САМОСТОЯТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ

Мы живём втроём: папа, мама и я. Мама у нас очень беспокойная, она всегда о чём-нибудь волнуется, а папа её успокаивает.

Стоит мне провиниться в школе, мама сразу начинает меня воспитывать. Папа с работы, а она ему навстречу:

- Твоя дочь сегодня вылезла в окно.

- В окно? - удивляется папа. - И что же случилось?

- Ничего не случилось, но, может быть, ты объяснишь, зачем тогда двери?

- Ах да, действительно, зачем тогда двери? Что ты скажешь на это, Люда? - обращается папа ко мне. - Вот что, давайте лучше проверим у Даля.

Толковый словарь Даля - это папина слабость. Он всё у Даля проверяет.

- «Дверь, двери, - читает папа, - вход, отверстие для входа в здание. Не лошадь, а бегает, не человек, а говорит». - папа растерянно пожал плечами и снова уставился в книгу: не ошибся ли он?

- Это загадка про дверь, - догадалась я.

- Ну, тогда всё ясно. Мама права, ты не должна была вылезать в окно.

- Я всегда права, - ответила мама.

- Но зато ты теперь не скажешь, что Даль никому не нужен и я зря истратил деньги.

Мама устало машет рукой. Она называет папу «безнадёжным оптимистом» и поэтому никогда долго на него не сердится.

И вот маму назначили в командировку. Ой, сколько разговоров было об этой командировке! Мама давно угрожала нам, что она с превеликим удовольствием бросит нас на недельку, так мы ей надоели.

- Я надеюсь, что за неделю вы не умрёте с голоду, но многому научитесь и станете наконец самостоятельными людьми.

Всё шло спокойно до тех пор, пока мама только угрожала, но, когда её действительно собрались отправлять в командировку, вот тут-то началось!

Она стала говорить, что начальство у них в управлении бессердечное.

- Они не понимают, что значит бросить двоих детей на произвол судьбы.

- Постой, постой, - вмешался папа, - а почему, собственно, двоих?

- Люду и тебя. Ты, конечно, думаешь, что ты уже не ребёнок. Да? Так я тебе отвечу: ты хуже ребёнка.

Папа пожал плечами. Мы хорошо знали с ним по опыту, что с мамой лучше не спорить, когда она расстроена.

- Ну скажи, - продолжала мама, - как вы будете жить?

- Как? - рассмеялся папа. - Что же здесь трудного? Утром встанем, позавтракаем. Люда - в школу, а я - в институт.

Папа прошёлся по комнате.

- Надеюсь, без тебя мы не разучимся ходить, - сказал он, от волнения зацепился одной ногой за другую и чуть не упал.

- А что вы будете есть?

- То, что найдётся на завтрак. Ты ведь знаешь, мы с Людой не привереды.

- А Люда пойдёт в школу одна?

- Но она уже взрослая девочка, ей скоро одиннадцать лет.

- Так вот, на завтрак ничего не найдётся, если вы сами не приготовите, а Люда попадёт под машину, когда будет переходить площадь. - И мама жалобно всхлипнула.

Я долго не могла уснуть в тот вечер и слышала, что папа с мамой о чём-то оживлённо разговаривали.

Утром мама была грустная, а вечером мы провожали её в командировку. Мы стояли на перроне, и мама давала нам последние наставления, что покупать и как готовить, сколько тратить денег.

Скоро все заторопились, потому что по радио какая-то тётенька сиплым голосом, точно ей сдавили горло, объявила, что поезд отправляется. И наша мама уехала.

Первый вечер мы были ничего. Разговаривали, делали уроки, подогревали ужин, приготовленный мамой. На второй день мы тоже ещё крепились, снова разговаривали, делали уроки и подогревали всё тот же мамин ужин. А на третий вечер затосковали.

Мы ходили из одной комнаты в другую и никак не могли найти себе работу. Не читалось, не писалось и даже не вспоминалось.

Спать легли голодные, потому что мамины заготовки кончились.

- Так, так, - сказал папа, - нас этим не испугаешь. Завтра вплотную займёмся хозяйственными вопросами.

В ответ я только тяжело вздохнула. Мне стало ясно, что мама зря уехала, без неё всё не так.

