- На сегодня я подогрела вчерашнюю кашу и сварила бобы, - сказала, - сказала Мэри. - Но завтра у нас непременно будет мясо.

И Мэри приготовилась взять с плиты горшок.

- Я помогу вам, Мэри. - Я подскочил к печке и схватил тяжелый горшок с бобами.

- Что ты? Голыми руками? - закричал Бенни, но было уже поздно: на пальце вздулся белый пузырь.

Мэри всплеснула руками и бросилась ко мне. Она помазала мой палец маслом и замотала тряпочкой. Палец превратился в головастую белую куколку. Я согнул палец, куколка поклонилась.

- Какая хорошенькая! - запрыгала Мэри. - Давайте нарисуем ей лицо.

Я взял перо и нарисовал куколке глаза, нос рот и бант на чепчике. Почему-то лицо у куколки вышло злющее.

- Да это настоящая тетушка Эбигэйль, когда она бранится! - закричал я.

И я показал Мэри, как кричала и топала на меня сегодня тетушка. Мэри хохотала до слез. Потом она покачала головой.

- Бедный Том! Теперь вам попадет еще больше. Ну, пойдемте есть бобы.

Мистер Уоллес ел наскоро. Он положил возле себя большую книгу, счеты и левой рукой отбрасывал желтые и черные костяшки.

После обеда мы с Бенни готовили уроки на завтра. Мэри мыла посуду. Плескалась вода, громыхали горшки и тарелки.

- Бенни, - шепнул я, когда мы кончили последнюю задачу. - Вы сегодня никуда не поедете?

Бенни посмотрел на отца.

- Папа, а папа, ты очень занят? Может быть, мы чуточку попутешествуем?

Мистер Уоллес посмотрел на свои счета.

- У меня еще много работы. Да что с вами поделаешь! Тащите сюда карту.

Мы сбросили со стола книги, счеты, оставшиеся от обеда хлебницу и солонку и разложили карту.

Прибежала Мэри, на ходу вытирая руки передником.

- Бенни, куда мы прошлый раз приехали?

- К островам Фиджи.

- Ну, отлично. Собирайте свои вещи. Ты что взял, Бенни?

- Я взял смену платья, консервы, непромокаемые сапоги, плащ. За поясом у меня пистолет и большой кинжал.

- А у меня пусть будут ружья и запас пороха! - закричал я.

- Хорошо. У кого подарки вождю?

- У меня, - сказала Мэри. - Я взяла ожерелье из голубых бус, ожерелье из красных бус, много желтой материи и медный кофейник.

- Это пригодится, - сказал мистер Уоллес, - но знаешь, у них совсем нет металлических вещей. Надо взять для них несколько лопат, топоров и хоть полдюжины ножей.

- Ну да, - замахала руками Мэри. - А потом они нас этими ножами зарежут. Я не хочу. Пусть одни лопаты.

- Вот подъезжает лодка. Ведь мы поедем на туземной лодке? - спросил мистер Уоллес.

- На туземной! - закричали мы все.

- Она выдолблена из целого дерева, а парус у нее плетеный, - сказал Бенни.

- Да. Сбоку у нее приделано что-то вроде плота на подставке. Это чтобы лодка не перевернулась. Называется аутригер.

- Лодкой управляет дикарь! - завизжала Мэри.

- Он черный, курчавый и весь татуированный, - перебил я ее. - У него на груди нарисован фрегат на всех парусах, якорь и дама с рыбьим хвостом и зелеными волосами.

- Откуда же у папуаса фрегат? - удивился мистер Уоллес.

- Правда, откуда же? Это я потому, что видел такую татуировку у матроса с «Тайфуна». Ну, пусть у папуаса будет что-нибудь другое нарисовано.

В дверь постучали.

- Войдите, - сказал мистер Уоллес.

В комнату вошел дедушка.

- Капитан Нёттер! - поднялся мистер Уоллес навстречу дедушке.

Мэри сделала книксен.

- Пришел за своим беглецом, - сказал дедушка. - Собирайся, Том.

Я посмотрел на дедушку вопросительно.

- Ничего, - сказал он, - все улажено. Я поговорил с тетушкой.

«Жаль, что мы не доехали к папуасам - думал я по дороге домой. Очень интересно. Как много знает мистер Уоллес. А служит у этой толстой дурищи. Она его еще попрекает. Мистер Уоллес и дедушка чем-то похожи. Чем только?»

Я сбоку посмотрел на дедушку.

