Враг предпринял контратаки вначале небольшими, а затем и более крупными группами пехоты с танками. Обе стороны несли значительные потери. Черноту ночи прорезали светящиеся следы трассирующих пуль, непрерывные вспышки разрывов. Вдали поднималось зарево пожарищ.
Задолго до рассвета наши передовые батальоны подошли к противотанковому рву. Саперы взрывчаткой разрушили его стенки, разровняли землю, пропуская вслед за пехотой, а точнее, вместе с ней, танки и артиллерию.
Двое суток кипела яростная борьба на внешнем обводе запорожского плацдарма. Наши бойцы врывались в траншеи и убежища врага, забрасывали их гранатами. Артиллеристы прямой наводкой уничтожали огневые точки и контратакующие немецкие танки. Войскам 3-й гвардейской удалось прорвать внешний обвод на двух участках и продвинуться в глубину вражеской обороны на 6–8 километров.
13 октября на левом фланге армии в прорыв был введен 23-й танковый корпус. Ему предстояло, взаимодействуя с 59-й гвардейской и 266-й стрелковыми дивизиями, протаранить основной — внутренний обвод плацдарма и выйти на юго-восточную окраину Запорожья. Он блестяще справился с этим.
Наши танкисты завязали бой в городе, а в это время восточной его окраиной уже овладели войска 8-й гвардейской армии. С севера прорывалась 12-я армия.
На рассвете 14 октября механизированный корпус генерала И. Н. Руссиянова с боем вышел к центру города. Но еще раньше, используя темноту, туда же прорвались и некоторые подразделения 39-й танковой бригады 23-го танкового корпуса. Командир взвода лейтенант Н. Л. Яценко вихрем промчался на своем танке по улицам Запорожья, подбил четыре немецких танка, раздавил шесть орудий и минометов, семь пулеметов с расчетами. За этот подвиг лейтенанту Николаю Лаврентьевичу Яценко было присвоено звание Героя Советского Союза.
А во второй половине дня город был полностью очищен от противника. За пять суток упорных боев на запорожском плацдарме и в самом Запорожье немецко-фашистские войска потеряли 23 тысячи солдат и офицеров, 430 орудий и минометов, более 160 танков и самоходных орудий.
Советское Верховное Главнокомандование высоко оценило действия войск, участвовавших в этой операции. Москва салютовала им 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий. У нас в 3-й гвардейской четыре соединения были награждены орденом Красного Знамени, многие части и соединения удостоились почетного наименования Запорожских.
На одной из площадей освобожденного города состоялся большой митинг с участием населения. Радость была всеобщей, как и чувство гнева против фашистов за их злодеяния, совершенные в Запорожье.
20 октября 1943 года Юго-Западный и Южный фронты были переименованы. Юго-Западный стал 3-м Украинским, Южный — 4-м Украинским. 3-я гвардейская армия передавалась в состав 4-го Украинского фронта, которым командовал Федор Иванович Толбухин.
4-й Украинский фронт развернул тогда наступление с целью разгрома мелитопольской группировки противника и овладения переправами в низовьях Днепра для последующего захвата Перекопского перешейка и изоляции 17-й немецкой армии, занимавшей Крым.
Прорвав вражескую оборону севернее и северо-восточнее Мелитополя, войска 3-й гвардейской армии устремились к Никополю, но достичь его не смогли. Противник остановил нас перед так называемым никопольским плацдармом, имевшим в глубину до 25–30 километров.
Никополь обороняли до двенадцати неприятельских дивизий, основательно зарывшихся в землю. Преодолеть их сопротивление можно было только при условии длительной (минимум двухчасовой) артподготовки и последующего непрерывного сопровождения атаки танков и пехоты сильным артогнем. А у нас для этого не было снарядов.
Разгром немецко-фашистских войск на никопольском плацдарме был завершен только 8 февраля 1944 года объединенными усилиями 3-го и 4-го Украинских фронтов. Я в этом уже не участвовал: в конце декабря 1943 года меня перевели на должность начальника штаба 1-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта.
