Дверь открылась. Услышав шаги, Игорь проснулся. Он сонный вышел в коридор, чтобы встретить Иру, но, когда увидел, что она пришла не одна, оторопел. Ира явно не ожидала увидеть его с своей квартире, как и симпатичный парень с длинными блондинистыми волосами. Игорь, недолго думая, вернулся в комнату, взял кое-какие вещи, обулся и уже собирался уходить, но зачем-то решил объясниться. – Я пришел забрать кое-что, – сказал Игорь. – Не буду вам мешать.

Игорь захлопнул за собой дверь и тут же почувствовал облегчение. Как будто пристроил бедную избитую дворнягу в хорошие руки. Так легко ему никогда не было.

Вася

К моменту, когда у меня в доме появился Дима, я уже потратил два месяца на безрезультативные поиски помощника. Дело было так: мне позвонил Павел Витальевич и сказал, что нашел «идеальный вариант» в лице молодого парня, недавно выгнанного из университетского общежития.

– Почему его выгнали? – спросил я сразу же.

Нет, я, конечно, доверяю Павлу Витальевичу, но все же не хотелось бы связываться с неуравновешенным человеком, да и с раздолбаем тоже. Павел Витальевич, конечно, отморозка мне не порекомендует, но спросить все-таки надо.

– За неуплату. У него тяжелое финансовое положение, но он добросовестный человек. Не переживайте, Василий, Дима хороший парень, идеальный вариант для вас.

Я согласился встретиться с Димой, особо не на что не рассчитывая. Но когда этот человек вошел в мою квартиру, я, честно говоря, сначала опешил. Вы ничего не подумайте дурного, но Дима Грановский красив как бог. Таких идеальных лиц я не видел никогда. Начиная с аккуратных губ, обрамленных легкой щетиной, и заканчивая зачесанными назад черными волнистыми волосами.

И только, когда я вдоволь нагляделся на него, заметил самое главное: скорбь, страх и отчаяние. Все это было так четко написано у него на лице, что я ни минуты не засомневался в том, что угадал каждую эмоцию. Скорбь повисла на уголках губ, страх вжимал подбородок в грудь, а отчаяние кричало прямо из пронзительно-синих глаз. Он прижимал к животу тонкую холщовую сумку, в которой, по-моему, ничего и не было.

Замерев на пороге, Дима ждал приговора. Наверное, я не первый, кого он посетил в поисках работы, денег или еще чего. Но я не собирался выгонять его, нет, я был поражен. Противоречивость его внешности и внутренних эмоций сбивала меня с толку: стереотипно красивые люди успешны и счастливы. Видеть красивого человека, загнанного в угол жизнью, крайне непривычно.

– Проходите, Дима, – сказал я ему.

Взгляд его глаз потеплел. Он вопросительно посмотрел на кухню, а я согласно кивнул и улыбнулся Диме. Чтобы взбодрить. Мне показалось, что его губы слегка тронула улыбка, но тут же исчезла, словно ее и не было. Все также прижимая сумку к животу, он нагнулся, развязал шнурки на белых теплых кроссовках, стянул их и аккуратно поставил в сторонке. Куртку, совсем легкую и явно непредназначенную для прогулок в середине марта, Дима снял, сложил в несколько раз и прижал к сумке. Казалось, он хотел быть как можно менее заметным.

На кухне Дима забился в угол, положил сумку и куртку на колени и не проронил ни слова.

– Меня зовут Василий, – сказал я, подъехав к столу, и протянул руку.

Я ожидал хлипкое потрясывание моей руки, но неожиданно получил вполне крепкое, сухое мужское рукопожатие. Еще одно противоречие. Разве могут люди, с виду полумертвые, так крепко жать руку?

– Я Дима, – сказал он неожиданно низким голосом.

– Очень приятно, – сказал я. – Ты что будешь пить? Чай или цикорий? Кофе у меня нет.

Наверное, Дима не знал, что такое цикорий, поэтому попросил чай. На кухонном столе находились чашки, чайник и все, что нужно для чаепития – банка цикория, коробка с чайными пакетиками, вазочка с конфетами. Возле чайника лежал мой блокнот с текстом песни, которую я написал сам не знаю зачем. Я налил нам чай, пододвинул кружку к Диме. Блокнот тут с того самого времени, как я приступил к поиску помощника – в нем, помимо текста, были еще и заметки о всех неудачных собеседованиях.

