Его голос дрожит. Ника тушит окурок, все еще немного в шоке.

– Я предлагаю нам всем обсудить этот вопрос позже, братья возвращаются. Итак, выясняем, есть ли у них еще варианты, если нет, давим. Считаем, что договорились: летят двое. Я и Дима, я в роли директора, администратора, ассистента, секретарши, как угодно. Дима один не полетит.

Ника

США, Лос-Анджелес

Если бы вы знали меня лучше, то не поверили бы во все, что сейчас происходит. Да я сама бы никогда себе не поверила, даже если бы сама себе рассказала, например, в зеркало.

Начнем с того, что мир не знал более неподходящего человека для ведения переговоров, чем я. Навыков бизнеса у меня совершенно никаких, только несколько внятных семинаров в университете по этике делового общения, но это все теория! Тем более теория с русскими преподавателями, пусть и говорящими на английском языке, но голова-то у них заточена на русский лад.

Когда вернулись братья, я поставила им ультиматум: в Америку едут двое – я и Дима. Дима не будет брать никаких займов, и права собственности на песни остается за ним навсегда, а продюсерскому центру передаются лишь на время – пять лет. Продюсерский центр берет на себя полугодовое содержание нас обоих – помимо зарплаты, оплата квартиры, еды и пошлины на все документы. Чтобы додавить, мы с мальчиками встали и ушли, оставив братьев одних обсуждать условия. Мы договорились созвониться через несколько часов, но не успели даже доехать до дома Васи, как Брэдли Морган позвонил Диме и сказал, что продюсерский центр принимает его условия, с одной лишь оговоркой: мы все вылетаем завтра утром.

Услышав это, я отреагировала как надо: возмутилась, что мне нужно больше времени, чтобы все обдумать, в конце концов, если я соглашусь, то элементарно собраться, подготовить визу и документы, решить вопрос с квартирой, встретиться с родителями, напоследок закатить прощальную вечеринку – одним словом, я не готова! А сама тем временем уже прикидывала, есть ли у меня большой чемодан? Знаете, чем прекрасно быть худой? В один чемодан худышки могут сложить весь свой гардероб, потому что у них вещи как носовые платки! А у меня шатры – один другого шире!

Тем же вечером у нас состоялась встреча с консулом на предмет получения мультивизы в сокращенные сроки. Я не ожидала, что это будет так быстро и так легко. От нас не потребовалось ничего, кроме личного присутствия и загранпаспорта. Консул задал нам всего несколько вопросов, а потом ознакомился с несколькими документами: в частности, приглашением на работу от «Коннор Дистрибьюшн», гарантийным письмом о финансовом обеспечении, которое составил лично Джейкоб Коннор, договором аренды квартиры, в которой указаны как проживающие в квартире я и Дима (к тому же договор предоплачен на год). Вечером следующего дня курьер привез мой загранпаспорт со вклеенной в него визой на три года.

Утром мы вылетели в Лос-Анджелес. Из-за разницы во времени (в Лос-Анджелесе на одиннадцать часов меньше, чем в Москве) перелет в тринадцать часов занял больше суток. В девять утра, ошарашенные, раскладывали свои вещи в квартире, которую снял для нас продюсерский центр. Но об этом позже, сейчас самое главное это то, что случилось на приветственном ужине, который плавно перетек в самые важные в нашей жизни переговоры.

Мистер Коннор оказался дядькой в моем вкусе. Ему было слегка за шестьдесят, о чем гордились седые волосы. И в свои шестьдесят он был красив как бог! Мужественен, ухожен и самодостаточен, самый настоящий handsome man. Идеально подобранный костюм, блестящие ботинки, дорогие часы. При виде нас он улыбнулся истинной голливудской улыбкой, громко поприветствовал, пожал нам руки и усадил за столик.

– Поздравляю, мистер Морган, вам удалось невозможное! – сказал он горделивому Брэдли.

Мы ужинали в ресторане недалеко от нашей квартиры. Брэдли так торопил нас, что я не успела прочесть название на вывеске. Естественно, я вспотела, хотя перед выходом из дома приняла ледяной душ – все-таки это Лос-Анджелес, детка, тут и вечером гребаный зной. Не переставая улыбаться (мантра преподавателей: «ваша улыбка стоит ровно столько миллионов, сколько минут она играет на ваших устах»), я уселась в отведенное для меня кресло, и начался обычный около деловой треп: как долетели, как разместились, проблем с визой не было, понравился ли вам ЛА? К окончанию этого обсуждения (длился примерно минут пятнадцать) я была на взводе: я стеснялась попроситься в туалет, но ситуация была практически критическая – пот капал на ресницы.

