Кар, нахмурившись, следил за пожаром. И вдруг у Степы мелькнула блестящая мысль.

- Товарищ капитан!-крикнул он Кару.-Снегом потушим!

- Снегом? - удивленно переспросил Кар, но тут же понял юнгу.

Ведь только потому, что палуба и надстройка парохода были покрыты снегом, огонь распространялся так медленно. От жара таял снег, и вода заливала огонь.

- Лопаты! Ведра! Брезенты! Давайте снег! - скомандовал Кар.

Моряки сразу сообразили, в чем дело. Надо было сгребать снег, где только можно, и бросать его па огонь. Вершемет, схватив лопату и большой брезент, соскочил на лед. За ним прыгнули Степа и другие. Кто лопатами, а кто ведрами, набрасывали они снег на брезент и подавали его па палубу. Там стояли Кар и Павлюк. Они поднимали брезент и высыпали снег на огонь. Моряки, уже вспотевшие от горячей работы, обгорелые, с ободранными до крови руками, работали, сдерживая огонь, но потушить его не могли.

Торба не оставлял насоса. Он знал, что если удастся его наладить, у них будет самый надежный способ борьбы с пожаром.

И вот он услышал, как что-то булькнуло: это клапан набрал воды.

- Котовай, направляй брандспойт!-крикнул механик матросу.

Котовай подтянул шланг и направил па огонь медную трубку. Как раз в это время Кар и Павлюк, подойдя к огню, высыпали из брезента кучу снега. Воздух над палубой прорезала струя морской воды, вырванной помпой из-под льда. Поднявшись высоко вверх, струя упала на огонь, одновременно обливая Кара и Павлюка.

Над огнем поднялся густой пар.

Моряки кинулись со льда обратно на пароход и схватились за топоры, чтобы помочь победному наступлению воды на огонь.

Пожар быстро утихал. Через полчаса залили и вырубили последние тлеющие доски.

Под палубу, внутрь парохода, огонь не пробился,

«Лахтак» был спасен.

Глава X

С обгорелой палубы утомленные моряки спустились в свой трюмный кубрик.

На палубе еще остались Кар, Лейтэ и Павлюк. Они выясняли, какой вред причинен огнем.

Штурмана интересовали причины пожара. Он начался на значительном расстоянии от дымовой трубы. На месте пожара не было электрической проводки, следовательно, нельзя было подумать, что причина его - замыкание проводов.

- Кто первый увидел огонь? - спросил он Лейтэ.

- Надо узнать у Павлюка,-ответил тот.-Я услышал от него первого о пожаре, ведь он все время был на палубе. Кроме того, кто-то бил в колокол пожарную тревогу.

- Павлюк! - позвал штурман кочегара.

Тот подошел.

- Кто первый заметил пожар?

- Либо я, либо Котовай. Он вахтенный, - ответил кочегар. - А может быть, одновременно, - добавил он, подумав.

Павлюк рассказал, как, проснувшись, увидел свет в окне, как выскочил на палубу и, услыхав пожарную тревогу, удивился, что вахтенный бьет в колокол, в то время как люк был закрыт.

- Позовите Котовая, - сказал Кар.

- Есть, - ответил кочегар и пошел звать вахтенного.

Лейтэ с фонарем в руке еще раз внимательно осматривал обгорелую палубу.

Кар стоял неподвижно и смотрел в темную даль. Он думал: «Отчего бы мог вспыхнуть пожар? Откуда мог взяться огонь возле бочек с горючим?» По его расчету, пожар начался вскоре после того, как зашла луна и пароход погрузился в непроглядную тьму; возможно, кто-либо, шатаясь по палубе, светил спичкой или факелом и нечаянно зажег бочку.

- Вы меня звали? - спросил Котовай, подойдя к Кару.

- Да, - обернулся к нему штурман. - Вы сегодня вахтенный?

- Я.

- Когда вы заметили огонь?

- Я сидел в общем кубрике, когда туда вскочил Павлюк и крикнул о пожаре. Я выбежал на палубу и увидел огонь.

- Вы били в колокол тревогу?

- Нет.

- А кто же бил?

- Не знаю.

- Но вы слыхали?

- Вот и не скажу… в этой суетне у меня все перепуталось.

- Вы когда ушли с палубы перед пожаром?

- За полчаса, а может быть, минут за сорок. Перед тем выходил вместе с Запарой. Он производил свои наблюдения, а я осматривал лед вокруг парохода. Это было перед заходом луны. Мы вместе возвратились в кубрик.

