Я только что возвратился тогда из своей первой заграничной поездки: вместе с большой группой артистов советского цирка мне выпала честь побывать на гастролях в Народной Республике Болгарии. И теперь, получив отпуск, торопился в родное село, спешил обнять близких, которых не видел уже около шести лет. Восемнадцатикилометровый путь от районного центра до Валамаза я специально решил проделать пешком, чтобы полюбоваться этими с детства любимыми местами.
С чемоданом в руке я брел уже третий час. И вдруг сердце забилось сильнее - вдали замаячила макушка церкви - передо мной был Валамаз. Церковь, которая уже много лет используется как склад зерна, стоит на окраине села, где протекает почти вся общественная жизнь моих односельчан. Рядом с церковью на той же обширной площади расположен клуб, поблизости - сельсовет, библиотека, медпункт, магазин. Сама же площадь - одно из самых излюбленных мест молодежи. Тут проходят все футбольные баталии, другие спортивные состязания, до которых у нас всегда было множество любителей.
...Вот, наконец, и Валамаз. Узнать его было непросто, не видно было почти ни одной старенькой покосившейся избушки. То есть быть-то они, конечно, были, но теперь рядом почти с каждой из них стоял новенький дом. Именно они, эти новые дома, высокие и светлые, определяли теперь облик села, придавая ему какой-то веселый праздничный вид.
"Похоже, что дела у односельчан идут неплохо,- подумал я, рассматривая эти добротные, на городской лад красиво отделанные дома.-- Ого, гляди-ка, теперь уже не только велосипед не в диковинку,- почти у каждого крыльца виднелся сверкающий лаком мощный мотоцикл. И не удивительно, ведь республика наша на всю страну славится превосходными, незаменимыми по проходимости мотоциклами. Знаменитый "Иж" попадается теперь в любом уголке Советского Союза, да и за рубежом мы нередко встречаем как старого и доброго приятеля этого своего двухколесного земляка."
В село я вошел с сильно бьющимся сердцем. В разгаре была уборочная. В воздухе стоял сплошной гул и грохот тракторов, комбайнов, автомашин.
"Здравствуй, Валамаз, здравствуй, милая моему сердцу родная сторона",- мысленно повторял я, приближаясь к дому. А вслух то и дело произносил:
- Здравствуйте, тетя Валя!
- Здравствуйте, Еремей Степанович!
- Виктор, здорово!
Так и шел, держа кепку в левой руке, а чемодан - в правой, раскланиваясь на обе стороны. А до моего слуха то и дело доносилось:
- Это кто ж такой?
- Да Ваня же, Агафьин сын.
Или:
- Так то ж Федора Кудрявцева меньшой...
Наконец, вот он - родной дом, что не раз снился
мне. На крыльце стояли отец с матерью. Мы крепко обнялись. Мать всплакнула, да и отец отворачивался несколько раз, причем плечи его предательски вздрагивали...
- Иди же, Тоня, вот наш гость и приехал!
Услышав это, из дома выбежала и кинулась мне на шею сестра. Следом и три брата появились. Вся семья была в сборе, не хватало лишь Анатолия - самого старшего брата. Увы! Его нам всегда будет не хватать - так и не вернулся он с войны...
Двухкомнатный домик наш, в котором я родился и прожил восемнадцать лет, показался мне сейчас хоть и по-прежнему уютным, но каким-то очень уж низеньким. Причину этого я быстро разгадал, увидев, что правый передний угол подгнил и почти на четверть осел. Но зато в пяти метрах от старого стоял почти совсем уже готовый красавец домик.
- Очень хорош,- искренне восхитился я.
- Не то, чтобы очень, но, одним словом, как у людей,- отец никогда не любил хвастовства, даже когда речь шла о каком-нибудь создании его старательных рук.- Пожалуй, через месячишко новоселье справим.
Не успел я умыться с дороги, как в дом наш повалили люди - родственники, сверстники, с которыми когда-то учились вместе. Некоторые из них чувствовали себя почему-то стесненно. Это выражалось в том, например, что ко мне обращались как-то очень уж официально, на "вы". Я сейчас же запротестовал:
- Не годится так среди друзей. Давайте, чтоб все как до моего отъезда было.