В конце концов, когда очередная толстая капля скомкала на реснице грязно-снежный ком, я решила, что пописать – это вполне естественное желание любого человека, и стесняться стоит как раз того, что моя тушь недостаточно водостойкая. Все сидящие за столом (мистер Коннор, Дима, Брэдли и я), оживленно беседовали (кроме Димы, который молча слушал), никто не заметил (или сделал вид) моих мучений. Поэтому я в конце концов плюнула на амплуа девственницы, величественно встала из-за стола и грудным голосом сказала:

– Господа, прошу простить даму, я вынуждена вас оставить на пару минут.

Я не знаю, чего я ожидала от них, скорее всего, какой-то издевки, косого взгляда (мол, дома отлить не могла что ли), но ничего подобного. Мужчины меня поразили. Они уважительно кивнули, встали (включая Диму) и проводили меня взглядом. Надо же. Удаляясь, я виляла бедрами так, словно от ширины амплитуды зависел мой гонорар. В туалете первым делом я опустошила бак с бумажными полотенцами, подтирая пот на голове и лице; затем умылась и немного подсушила голову под сушкой для рук. Входящие в общий «вестибюль» туалета дамы не обращали на мои манипуляции никакого внимания, только мило улыбались и шмыгали в кабинки. Я зачесала волосы назад, стянула их резинкой, едва тронула помадой губы и вполне удовлетворенная своим внешним видом вернулась в зал.

Когда я подошла к нашему столу, я поняла, что первая моя ошибка была в том, что я их оставила. Пусть на несколько минут, но этого хватило, чтобы приветственное тепло погасло и воцарилось трагическое молчание. Меня приветствовали стоя, я поймала особый взгляд Брэдли. Дело плохо. Что случиться-то могло? Не мог же Дима за минуту что-то сказать такое, что все замолчали как на поминках? Я обворожительно улыбнулась и спряталась за меню, чтобы объяснить тишину. Мужчины подхватили мою идею, и мы увлеченно стали выбирать десерт. Мне пришлось согласиться на вишневый пудинг, хотя я слабо представляла себе, как буду его есть. Я ненавижу пудинг, но эта тема заинтересовала мистера Коннора, очевидно, любителя пудингов, потому что он долго перечислял все варианты, комментируя каждый, дав мне возможность подумать. Видимо, Димину замкнутость они восприняли как враждебность, потому что сдулся даже Брэдли. В глазах мистера Коннора читался упрек в адрес подчиненного: мол, что за немого ты притащил?! Когда заказ был сделан, я улыбнулась и сказала:

– Господа, прошу нас простить. Перелет дался нам крайне тяжело. В самолете Диму мутило, видите, до сих пор открыть рот не может. Но, собственно, поэтому здесь я. Я буду ртом, готовым на все!

И тут я поняла, что совершила вторую ошибку. Я спошлила, но решила сдержать марку, посему томно добавила:

– В пределах разумного, конечно, ах-ах-ах!

Мужчины немного оттаяли после моей шутки.

– Ах, не надо было десерта, – сказала я жалобливо, отложив меню. – Фигуру портить нельзя!

– Что вы Ника, у вас идеальная фигура, – влез со своими пятью копейками Брэдли.

Да, я, конечно, не самый топовый объект и мало пользуюсь популярностью среди мужчин, но бывали и у меня методы съема. А мальчик в себе уверен, я смотрю. С чего бы это? Неужто решил, что похож на своего сексуального братца, от одного вида которого беременеют женщины планеты? Ничего подобного, дорогой Брэдли, хоть ты мне и по сердцу пришелся, но сейчас ты оплошал: ну кто же говорит толстухе, что у нее идеальная фигура? Все это я отобразила на своем лице, и даже открыла рот, чтобы сказать какую-нибудь дерзость. У Брэдли даже со мной ни одного шанса. Но вовремя вспоминила, что отвечаю здесь вообще за все, поэтому грустно улыбнулась и небрежно взмахнула рукой. Мол, не говорите глупостей, дорогой Брэдли, а на самом деле: я с тобой потом разберусь.