Выдохнув, я посмотрела на первую карточку.

—Для начала, я бы хотела выразить свои соболезнования семье Хансекер, — прочитала я. —Терять любимых всегда тяжело. Впервые я встретила Кети в средней школе, мы тогда плавали за Кейвельских Дельфинов. Два года спустя, уже в старшей школе, мы попали в нашу команду, —мне жутко не нравилось, что моя речь звучала сухо и заученно.

Я свернула карточки, отложила их в сторону и попыталась сконцентрироваться на чем-нибудь за спинами сидящих людей — золотое правило публичных выступлений. Можно было еще представить всех голыми, но тогда у меня вряд ли бы что вышло, ведь прямо напротив сидели бабушка и дедушка Кети. Как-то само собой вышло, что взгляд зацепился за Торина.

—Все мои слова записаны и отрепетированы, и мне, если честно, это не нравится. Заученные речи скучны, а Кети, уж кем-кем, а скучной точно не была. Она была удивительным человеком. Хоть многие этого и не знали, но именно она связывала всю команду воедино, — подходя ближе к теме и уже не так сильно нервничая, я посмотрела на дедушку и бабушку Кети и начала говорить уже им. — Понимаете, не важно, что за вид спорта, но в каждой команде есть что-то, что заставляет каждого чувствовать себя особенным, чувствовать себя частью команды, что помогает новичкам влиться в наш коллектив. И это наши прозвища. Мы пишем эти особые имена на досках для плавания и на куртках, на ластах и на наградах. Во время сборов ни один из вас не услышит, как выкрикивают имена ваших детей. Зато вы услышите, что будут кричать Кондор, Пружинка, Гудини и Зажигалка...

Многие ученики начали посмеиваться. Я мельком взглянула на них.

—Эти уникальные имена отражают то, кем мы являемся в команде. Вы могли этого не знать ...— я посмотрела на родителей Кети, а затем перевела взгляд на места, где сидели пловцы. — Точнее, многие из нас не знали того, кто стоит за всеми этими именами. Человека, который слушал, наблюдал и придумывал для каждого из нас идеальное имя, — я сделала эффектную паузу. — Это была Кети.

Снова послышался оживленный шепот. Некоторые ученики оборачивались и удивленно поглядывали друг на друга.

— Но самое интересное то, что за каждой ее придумкой скрывается история. Моё прозвище — Пружинка. К моему сожалению, это не потому, что под водой я такая быстрая и гибкая. Когда я еще плавала за Дельфинов, мой папа купил мне эту игрушку. Она успокаивала меня на сборах. И Кети это запомнила, — от мыслей об отце у меня защипало в глазах. Я сглотнула и постаралась не думать о нем. —Мардж у нас Зумер, потому что она чуть ли не вечность пыталась освоить ласты Финис Зумер. Ну, а Рэнди он, — я указала на еще одного пловца, — он Укурок. На него хлорка странно действует, поэтому после тренировки он будто под чем-то.

Послышались смешки.

Я встретилась взглядом с Джимми Бэйнсом.

—Джимми — Кондор, потому что, когда он плавает баттерфляем, его руки похожи на крылья кондора. А тренера Флэтчера мы зовем Доком, потому что он работает над своей диссертацией уже...

—Вечность? — выкрикнул кто-то из зала, и все засмеялись.

—Кети же была Ракушкой, потому что она была тихой и скромной. Но в бассейне она выползала из своей раковины и сияла, как звезда, какой она и была на самом деле. Можно назвать еще много вещей, которые делали Кети особенной. Ее рекорды на первом году, и то, что в бассейн она всегда приходила первой, а уходила последней. Но все это не избавит от боли потери, от осознания... — голос задрожал, а глаза наполнились слезами. Мысли об отце накатили еще с большей силой. Я прочистила горло и быстро заморгала, пытаясь прогнать слезы. — Боль в сердце от осознания, что любимого человека вдруг отняли у тебя, что больше никогда не увидишь его...ее...

Образы отца всплывали у меня в голове, и все слезы, что я сдерживала, прорвались наружу, как через открытые шлюзы. Чем больше я пыталась их остановить, тем сильнее я плакала. Сквозь слезы я увидела двух людей, направляющихся в мою сторону. В следующую минуту Эрик и Кора окружили меня.