ЗА ПРАВОБЕРЕЖНУЮ УКРАИНУ
Новый, 1944 год я встретил в Москве, у домашнего очага. Жена тоже недавно вернулась из поездки по освобожденным западным районам страны. Она по-прежнему работала в Совнаркоме РСФСР и являлась членом коллегии управления по государственному обеспечению и бытовому устройству семей военнослужащих.
О том, как мы были рады этой неожиданной встрече, можно даже не говорить. И я и Валентина с какой-то обостренной чувствительностью воспринимали даже житейские мелочи, от которых успели отвыкнуть. Ухо непроизвольно ловило лязг трамваев, мчавшихся по Бульварному кольцу мимо памятников Пушкину, Тимирязеву, Гоголю, и гудки автомашин, теснившихся на узком Арбате. Взор часто задерживался на распахнутой оконной форточке: в столице еще соблюдалась светомаскировка, хотя режим ее был уже не так строг, как осенью 1941 года. Москву теперь все чаще озаряли победные салюты в честь боевых успехов Красной Армии.
В Главном управлении кадров генерал Свиридов, вручая мне предписание в 1-ю гвардейскую армию, посоветовал ехать туда автомашиной:
— Это надежнее и, пожалуй, быстрее.
— У меня нет машины, — ответил я.
— Все уладим, — пообещал генерал. — Штабу вашего фронта выделено несколько новых «виллисов». На одном из них и поедете…
На следующий день маленькая юркая машинка, лихо управляемая молодым солдатом, увозила меня из Москвы. Благополучно добрались до сильно разрушенного Киева. Переночевали там и двинулись дальше в направлении Житомира. Километрах в тридцати северо-восточнее этого города размещался в лесу штаб 1-го Украинского фронта.
Где-то на полпути между Киевом и Житомиром потерпели аварию и чудом остались живы. Случилось это при переезде через речку по деревянному мосту. Встречная грузовая автомашина неизвестно почему вдруг резко вильнула в нашу сторону и столкнула «виллис». Речка, правда, была мелководной, но с крутыми берегами. «Виллис», прежде чем плюхнуться в воду, несколько раз перевернулся в воздухе. Подоспевшие саперы вытащили его на берег, помогли заменить лопнувшую шину и сломанную рессору. Появился врач, ощупал нас и заверил: «Все в порядке». Однако водитель мой так разволновался, что мне пришлось взяться за руль.
Разыскав штаб фронта, я представился его начальнику генерал-лейтенанту А. Н. Боголюбову. Небольшого роста, полный человек в очках с черной оправой пристально посмотрел на меня, молча кивнул и так же кивком головы указал на стул. Несколько минут он изучал какие-то бумаги, потом стал знакомить меня с обстановкой.
В конце декабря 1943 года 1-я гвардейская армия приняла участие в Житомирско-Бердичевской наступательной операции, в результате которой были освобождены Радомышль, Коростень, Новоград-Волынский, Житомир, Бердичев, Белая Церковь. Но противнику удалось остановить наступление армии, и она перешла к обороне западнее Бердичева на рубеже Лабунь, Любар, имея в своем составе три стрелковых корпуса.
А.Н. Боголюбов сообщил мне также, что армию эту недавно возглавил заместитель командующего фронтом генерал-полковник А. А. Гречко, и рассказал о нем. В 1919 году, совсем еще юношей, Андрей Антонович добровольцем вступил в ряды Первой Конной, воевал против врангелевцев, принимал участие в борьбе с кулацкими бандами. После гражданской войны учился, командовал кавалерийскими частями. Накануне вероломного нападения фашистской Германии на СССР работал в Генеральном штабе, а с началом военных действий вступил в командование кавалерийской дивизией. Высокое искусство командования крупными войсковыми объединениями показал в битве за Кавказ…
Во время нашей беседы позвонил командующий фронтом. Боголюбов. Доложил ему о моем приезде и, положив трубку телефона, сказал:
— Николай Федорович скоро будет здесь и просил вас подождать его.
Ватутин появился примерно через полчаса. Раскрасневшийся от мороза, энергичный в движениях. Не дослушав моего официального представления, поздоровался запросто и пригласил к себе.