Дедушка шагает крупно, держится прямо, и лицо у него спокойное. А мистер Уоллес сутулится, ходит мелко, как-то боком, все щурится и улыбается.

А все-таки похожи.

«Оба - путешественники», - решил я.

15

- Он никогда не перестанет, - грустно сказал Чарлз Марден, глядя в окошко.

Капли дождя звенели, ударяясь о стекло.

Капли догоняли одна другую, сливались и стекали узенькими извивающимися ручейками.

Мокрые черные ветки вяза дрожали и раскачивались вправо-влево, влево- вправо.

Марден шагал по комнате. Уоллес забрался в кресло с ногами и перелистывал сказки «Тысяча и одна ночь». Перец Виткомб и Генри Блэк играли в домино. Фред Лангдон и я молча сидели на кровати.

Наступила осень. Дождь лил и лил - целые дни, целые недели.

- Что же мы будем делать? - спросил Чарлз Марден.

- Надо что-нибудь придумать, - сказал Фред Лангдон. - А то мы помрем от скуки, как мухи зимой.

- Можно сыграть в прятки, - предложил Уоллес.

- Может, в домино?

- Играли уже, скучно.

- А знаете что? Как это я раньше не догадался. Ведь у нас есть чердак.

- Подумаешь, - сказал Фред Лангдон. - И у нас есть чердак. А во дворе сарай.

- И у нас есть чердак, - сказал Чарлз Марден. - И крыша есть. А на крыше труба.

- Ну и дураки! - сказал я. - Разве у нас обыкновенный чердак? У нас не чердак, а пещера Аладдина. Тетушка Эбигэйль за всю свою жизнь не выбросила ни одной склянки от пилюль, ни одной палки от старого зонтика. Она все прячет на чердаке. Там и дедушкина морская форма, и дорожные сундуки, и чучело обезьяны, которую дедушка привез из Африки. Моль поела ей шерсть - вот ее и стащили на чердак.

- Довольно, - сказал Фред Лангдон, - полезли смотреть тетушкины сокровища.

Высоко лезть нам не пришлось.

Моя комната была почти под самой крышей, и для того, чтобы попасть на чердак, нам нужно было всего только выйти на лестницу и подняться еще на пять ступенек. Но зато какие это были ступеньки! Узкие, скрипучие, и каждая скрипела на свой лад.

Чердачная дверь была закрыта на замок. Замок был большой, черный, тяжелый. Но рядом с дверью на гвозде висел ключ, тоже большой, тоже тяжелый, с толстой, грубо вырезанной бородкой.

Мы осторожно открыли дверь и тихонько, гуськом пролезли на чердак.

Что-то наверху зашуршало, зашумело, и на головы нам посыпались перышки, соломинки и какая-то труха.

Это голуби, которые жили на чердачных балках, испугались нас, поднялись и вылетели в круглое слуховое окошко. На чердаке пахло пылью, табаком и птицами.

Чердак был такой большой, что света из круглого окошка хватало на самую середину. А в углах было совсем темно.

- Хороший чердак, - сказал Перец Виткомб. - Хоть в пятнашки играй. Только жалко, что темно: того и гляди выколешь глаз тетушкиным зонтиком.

- Подождите, - крикнул я, - сейчас будет светло.

Я знал, что на чердаке есть еще пять окошек. Окошки эти были низко, у самого пола. Тетушка велела закрыть их деревянными щитами, чтобы солнце не проникало на чердак и вещи зря не выгорали.

Я отодвинул щиты один за другим, и на чердаке посветлело. Изо всех углов сразу выступили тетушкины инвалиды - шкаф с выломанной дверкой, вешалка без крючков, столы на трех ногах, ширма, вернее, скелет ширмы - она была без материи.

Возле стены стояли два больших сундука, окованных медными полосами. Мы подняли крышку одного - там лежали густо пересыпанные табаком, перцем и еще какой-то дрянью дедушкины старые мундиры и сюртуки. Шитье на воротниках где позеленело, где покраснело, а пуговицы все-таки блестели.

Во втором сундуке лежали тетушкины вещи - огромные шляпы с облезлыми перьями, юбки, такие широкие, что из них можно было сделать парус для корабля, какие-то проволочные каркасы, похожие на клетки для кроликов.

Я вытащил один из дедушкиных мундиров и надел его. Рукава висели чуть ли не до колен, а фалды подметали пол. Но рукава я засучил, а фалды подколол булавками. Вместо шпаги я приспособил палку от тетушкиного зонтика.