- А где же Симпсон? - раздался чей-то голос. - Как всегда, уходит от дел?
Вопрос задал маклер, и маклер ответил ему:
- Уже ушел!
- Вот те на! Да ты серьезно? Держите меня, не то я упаду.
- Ушел кой-куда, - уточнил второй маклер, высохший старичок, по слухам, подвизавшийся в Сити с самого юбилея 97 года [17].
Первый маклер, плешивый толстяк лет шестидесяти, про которого все знали, что он вот-вот обанкротится, с воплем: «Красные, вперед!» - сбил со старичка шапку. Остальные тут же подхватили его почин и с криками: «Налетай, Арсенал!», «Манчестер Юнайтед, ура!» - стали играть шапкой в футбол, да так расходились, что Нед, вернувшись в комнату, не смог пробраться к стойке.
- Эй вы! - окликнул он игроков. - Здесь вам не биржа.
Толстый биржевой маклер с воплем: «Гол!» - зафутболил шапку в окно. Раздались крики: «Мазила!», «Вне игры!», чей-то свист.
Нед наконец пробрался к стойке и теперь сидел в глубоком раздумье над двойной порцией виски. «Погляди на этого пузана, - негодовал он, - кто бы подумал, что у него больное сердце. Он в любую минуту может окочуриться». Я сказал, мол, не исключено, что ему только того и надо.
Футболисты минуту-другую попререкались, решили было послать старикана в окно вслед за его шапкой, потом гурьбой повалили к стойке. Плешивый толстяк, багровый от натуги, хлопнул Неда по спине и, отдуваясь, прохрипел:
- Обидела уличная шантрапа медного короля.
- Гори она ясным огнем, эта медь, - сказал Нед, - и ты с ней в придачу!
- А мы и так горим, - сказал мумифицированный старичок, обнажая в улыбке два ряда белоснежных, как надгробья, фарфоровых зубов, - а в этом месяце и вовсе чудом не сгорели дотла.
- Держу пари, пять к одному, - просипел толстяк, - что через год Нед Симпсон будет по-прежнему торчать здесь и по-прежнему собираться уйти от дел. Ставки - в фунтах.
Нед оторопел. Залился краской.
- О чем это ты? - И тут до него дошло. - Пари принято. Где твоя пятерка?
- Нет, так дело не пойдет. Ты сначала уйди с работы. По-настоящему уйди. Удались. Удери. Улепетни. Словом, навек распростись с Сити.
- Том, записывай! - приказал Нед бармену. - Если к концу года я не уйду от Акби, я плачу мистеру Джеймсу фунт. Если уйду, он платит мне пять.
Мы притихли. Мигом смекнули, чем грозит такое пари. Даже маклер притих. Но ему, как я уже говорил, тогда было на все наплевать. Так что он не отступился от своих слов. И кстати говоря, чуть не выиграл пари. Нед расстался с Акби только через одиннадцать месяцев. Сначала один владелец заболел, потом другой женился. Как благородный человек, объяснял Нед, он не мог бросить фирму на произвол судьбы в таких обстоятельствах.
Однако пари возымело действие. Нед продолжал клясть маклера даже после того, как тот, разорившись той же осенью, неделей позже наглотался снотворного и умер. Нед внес лепту на вдову, но при этом заявил, что вытребует свои пять фунтов из вдовьего фонда.
Пустые слова, разумеется. Однако Грейн не сомневался, что Нед ушел от Акби только в пику наглому толстяку. «Ничего глупее и придумать нельзя: покончить с собой потому лишь, что другой самоубийца кинул тебе перчатку. А иначе чем самоубийством поступок Неда не назовешь. Вы еще в этом убедитесь. Он и двух лет не протянет без Сити». Грейн - большой любитель резать правду-матку, особым тактом он не отличается и, на мой взгляд, даже кичится этим - как-то после делового ленча в «Савое», одного из тех деловых ленчей, когда не беспокоишься о размерах счета, потому что ленч идет за счет фирмы, возьми да и брякни Неду, что он дурак. Он повторяет ту же ошибку, что совершил до него не один такой дурак. «Если кто прирос к Сити, так это ты, Нед. Всеми своими потрохами. И нужны тебе не цветочки, а только акции. Самый красивый пейзаж для тебя - вид на собор святого Павла, родимые поля для тебя - мостовая, а дышится тебе всего привольнее - гарью и туманом. От чистого деревенского воздуха у тебя легкие прогниют за год; что касается тишины и покоя, так ты ночами будешь лежать без сна, поджидать, когда наконец мимо твоего дома прогромыхает хотя бы один грузовик - так тебе опостылеет твое деревенское затишье, так захочется убедиться, что где-то еще кипит жизнь».
Через неделю Нед собирался расстаться с Акби, уже назначили день, и пути назад не было. Ничего удивительного, что Нед, наслаждавшийся после отличного ленча сигарой и бренди, злобно сверлил старого приятеля взглядом, пока тот держал речь. Впрочем, Нед быстро отмяк. И сигара, и бренди этому весьма способствовали, не зря же ими завершают все деловые ленчи. И кротко ответил Грейну: «Вы все задохнетесь тут своим туманом. И тот день недалек!»