Вскоре от скованности и следа не осталось. Меня забросали вопросами - о цирке, о житье-бытье артистов, как работают дрессировщики, не опасная ли это профессия, что за нрав у моего медведя Гоши, как я его обучаю. Многие интересовались, где, в каких краях довелось мне побывать. Я еле успевал отвечать. Кто-то спросил:
- А ты, сказывают, и за границу ездил?
- Вот первый раз побывал...
- Где же?
- В Болгарии.
- Ну и как, интересно?
- Интересно, конечно. Люди там славные, работящие, добрые. К нам, русским, очень расположены, относятся задушевно, хорошо, но...
- Но что?
- Наверное, как в песне поется:
Хороша страна Болгария, А Россия лучше всех!
Это сказал Юра Возженников, старый мой товарищ, с которым мы в школе когда-то сидели на одной парте.
- Верно, Юра, совершенно верно. А помнишь, как мы с тобой в Ижевск подались?
- Конечно, помню...
И вспомнилось, как мы с Юркой летом 1950 года вместе отправились в Ижевск учиться. Юра держал экзамен в ремесленное училище, я - в агрономическую школу. Оба мы экзамены сдали, но мне учиться тогда не пришлось - мать отговорила. Очень уж ей не хотелось разлучаться со мной. Да и отец ее поддержал, не стоит, дескать, из родных мест уезжать. Пристроил он меня тогда заведовать нашим сельским магазином. Юра же остался в Ижевске.
И вот следующим летом приехал он на каникулы домой в Валамаз. Все мы, его приятели, чуть не лопнули от зависти, глядя на дружка. Был он по сравнению с нами весь какой-то сугубо городской в своей темно- синей форме, ловко облегавшей его стройную фигуру. Особенно завидно становилось, когда он, с необычайно независимым видом рассказывал о своей жизни в Ижевске, лихо размахивая правой рукой, в то время как кисть левой была засунута за ремень, обхватывавший талию. Ремень был черный, лакированный, с пряжкой, в центре которой четко выделялись две тисненые буквы РУ. Этот ремень казался нам символом какой-то исключительной доблести, чем-то вроде рыцарских доспехов, о которых мы, правда, имели весьма смутное представление.
Так или иначе, а я на этот раз твердо решил уехать в город. Юра горячо одобрил мою затею:
- Правильно,- поддержал он меня.- Знаешь, как там учиться интересно?! А потом, когда выучишься, можешь опять в Валамаз податься. Я вот тоже так думаю сделать.
До поздней ночи гуляли мы с приятелем, строя всевозможные планы нашей городской жизни. Мы решили после учебы в Ижевске обязательно вернуться в родное село, которому отдадим все свои знания и силы. Ведь мы возвратимся уже специалистами: Юра - механиком, а я - агрономом. Вместе с остальными нашими ребятами мы превратим село в замечательную сельскохозяйственную фабрику, где все производственные процессы будут механизированы и работа построена на строго научной основе. Дома для колхозников возведем такие же, как в городе,- высокие, светлые, удобные. Воздвигнем отличный клуб...
- Нет, Дворец культуры,- задумчиво произнес Юрий.- Такой, какого нет нигде,- со стеклянной крышей, чтобы вечером звезды на небе видны были, а днем чтобы солнце заливало...
- Чудак, а как же там кино показывать?
Но Юра не сдавался.
- Теперь, брат, это не имеет значения,- отпарировал он,- теперь есть дневное кино, понял - дневное. Пусть хоть как угодно светло - любую картину можно показывать. Уж я знаю.
Мне трудно было спорить с Юрой, с его авторитетными утверждениями. К тому же, признаться, идея стеклянной крыши показалась очень заманчивой: мне тоже захотелось, чтобы из нашего Дворца культуры были видны звезды, сверкающие в густой синеве вечернего неба. В ту ночь было твердо решено, что я еду вместе с Юрой в Ижевск.
Вечером 26 июня, ничего не сказав дома, чтобы не вызывать долгих объяснений с родителями, я отправился ночевать к Юре. Утром нам предстояло уехать на грузовике, шофер которого обещал довезти нас до Ижевска. Оттуда я решил написать родным о моем намерении. Однако мой уход из дома заметил ночной сторож. Он-то и сообщил матери, куда и с кем я направился. И утром, когда я проснулся у Юрия на сеновале, первый человек, которого я увидел, была мать, сидевшая рядом со мной. С грустью глядя на меня, она тихо сказала: