Разъяснять, чем это вызвано, генерал-полковник И. С. Конев не стал, и Военный совет армии, не понимая, что происходит, направил шифровку Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину. Вместе с Лелюшенко и Абрамовым этот документ подписал и я. Мы докладывали, что соединения 30-й армии прошли с боями от 180 до 220 километров, что они значительно ослаблены, что в некоторых полках насчитывается всего по сотне бойцов. И выражали сомнение в целесообразности переброски армии с направления, где наметился успех, в иной район, удаленный от рубежа действий армии на 140–160 километров.

23 января, когда наши войска были уже на марше, командарм получил ответ И. В. Сталина. Верховный Главнокомандующий уведомлял, что в сложившейся обстановке он считает решение И. С. Конева правильным.

А обстановка складывалась так.

8 января войска 39-й армии прорвали оборону гитлеровцев на 15-километровом участке и вышли западнее Сычевки, где встретили упорное сопротивление. На помощь им была брошена 29-я армия. Но гитлеровцы, воспользовавшись растянутостью боевых порядков наших войск, 23 января встречными ударами из Ржева и Оленино закрыли узкий прорыв. 39-я и 29-я армии сами оказались в окружении. Теперь 30-й армии предстояло выручить их.

Армию усилили несколькими стрелковыми дивизиями и танковыми бригадами. Принимая их, я неожиданно встретился с генерал-майором В. С. Андреевым — моим командиром на Пятигорских пехотных курсах в 1921 году. Владимир Семенович помнил меня буквально мальчишкой, а тут увидел убеленного сединой генерала.

Времени у обоих было в обрез, но мы все же вспомнили нашу совместную службу на Кавказе и обменялись фронтовыми новостями. Кстати, от него я впервые услышал о бессмертном подвиге Зои Космодемьянской.

…Противник, видимо, обнаружил сосредоточение 30-й армии и не замедлил атаковать ее. Однако наши войска ответили решительной контратакой и, нанеся немцам значительный урон, отбросили их в исходное положение. В этих первых боях севернее Ржева особо отличилась 143-я танковая бригада.

В течение февраля мы неоднократно пытались деблокировать 29-ю армию. Однако безрезультатно. Создавались разного состава ударные группы, сменялись командующие этими группами, а сломить сопротивление гитлеровцев мы не могли. Противник создал здесь глубоко эшелонированную оборону, до предела насыщенную огневыми средствами.

До 29-й армии оставалось преодолеть всего каких-нибудь 4–5 километров. Но это ничтожное, в сущности, расстояние невозможно было пройти без мощной артиллерийской и авиационной поддержки. А в тот отрезок времени мы испытывали острейший недостаток в боеприпасах. У окруженной 29-й армии снаряды вообще кончились, да и патроны были на исходе.

И все-таки она держалась на ограниченном пространстве, напоминавшем островок, — до 20 километров в длину и 10 километров в поперечнике.

Напряженные бои на северо-восточных подступах к Ржеву продолжались и весной и летом 1942 года.

Враг рвался тогда на Кавказ и к Сталинграду. Ставка Верховного Главнокомандования прилагала максимальные усилия, чтобы остановить и разгромить его на этих важнейших направлениях. Естественно, туда главным образом и направлялись людские резервы, боеприпасы, вооружение, боевая техника. В то же время и от войск, которые действовали на западном направлении, требовалось предельное напряжение сил. Они обязаны были не только надежно прикрыть Москву, но и сковать здесь как можно больше неприятельских дивизий. Видимо, так и нужно понимать необходимость возобновления Ржевской операции в июле — августе 1942 года при крайне неблагоприятных погодных условиях.

Утром 24 июля я выехал в район Ново-Семеновское, Плотникове, откуда 30-я армия наносила главный удар. Передо мной открылась безрадостная картина. На огневые позиции артиллерии снаряды подавались вручную бойцами стрелковых полков. Образовался живой конвейер протяженностью в несколько километров. В ряде мест люди стояли в воде выше колен.

