К 9 часам того же дня корпус развернулся фронтом на север и после короткой артиллерийской подготовки устремился к Ландвер-каналу. Посаженный на танки и самоходно-артиллерийские установки, 242-й гвардейский стрелковый полк с ходу форсировал его. Но остальным нашим частям удалось переправиться на южный берег канала лишь к утру 28 апреля. Противник оказывал все возраставшее сопротивление, вел массированный артиллерийский огонь из парка Тиргартен, обстреливал нас фаустпатронами, поливал из крупнокалиберных пулеметов.

Перед нами были Ангальтский и Потсдамский вокзалы. Вокзальные здания с их толстыми кирпичными стенами представляли собой сильные опорные пункты, хорошо прикрытые разнообразными противотанковыми и противопехотными препятствиями.

Бои здесь затянулись на четверо суток. Каждый метр давался нам ценой громадных усилий. Ведь за вокзалами, в восточной части Тиргартен-парка, находились рейхстаг и имперская канцелярия, а в ней — бункер Гитлера.

В 3 часа 1 мая на командный пункт одной из дивизий нашей армии прибыл в качестве парламентера начальник штаба сухопутных войск Германии генерал пехоты Кребс. Его тут же направили для переговоров к генерал-полковнику В. И. Чуйкову, а войска тем временем усилили натиск. И в тот же день у Бранденбургских ворот, в 200 метрах от рейхстага, мы встретились с дивизиями 3-й и 5-й ударных армий, штурмовавших Берлин с севера и востока. А над рейхстагом уже развевалось алое знамя.

В 15 часов гарнизон Берлина капитулировал. Из подвалов и бункеров выходили с поднятыми руками немецкие солдаты и офицеры. И все бормотали: «Гитлер капут!»

Вскоре мы узнали не переносный, а истинный смысл этих слов: Гитлер в тот день покончил с собой. Это был достойный финал для бесноватого фюрера…

Двадцать четыре залпа из 324 орудий, прогремевшие в Москве, возвестили всему миру о падении Берлина. Этот исторический победный салют навсегда останется в памяти благодарного человечества, освобожденного Советской Армией от ужасов коричневой чумы.

В честь победы Родина щедро наградила своих защитников. 29-й гвардейский Лодзинский стрелковый корпус был награжден орденом Красного Знамени. Этого же ордена были удостоены и все три его дивизии. А 244-му гвардейскому стрелковому полку выпала честь быть удостоенным почетного наименования Берлинского. Командирам 74-й и 27-й гвардейских стрелковых дивизий генерал-майорам Д. Е. Баканову и В. С. Глебову указом Президиума Верховного Совета СССР было присвоено звание Героя Советского Союза. Тысячи гвардейцев получили ордена и медали. Объявили и мне о награждении орденом Суворова I степени.

На улицах Берлина в составе 29-го гвардейского Лодзинского Краснознаменного стрелкового корпуса довелось воевать и многим участникам битвы за Москву, и героическим защитникам Ленинграда, и тем, кто грудью своей преградил путь немецко-фашистским захватчикам на Кавказ, кто погнал их от Курска и Белгорода. Не имея возможности перечислить на страницах книги всех отличившихся солдат и офицеров, я низко кланяюсь им, живым и мертвым, и благодарю за верную службу Отчизне.

И ОПЯТЬ — В МЕСТА ЗНАКОМЫЕ

В Берлине мы задержались недолго. Ровно столько, сколько требовалось, чтобы привести в порядок вооружение и боевую технику, а также передать по назначению пленных и трофеи.

Утром 10 мая 29-й гвардейский Лодзинский Краснознаменный стрелковый корпус двинулся по наспех расчищенным от битого кирпича берлинским улицам к новому месту расквартирования. По-разному провожали нас жители поверженной фашистской столицы: одни хмурились, другие льстиво и угодливо улыбались, третьи были явно обеспокоены. Берлинцы уже успели убедиться в исключительно гуманном отношении советских военнослужащих к мирному населению, видели трогательную заботу о немецких детях и стариках. На городских площадях и в скверах с утра до ночи дымили походные кухни: в них готовилась горячая пища. Налаживалось общественное питание в уцелевших столовых, кафе, ресторанах. В столицу Германии один за другим прибывали железнодорожные эшелоны и транспортные самолеты с продовольствием из Советского Союза. Советские люди оставались щедрыми даже в тот момент, когда сами испытывали вызванные войной трудности.