Он осторожно сделал глоток чая, зажмурился от удовольствия и сказал:

– Очень люблю чай.

Я улыбнулся. Правда, я не знал с чего начать! Глядя на промерзшего Диму, который любит чай, я почему-то был уверен, что ему помощь нужна была даже больше, чем мне.

– Павел Витальевич сказал, что вам нужен помощник, – неожиданно заговорил Дима. Я думал, что он будет только отвечать на вопросы, а инициатором не выступит никогда.

– Да, все верно. Дима, давай на «ты», мы с тобой ровесники.

– Хорошо, – ответил он с той же мимолетной улыбкой.

– Как видишь, я лишен возможности передвигаться самостоятельно. Мне нужен помощник. Ну, по дому, в магазин, на улицу выйти. Для меня это целая проблема.

– Я понимаю. Мне очень жаль.

– Не стоит, – отмахнулся я. – Ты знаешь, что нужно мне. Теперь скажи, что нужно тебе. Павел Витальевич сказал, что у тебя финансовые затруднения.

– Да, это так. Хотя не совсем так. Павел Витальевич сейчас дает мне деньги, но я не могу больше их брать. Он очень хороший человек, но я не могу сидеть у него на шее.

– Ну это понятно.

– Сейчас он снимает мне комнату, но я взял у него деньги в последний раз, больше не буду. Совесть душит. Я здоровый молодой мужик, должен сам зарабатывать.

– А в чем проблема? – спросил я.

Может быть мой вопрос и не тактичный, но меня в самом деле удивляет это обстоятельство: Дима действительно молодой, здоровый парень, к тому же красив, так почему он сидит на шее у Павла Витальевича? И как так получилось, что Павел Витальевич дает ему деньги? Они родственники? Надо будет как-нибудь спросить об этом, но явно не сейчас. Дима легко может устроиться, например, официантом в дорогой ресторан и зарабатывать на чаевых приличные деньги. Это, конечно, если у него нет образования, чтобы осесть в офисе и зарабатывать как любой другой клерк.

Молчание длилось долго. Еще чуть-чуть и это перешло бы границы приличия. И дальше два пути развития: либо я еще раз задам свой вопрос, и Дима на него все-таки ответит, либо мы распрощаемся.

– Я не стабилен, – ответил он.

Ответ влетел мне в рот, который я открыл, чтобы распрощаться с ним. Я ту же закрыл обратно рот и попробовал пережевать сказанное, но не получилось. «Я не стабилен», что, черт возьми, это значит? Даже мастерица переводов Наташа Беспальцева выражается яснее.

– Что ты имеешь в виду? – уточнил я.

– Мое эмоциональное состояние, – ответил Дима. – Оно не стабильно. Я не могу контролировать свое настроение. Это серьезная преграда для нормального трудоустройства.

Буйный, значит. Ну вот, в тихом омуте Бейонсе зажигает! Павел Витальевич подсунул мне психа. Идеальный вариант в качестве сиделки для инвалида. Конечно, почему нет? Перевернет мое кресло вместе со мной… на балконе, и спишет все на психсостояние. Или прирежет в пылу очередного заскока. Не-е.

Тут до меня дошло, что перспектива быть сброшенным с балкона не так далека, как кажется. Ведь Дима может разозлиться, что у него ничего не получилось, и я пропал. Я решил ему тактично намекнуть, что ничего не выйдет и сказал:

– Ну да, ты прав. – При этом я сочувственно вздонул.

И тут я увидел всю нестабильность Димы Грановского. Нет, он не разозлился, не стал швырять все подряд, не поднял даже руку на меня…Он зарыдал!

Нет, заревел белугой! Спрятав лицо в ладони, он громко плакал, сотрясая плечами. Ей-богу, если бы он стоял, то обязательно бы сполз по стене для полноты образа.

Вытаращив глаза, я смотрел, как Дима рыдает, не в состоянии совладать со своими слезами. Сквозь всхлипы и шмыгание носом я услышал: «Ну воооот видииишь этоооо».

– Ну-ка успокойся! – грозно сказал я.

Зря я это сделал. Слезы потекли еще пуще, Дима упал грудью на стол и завыл практически без остановки. Я откатился к раковине, налил стакан воды и поставил перед ним. Не переставая своего дела, Дима встал, заикаясь спросил, где ванная и вышел.