В таких тяжелейших условиях войска шаг за шагом пробивались вперед и в середине августа овладели основным опорным пунктом врага — Полунине.

А 22 августа последовал новый боевой приказ. 30-й армии предписывалось: шестью стрелковыми дивизиями, одной стрелковой бригадой и танковой группой (до 100 танков) при поддержке шести артиллерийских полков РГК нанести удар из Полунино в направлении Ноздырево, имея ближайшей задачей уничтожение противника в Бердихине, Зеленкине, Поволжье. В дальнейшем необходимо было форсировать Волгу и совместно с 29-й армией захватить город Ржев.

В течение четырех суток 30-я армия освободила несколько населенных пунктов, но в двух километрах от Ржева была остановлена. Сопротивление противника резко возросло, увеличилась плотность его артиллерийского и минометного огня, повысилась активность авиации.

Такое же упорное сопротивление неприятель оказывал и войскам 29-й армии.

Очередной директивой командующего фронтом от 26 августа задача овладения Ржевом возлагалась и на 39-ю армию. Наступление продолжалось. Однако успехи были незначительными.

Обороне Ржева противник придавал исключительное значение. За зиму, весну и лето он сильно укрепился здесь, создал даже железобетонные сооружения. Все подступы к городу прикрывались сплошными полями минновзрывных заграждений. Пожалуй, впервые с начала войны советские войска натолкнулись здесь на тщательно подготовленную в инженерном отношении, до предела насыщенную огневыми средствами долговременную оборону немцев. Преодолеть ее можно было только после многодневной артиллерийской и авиационной обработки. А у нас в то время такой возможности не имелось.

В наспех организованных атаках, при слабой артиллерийской поддержке, пехота и танки несли немалые потери. Дело доходило иногда до того, что из-за малочисленности стрелковых подразделений в боевые порядки ставились в качестве стрелков артиллерийские расчеты, связисты, химики, саперы, личный состав штабов и органов тыла.

Однажды в моем присутствии командующий фронтом приказал командиру 220-й стрелковой дивизии полковнику С. Г. Поплавскому лично возглавить атаку. Полковник сел в один из четырех имевшихся в его распоряжении танков и повел за собой стрелковые части. На беду, этот танк попал гусеницей в залитую водой глубокую траншею и сел днищем на грунт. Фашисты пытались захватить командира дивизии в плен. Он вместе с экипажем танка отбивался от них сначала из пушки и пулемета, а потом из автомата и гранатами. Только ночью удалось спасти его.

Узнав об этом, И. С. Конев потребовал отстранить Поплавского от командования дивизией. Я решительно встал на защиту Станислава Гиляровича:

— Товарищ командующий! Вы при мне отдавали ему приказание возглавить атаку. За что же его наказывать? Он с первых дней на войне, боевой, заслуженный командир, награжден двумя орденами Красного Знамени, второй раз сегодня ранен и контужен.

— Я не требовал, чтобы он забирался в танк, — возразил Конев, но тут же смягчился и уже спокойно спросил, серьезно ли ранен полковник.

Ему было доложено, что ранение не тяжелое, Поплавский останется в строю…

Этот частный как будто бы эпизод тоже по-своему характеризует драматичность обстановки, в которой протекала операция. Овладеть Ржевом в 1942 году нам так и не удалось.

ВСЕ ДОРОГИ ПОВЕЛИ В БЕРЛИН

В ноябре 1942 года генерал-лейтенанта Д. Д. Лелюшенко назначили под Сталинград командовать 1-й гвардейской армией. Исполнение обязанностей командарма 30 временно было возложено на меня, хотя до того мне уже объявили, что и я намечен к переводу на другой фронт.

30-я армия занимала тогда оборону под Ржевом и после долгих изнурительных боев приводила себя в порядок. Кроме активных разведывательных действий войска занимались боевой подготовкой, принимали пополнение, создавали резервы боеприпасов, продовольствия, фуража, ремонтировали оружие и боевую технику.

А мысли каждого из нас и всего советского народа были прикованы к невиданной по своему размаху и ожесточению битве на Волге.