Только проработал Нед у Акби еще три недели сверх назначенного срока. Нежданно-негаданно разразился кризис. Кредитор прекратил платежи. Фирма, подрядившаяся создать для Акби филиал на севере Германии, повздорила с местным муниципалитетом и отказалась от контракта. Акби переполошились и упросили Неда объехать все филиалы и доложить, как там обстоят дела и каковы перспективы.
И вот тут-то Нелл и нашла свой идеальный дом. О его продаже не давали объявлений. Дом принадлежал почтенной даме, которая собиралась уйти на покой, точнее сказать, переселиться в гостиницу. Владелица подумывала закрыть дом, а пока предупредила свою экономку, чтобы та приискивала себе место. Экономкина сестра работала в сапожной мастерской, куда Нелл отдавала чинить Недовы ботинки. Сестра слышала, как Нелл жалуется хозяйке мастерской, что она вынуждена пробыть в Лондоне до сентября: ей так и не удалось найти домик за городом.
Сестра все собиралась заговорить с Нелл, да так и прособиралась, пока Нелл не ушла. Она была тугодумка. Впрочем, хозяйка мастерской вскоре столкнулась с Нелл в рыбной лавке и все ей рассказала. Нелл тут же помчалась смотреть дом. Это оказалось именно то, что она так исступленно хотела. Незатейливый домик, построенный в сороковых годах прошлого века, рядовой для той поры помещичий дом из оштукатуренного кирпича; узкий коридор, присоединенный к гостиной, образует залу, к одному крылу пристроена столовая окнами в сад. Скромный домик, как бы говорящий: «Живите здесь - и я дам вам приют и тепло, больше я ни на что не претендую». Вернее всего, его можно было сравнить пожалуй что с преданной кухаркой.
И притом все в отличном порядке, какой бывает только у почтенных, не стесненных в средствах дам. Старинная теплица, примыкающая к кухонной стене, а значит, и не нуждающаяся в специальном обогреве, только что отремонтирована. Горшечные культуры старую даму не интересовали, просто она любила завтракать, нежась на солнышке.
Правда, когда Нелл узнала, что прекрасный вид из окон открывается отнюдь не на зеленый пояс, как уверяла старая дама, а на герцогское поместье - одно из крупнейших в стране, которое, следовательно, неминуемо будет разбито на строительные участки, едва герцог отдаст богу душу, ее одолели сомнения. Герцогу же шел девятый десяток.
Но когда Нед увидел прекрасный сад на южном склоне и добротные бордюры, он тут же ударил по рукам. Нелл упряма как осел, сказал Нед, она сама не понимает, какое счастье ей плывет в руки. Конечно, нельзя поручиться, что этот прекрасный вид будет существовать вечно. Но в мире вообще нет ничего вечного. Пресловутый зеленый пояс просто мухоловка, и больше ничего. Правительство подстерегает тебя, как паук, ты и опомниться не успеешь, как уже опутан по рукам и ногам, а под носом у тебя инфекционная больница или аэродром. Все правительства спят и видят, как бы нарушить закон - нет для них ничего приятнее, ничего отраднее, чем показать свою власть. Всем им только того и надо.
И не успели еще распаковать ковры, как Нед кинулся разбивать грядки, копать, сажать. На всю осень, зиму и весну Нед и Нелл так основательно исчезли из виду, словно уехали на Камчатку. Они даже не выполнили своего обещания позвать нас погостить. Они не отвечали на приглашения. Кто-то видел Нелл в опере - она блаженно клевала носом на «Grotterdammerung» [18]. Я целый год не встречал Нелл, лишь в мае столкнулся с ней на Виктория-стрит - лицо у нее потемнело от загара, нос ало лоснился. Она вышла из магазина, где смотрела новую модель моторной косилки. Нелл всегда одевалась элегантно. Нед ее в этом поощрял. Теперь на ней была помятая фетровая шляпа, провисшая на коленях вельветовая юбка и старый твидовый пиджак - видно, с Недова плеча. Нелл походила на актрису, играющую роль осевшей в своем поместье герцогини, с той лишь разницей, что она была безразлична не только к своей наружности, но и ко всему окружающему. Она не щеголяла своими деревенскими обносками в городе, для нее Лондон был просто ближний городишко, куда ездишь покупать сельскохозяйственные машины. Нелл засияла улыбкой мне навстречу и извинилась за то, что они не ответили на мое последнее письмо. У них просто не остается времени. День-деньской они работают, а вечером так измочалены, что у них нет сил писать письма. Нед нередко прямо так в кресле и засыпает. Что за жизнь! Лишь теперь они узнали, что такое счастье! Сбылись их мечты. Нед собирается разбить плодовый сад. У них будут свои фрукты. Поздние сорта карликовых яблонь. В конце концов, как говорит Нед, лет десять-пятнадцать он еще протянет, а раз так, почему бы ему не посадить сад? Через пять лет они смогут продавать яблоки - и эти расходы окупятся.