когда дело касается ее, ты становишься никем иным как

человеком, кто нуждается в подачках. Вы двое–не друзья. Это позволяет ей чувствовать

себя хорошо..., словно она делает что–то, чтобы поможет делу. Ирония в том, что Кеннеди

слишком эксцентричные для любого мыслящего человека. Но какое это имеет значение?

Кса подходит к нему и хватает его за руку.

– Имеет! Мы с тобой были друзьями, и это...это дерьмо, которое ты вывалил – это плохое

оправдание тому, что ты сделал. Как ты мог разрушить нашу дружбу, как будто она ничего

не значит?

Он усмехается над ней.

– Мы не друзья. Не настоящие.

– Так получается, что... ты просто использовал меня? Это твоя отмазка! – кричит она на

него и я уже готов вступиться за нее. Нет, не стоит. Я напоминаю себе об этом снова. Мое

время для этого засранца скоро наступит.

– Ты все правильно поняла, милочка. Всех кого–то да используют. Особенно твою семью.

Это также касается и тебя, принцесса. Ты использовала меня с момента нашей встречи. Я

не твоя шестерка, Ксавия. – выплевывает он.

– Никто никогда не говорил, что ты ей являешься. – Она тычет ему пальцем в грудь и он

пятится назад, тут же парень, который пришел с Брук, приближается и хватает Рихтера за

горло, применяя к нему удушающий захват.

– Придурок, – рычит чувак, – если она хочет выбить из тебя дерьмо, то ты должен

смириться с этим. Поэтому, стой смирно.

– Мы закончили, – говорит измученно Кса. – Для меня ты умер, Джон. Ты сам выкопал

себе могилу. Я сомневаюсь, что какая–либо из газет захочет иметь с тобой дело.

– Все из–за тебя! – рычит он.

– Нет, Джон. Это все из–за твоей жадности. Твоей извращенной жажды денег и наживы,

статуса и власти.

Он вырывается и набрасывается на нее.

– Я не единственный с извращенным чувством морали.

Недолго думая, в ответ я толкаю его, становясь между ними, но в тот же момент Кса

задыхается от боли, как если бы этот уеб*к наконец задел ее за живое. Ей надо оборвать

все связи с этим хуесо*м и есть только один способ сделать это. Знает ли она, что этот

мудак спит с ее двоюродным братом.

– Следи за языком, Рихтер, – предупреждаю я его.

– Или что? Я знаю, что ты продажный, Стоун. Вся эта популярность. Почему Белый Дом

не займется тобой. Что, интересно, есть в твоем развратном шкафу, сенатор Перекати

Поле?

– Заткнись, мать твою! – кричит Кса, приближаясь к нему, замахнувшись кулачками.

– Давай. Ударь меня, – насмехается он над ней. – Я и твою задницу притащу в суд вместе с