- Вы не видели, после вас на палубу кто-нибудь выходил?

- Нет, я все время сидел около двери. Все спали, а я чистил ружье.

- Может, вы не заметили, как кто-нибудь вышел?

- Нет. Этого не могло быть.

- Значит, на палубе не было никого?

- Там мог ходить лишь Павлюк.

Кар задумался. Разговор с Котоваем ничего не дал для выяснения причины пожара; наоборот, становилось непонятным, кто поднял тревогу. Штурман позвал Лейтэ.

- Вы слышали, как били в колокол? - спросил Кар.

- Ну, конечно, - ответил старый моряк.

- Котовай говорит, что он не бил тревоги и что в то время на палубе не было никого, кроме Павлюка…

- Или того, кто курил тут трубку, - добавил Лейтэ, протягивая что-то штурману. - Я нашел это возле пожарища.

Это была короткая, с загнутым вниз мундштуком трубка. Кар поднес трубку к носу и понюхал. От нее слегка пахло ароматным табаком. Штурман знал, что никто на пароходе не курил трубки. Когда-то была трубка у Вершемета, но он потерял ее в море во время аварии шлюпки. А такого душистого табака ни у кого из команды «Лахтака» он не встречал.

- Как все мы знаем, - сказал Лейтэ, словно дополняя мысль Кара, - Павлюк те курит.

Помолчав, старый боцман добавил:

- Трубка потеряна недавно.

В это время к ним снова подошел Котовай. Штурман показал матросу трубку и спросил:

- Чья это трубка?

Матрос осмотрел ее, пожал плечами и, возвращая, медленно проговорил:

- Не знаю… Это норвежская трубка… Я видел такую у нашего покойного радиста. Он купил ее при мне в Тромсе. - Матрос присветил фонарем и добавил: - Точно такая же трубка.

Кар и Лейтэ молчали.

- А где вы ее взяли, Отто Рудольфович? - спросил Котовай.

- Да вот Лейтэ нашел…

- Это, наверно, от радиста осталась.

- Гм… гм… - недоумевал Кар и повернулся к Лейтэ: - Установить с сегодняшнего дня морские вахты. Вахтенному матросу не оставлять палубу. В случае непогоды или большого мороза пусть сидит в штурманской рубке. Штурманскую вахту отбывать вам, Запаре, Торбе и Вершемету. Каждый день один из вас будет выходным. Вахтенный штурман должен каждый час наведываться к вахтенному матросу. Кроме того, вместе с механиком осмотрите пожарный инструмент и позаботьтесь вообще о противопожарных мероприятиях.

- Есть! - ответил Лейтэ и ушел.

Кар прошелся по палубе, подошел к борту и оперся на планшир.

Неясные силуэты торосов исчезли в темноте полярной ночи.

Мгла свисала вокруг парохода, окутывая мачты, нос и корму, словно скрывала от глаз моряка причины пожара.

Кар думал о норвежской трубке, и разные мысли появлялись у него. Если верить Котоваю, что такую трубку имел радист, то, значит, она могла попасть к Павлюку, который жил все время в каюте радиста рядом с радиорубкой. Когда вспыхнул пожар, на палубе никого не было, кроме кочегара. Но кто же бил в колокол? Кар хорошо помнил те тревожные удары, которые услышал он вместе с криком Павлюка. Слыхал эти удары и Лейтэ. Говорил о них и Павлюк. Правда, Котовай не уверен, слышал ли их.

«Кто же бил в колокол?»

Возникают разные подозрения. И глубоко в голову западает одно из них: «Почему Павлюк одиноко живет наверху, в нетопленной каюте? Что делает он там? Почему так неохотно принимает, когда к нему кто-нибудь заходит?»

Вдруг в противоположной стороне, близ радиорубки, что-то как будто взвизгнуло. И снова тишина. Может быть, это показалось? Кар выпрямился и прислушался. Но вокруг царило безмолвие.

Глава XI

В километре от парохода, между ним и островом, высились огромные ледяные скалы. Запара сказал Степе, что это, очевидно, айсберги, застрявшие на прибрежной мели. Эти скалы поднимались над поверхностью моря на семь-восемь метров. Когда на небе полыхало северное сияние или светила луна, они казались руинами средневекового замка. Огромные торосы очень украшали суровый ландшафт оледеневшего моря.