Эрик взялся закончить речь, в то время как Кора отвела плачущую меня к выходу. Приобняв, она бормотала что-то утешающее, но я ничего не слышала. Слезы невозможно было остановить. Жив мой отец или мертв — от постоянного гадания становится только хуже. Родители Кети и не представляют, насколько им повезло иметь эту определенность.

В голову закралась еще одна мысль. Я перед всеми показала свою слабость. Унизительнее некуда. От мысли, что мне еще предстоит ехать со всеми к кладбищу, а потом в школу, стало еще отвратнее.

—Хочу уехать до того, как все закончится, — прошептала я.

—Могу отвезти тебя домой, — из-за спины послышался голос Торина.

Согласиться?

— Нам ведь еще нужно на кладбище.

—Езжай с ним, Рейн, — запротестовала Кора. —Все поймут.

Я обняла Кору, и мы с Торином молча пошли к байку. Перед тем как защелкнуть шлем, он вытер пару слезинок с моих щек. Он беспокоился за меня. На глаза опять набежали слезы. Ненавижу, когда люди начинают жалеть меня. От этого кажется, что все хуже, чем есть.

Нуждаясь в его тепле, я обвила вокруг него руки и закрыла глаза. Впервые я обнимала его и чувствовала при этом покой. Словно понимая, что у меня на душе, он крепко сжал мои руки и завел мотор. Мы подъехали к дому, и, поддерживая меня за руку, он провел меня до двери.

—Спасибо, что подвез, — поблагодарила я.

—Всегда, пожалуйста. На случай, если хочешь поговорить, я всегда к твоим услугам, — мягко сказал он.

Мне действительно было необходимо с кем-нибудь поговорить.

—Хорошо. Зайдешь?

Мама ушла, но телевизор работал. Я выключила его, сняла пальто и повесила его на спинку стула. Взгляд остановился на Торине.

—Хочешь пить?

Он покачал головой и подождал, пока я сходила за бутылкой с водой и уселась на стул. Все это время он не сводил с меня глаз.

—Не смотри на меня так, — тихо сказала я.

—Прости, — сказал он, по-прежнему не отводя взгляд. —Ты скучаешь по нему?

—Что?

—Твой отец.

Я моргнула.

—Да. Как ты догадался?

—То, что ты говорила в речи. Те слезы и боль, что я видел в твоих глазах. Это было что-то личное.

Я ошеломленно уставилась на него. Он так просто смог прочитать меня.

—Расскажи мне о нем.

Я вспомнила, как вчера он говорил, что у него есть данные о своих рекрутах.

—Но ведь ты уже знаешь.

—Мне известно только то, что он возвращался домой из командировки, и его самолет разбился. Прошло много времени, но тело так и не нашли.

—Когда мы последний раз разговаривали, он был в аэропорту, — начала я, но вскоре переключилась на свое детство, о том, что мы делали вместе, места, куда ходили всей семьей, о том, что он всегда был рядом. Я говорила, пока не сел голос. —Мама верит, что он жив, — прошептала я. —Но я боюсь, что она пытается внушить это себе, что она сходит с ума.

—Почему ты так думаешь?

—Она говорит сама с собой. То есть она стоит перед этой штукой, — я махнула рукой в сторону зеркала, что в гостиной, — и делает вид, что разговаривает с ним. Я не могу потерять еще и ее. Она все, что у меня есть, — я даже не заметила, что все это время плакала, пока Торин не дотронулся до моего лица, чтобы вытереть слезы. Я хлопнула по щекам, приводя себя в порядок. — Прости. Со мной редко такое случается.

—Не извиняйся, — он прижал меня к себе. —Плачь сколько хочешь. Пока я нужен тебе, я всегда буду рядом.

Нуждаясь в утешении, я вцепилась в него. Я удивилась, что во мне еще остались слезы, когда, отклонившись, он провел костяшками по моим скулам, стирая с них влагу. В этом прикосновении было столько нежности. Сердце забилось быстрее, и у меня перехватило дыхание.

—Веснушка, —нежно сказал он низким и немного настойчивым голосом. —Посмотри на меня.

Я подняла глаза и тут же пожалела об этом. В глубине его глаз сверкало голубое пламя. От этого зрелища у меня захватило дух.

—Ты ведь чувствуешь это, — произнес он. —Эту связь между нами.