Однажды папа прибежал домой радостный, как, бывало, при маме, и сказал:

- Я придумал, Люда, я придумал! Мы сделаем маме сюрприз. Какой? Посмотри на потолки.

Я задрала голову. Смотрела, смотрела, ничего не высмотрела. Потолки как потолки, белые, кое-где с трещинками.

- А теперь посмотри на стены.

Уставилась на стены. Стены как стены - синеватые, пожухлые.

- Ну, что ты скажешь, прав я?

Не знаю.

- Не знаешь! - возмутился папа. А я знаю. В такой грязи жить нельзя. Мы позовём мастеров и отремонтируем квартиру. Побелим потолки, выкрасим стены. Мама вернётся из командировки и ахнет. А?

Я сначала обрадовалась, а потом вспомнила про наши денежные дела и вздохнула.

- Но мы уже истратились.

- Истратились? - удивился папа. - Покажи отчёт.

Я взяла бумажку, на которой были записаны все наши покупки, и прочитала:

- Старинные канделябры. Ты сказал, что восемнадцатого века и поэтому очень ценные. Портфель, потому что у меня был самый плохой во всём классе. Потом ты одолжил деньги Петрову, хотя мама предупредила, что ему одалживать нельзя. Он теперь будет отдавать целый год.

Папа схватил листок с записями, скомкал его, бросил на пол и сказал:

- Ну, тогда… тогда мы сделаем ремонт са-мо-сто-ятельно!

- Самостоятельно! - закричала я. - Вот здорово! Ты ещё никогда так не придумывал.

- Значит, принимаемся за дело? Тащи бумагу и карандаш.

Папа сел за стол и от волнения опрокинул чернильницу. На рукаве пиджака образовалось пятно величиной с хорошую сливу.

- Так, так… - сказал папа. - Ничего страшного, после ремонта всё равно костюм придётся отдать в чистку.

- Да, - ответила я. - Хорошо, что мама не видит.

Папа взял карандаш и написал:

«1. Купить краски и кисти.

2. Сдвинуть всю мебель в центр комнаты и накрыть её газетами, чтобы не закапать красками».

Потом папа задумался, что бы ещё такое записать, но так ничего и не придумал.

Ему, видно, стало досадно, и он сказал с лёгкой обидой:

- Пока и этого достаточно.

В самый разгар работы, когда мы вытащили из книжных шкафов все книги (иначе шкафы с места не сдвинешь) и сложили их стопками посредине комнаты, зазвонил телефон.

Мы сразу догадались, что звонит мама, потому что звонок был сплошной, без перерывов, междугородный. Мы бросились к телефону напрямик и сбили две стопки с книгами. Папа споткнулся и растянулся во весь рост, а его любимый Даль довольно основательно шлёпнулся ему на спину. Стряхнув Даля, папа подполз к телефону и проговорил слабым голосом:

- Да, Леночка? Нет, ничего, всё в порядке. Грустный? Что ты! Как ты устроилась?

Хорошо? Сыты, обуты. Ноги? Нет, не промочил. Леночка, - папа потёр спину и ободряюще посмотрел на меня, - Леночка, скажи, какой твой самый любимый цвет?

Нет, ответь, очень прошу тебя. Голубой, синий, зелёный?

Время разговора истекло, и телефонистка хотела нас разъединить, но папа выпросил одну минуту, чтобы я могла услышать мамин голос.

- Людочка, - успела только сказать мама, - что вы там задумали с папой? Не делайте никаких опрометчивых покупок. - В трубке что-то щёлкнуло, и мамин голос пропал.

- Придётся цвета выбирать на свою ответственность, - вздохнул папа и снова взялся за шкаф.

К воскресенью всё было готово. В передней стояли банки с масляной краской и олифой, неразведённые белила и купорос. И, хотя ещё ничего не раскупоривали, в комнатах уже приятно пахло красками и керосином, как в хозяйственных магазинах.

- Начинать надо с потолка, - проговорил папа тоном заправского маляра. - Сначала его прокупоросим.

Мы были в самом рабочем виде - папа в старой пижаме, которая ему была коротка, так что из неё торчали голые ноги и руки, я - в платье трёхлетней давности.

Долго я не могла в него втиснуться, а когда влезла, то оно треснуло сразу в трёх местах: на спине, на животе и сбоку. Вот, оказывается, как я выросла!