Штаб корпуса с корпусными частями разместился в городе Ошатц. Две дивизии — неподалеку от него, в немецких казармах. 82-я гвардейская дивизия была введена в город Риза. Ей предстояло принять, устроить на временное жительство и обеспечить всем необходимым около сорока тысяч советских граждан, насильно вывезенных в фашистскую Германию и подлежавших репатриации.

В конце июня, когда жизнь корпуса уже почти вошла в нормальную мирную колею, мне неожиданно предложили временно передать командование полковнику Ф. Ф. Гайворонскому (он уже стал у нас начальником штаба корпуса) и немедленно убыть в Главное управление кадров Наркомата обороны. Причина вызова была мне не известна, а задавать вопросы у военных не принято. Наспех собрав дорожные вещи, я вылетел в Москву.

В Главном управлении кадров меня ознакомили с приказом И. В. Сталина, которым предписывалось отбыть в распоряжение командующего 1-м Дальневосточным фронтом Маршала Советского Союза К. А. Мерецкова на должность командира стрелкового корпуса.

— Кирилл Афанасьевич на месте решит, каким из корпусов вам командовать, — сказал на прощание генерал-полковник Ф. И. Голиков.

Итак, снова на Дальний Восток! В места знакомые и родные… Опять бои, опять сражения. На этот раз с последней союзницей «третьего рейха» — империалистической Японией.

Многие годы японская военщина вынашивала планы большой войны против Советского Союза. Достаточно вспомнить японскую интервенцию в 1919–1922 годах, провокации у озера Хасан и на Халхин-Голе, частые пограничные инциденты, захват в открытом море советских транспортных и торговых судов, наконец, подписание Японией пресловутого антикоминтерновского пакта, чтобы понять, что все это были звенья одной цепи.

Как только фашистская Германия развязала войну в Европе, империалистическая Япония резко активизировала свою подготовку к агрессии на Дальнем Востоке: широким фронтом развернула она работы по усовершенствованию укреплений в Маньчжурии, расширению там сети полевых аэродромов, созданию крупных баз снабжения, по строительству новых шоссейных и железных дорог. Одновременно непрерывно наращивалась численность войск вблизи советских границ. Если при вторжении в Маньчжурию в начале тридцатых годов Квантунская армия насчитывала в своем составе 11 тысяч человек, то к моменту вероломного нападения на СССР фашистской Германии численность этой армии увеличилась до 660 тысяч солдат и офицеров. Наше Верховное Главнокомандование вынуждено было держать на дальневосточных границах от 30 до 40 дивизий, что ослабляло силы, действовавшие против гитлеровской военной машины.

Японский генеральный штаб разработал два варианта плана войны: вариант генерала Исихара — «Вперед, на север» и вариант генерала Муто — «Вперед, на юг». 2 июля 1941 года на совещании под председательством императора Японии был принят вариант Исихары, которым предусматривалось вторжение в Советский Союз. Однако после ряда постигших нашу страну военных неудач сторонники Муто сумели убедить императора, что русские уже проиграли войну, что через некоторое время можно будет беспрепятственно ввести японские войска в Сибирь и занять территорию вплоть до Урала. А пока-де следует завоевать Малайю, Индонезию, Филиппины, Сиам, Бирму.

7 декабря 1941 года японские милитаристы развернули военные действия на Тихом океане, не прекращая вместе с тем подготовки к нападению на СССР. На 1 января 1942 года в Квантунской армии насчитывалось уже 1 100 000 человек, что составляло 35 процентов численности всех видов вооруженных сил государства.

В 1942 году, в то время, когда немецко-фашистские войска наступали на Сталинград и Северный Кавказ, японский генеральный штаб вновь вернулся к «плану Исихары» и «уточнил» его. В «уточненном» виде этим планом предусматривалось отторгнуть советскую территорию вплоть до самой Волги.