Тремя днями раньше Юнга вернулся из небольшой поездки экспедиционный врач, доставивший на судно случайно обнаруженный им бочонок с мукой неизвестного происхождения. В том месте, где он был найден, бочонок пролежал, несомненно, несколько лет, защищенный выступом валуна от давления льдов. Очевидно, он был прибит туда льдами. Надпись на дне бочонка настолько стерлась, что ее не удалось прочитать. Мука сохранилась так хорошо, что ее трудно было отличить от свежей. Мак-Клинток распорядился сохранить небольшое количество муки, чтобы сравнить ее с запасами, оставленными на складах Фьюри и в порту Леопольда, и таким образом установить происхождение найденного бочонка. В связи с этим фактом интересно вспомнить наблюдение, произведенное в свое время экипажем «Геральда», выкопавшим из земли огромную бочку с мукой, оставленную здесь несколькими десятками лет раньше капитаном Бичи. Как оказалось, мука сохранила все вкусовые качества, несмотря на свою давность.

Эти данные имеют для нас прежде всего то значение, что показывают, как легко, при соблюдении некоторых мер предосторожности, сохранить в Арктике на долгие годы продовольственные запасы, и как иногда такие продовольственные склады могут выручить и даже спасти целые экспедиции. Оклад па мысу Фьюри спас от верной гибели давнишнюю экспедицию Джона Росса и оказался очень кстати для экспедиции Мак-Клинтока. Принес ли он пользу экспедиции Франклина? На это в то время никто не мог дать окончательного ответа, но следов пропавших в районе склада Юнгу обнаружить не удалось.

Тем временем на маленьком «Фоксе» царило сильное возбуждение: все готовились к большим весенним экспедициям, выход которых был назначен на 2 апреля. Первыми предполагали выступить Мак-Клинток и Хобсон, для Юнга еще не были готовы сани, и потому его выход предполагался несколькими днями позднее. Доктор Уокер по необходимости должен был остаться на корабле, приняв на себя заботы о содержании его в порядке. Чрезвычайно показательно для — энергичного образа действий Мак-Клинтока, а также для господствовавшего среди экипажа воодушевления, что кроме врача на «Фоксе» были оставлены только два стюарта, повар, плотник и истопник.

Продолжительность поездок Мак-Клинтока и Хобсона была рассчитана каждая на восемьдесят четыре дня. Продовольствование отрядов должно было идти как за счет запасов, захваченных с собой, так и за счет заранее оборудованных складов. «От Магнитного полюса мы должны будем отправиться, захватив с собой столько продовольствия, сколько будем в состоянии нести, оставим там некоторый запас, чтобы воспользоваться им при нашем возвращении», сообщает Мак-Клинток последнюю, существенную деталь своего плана.

Второе апреля 1858 года стало исторической датой: этот день — начало знаменитого похода, приведшего к разгадке тайны судьбы Франклина. Сидя с пером в руках, Мак-Клинток чувствовал трудность своей новой задачи — отобразить на бумаге все, что он увидел, узнал, понял и пережил <за последние месяцы. «Для меня совершенно ясно. — восклицает Мак-Клинток, — что необычный образ жизни, который мы ведем в экспедиции, совсем не подходит для такой, требующей спокойствия работы, как ведение дневника. Настоящая попытка будет доказательством этого, — действительно, располагая таким обширным материалом, какую полную глубокого интереса книгу можно было бы написать!

«С тех пор как я в последний раз раскрывал этот безыскусственный старый дневник — собрание сухих фактов и самых простых замечаний — миновала зима, наступает лето, и прекрасное солнце снова возвращается к югу. Мы старались также не оставаться на месте и двигаться вперед, вместе со временем, к осуществлению нашей цели».

Утро дня, назначенного для выступления, было неприветливым, но вскоре погода улучшилась, и Мак-Клинток вместе с Хобсоном могли тронуться в путь.

«У каждого из нас было по саням, — пишет Мак-Клинток, — которые тащили четверо людей и, кроме того, отдельные санки, запряженные собаками в сопровождении погонщика. Мистер Петерсен сам предложил свои услуги управлять моей собачьей упряжкой, — предложение слишком ценное, чтобы его можно было отклонить, — и, действительно, выполнял эти обязанности до конца. Наших пять истощенных от недоедания молодых собак мы запрягли, впервые в их жизни, в маленькие сани. Этими собаками я правил сам, намереваясь продать их эскимосам в том случае, если бы удалось заставить их тащить так далеко взятое для них продовольствие.

«Шествие выглядело внушительно и было действительно очень любопытно: пять саней, двенадцать человек и семнадцать собак разной величины и вида. На корабле был поднят большой флаг, а на наших санях — веселые шелковые флажки. Мои сани были украшены красивым флагом, подаренным мне леди Франклин. Ее имя было нашито белыми буквами на красном поле, окаймленном белой вышивкой. Флаг был изготовлен сестрами капитана Коллинсона.

«Снаряжение, которым были нагружены наши сани, имело следующий вес¹⁸ (вес снаряжения партии Хобсона и Юнга был почти одинаковый):

«Ноша, предназначенная для каждого из людей, составляла в среднем 200 фунтов, для каждой собаки —100 фунтов.

«Продовольствие состояло, главным образом, из мяса сваренного с салом, бисквита и чая; кроме того, у нас было немного вареной свинины, рома и табака.

«Так как мои спутники не привыкли носить больших тяжестей, а сани были основательно натужены, то мы скоро утомлялись и поэтому двигались медленно. Ночью сделали остановку у Длинного озера. Во второй день мы дошли до западного моря, а на третий, с помощью парусов, поднятых на санях, настолько продвинулись вперед, что оставили в нескольких милях позади себя остров Эрчедек.

«Продвигаясь вперед, мы забирали запасы из различных складов, которые были устроены с такими трудностями и опасностями осенью. В конце концов у нас оказалось так много груза, что нам пришлось итти вдвое медленнее. Шесть дней мы настойчиво продвигались таким же утомительным путем, пока (15 апреля) не достигли 71°7′ северной широты по низменному известняковому берегу, который от этого пункта переходит почти в прямую линию, простираясь к югу на 60–70 миль. Мы начали теперь оставлять кое-где провиант, чтобы обеспечить себе питание на обратном пути. Тащить по ровному снегу весь остальной провиант, рассчитанный приблизительно на 6 дней, было совсем легко.

«До сих пор температура была низкой, доходя часто до 30° ниже нуля; по временам дули резкие северные ветры и светило яркое солнце. Снег ослепительно блестел и, хотя мы носили цветные стекла, все же большинство из нас сильно страдало от воспаления глаз. Кожа на наших лицах покрылась пузырями, губы и руки растрескались. Кажется, никогда еще никто не был так изуродован соединенным действием яркого солнца и исключительно холодных ветров. По счастью, у нас не наблюдалось случаев полного отмораживания, но почти у всех были обморожены лица и пальцы.

«20 апреля на 70°5′ северной широты мы встретили две семьи эскимосов, всего двенадцать человек. Их построенные из снега хижины находились на льду в ¾ мили от берега. Занимались они охотой на тюленей. Это были те самые эскимосы, с которыми я познакомился в феврале у мыса Виктории.

«Вход в их хижины был настолько высок, что войти в них можно было не становясь на четвереньки, а ледяная плита на крыше допускала во внутреннее помещение достаточно света. Сделанные из снега скамьи вышиною в два фуга, занимавшие половину пространства каждой избы, были покрыты шкурами оленей и служили местом отдыха для всей семьи. По углам стояли скамейки, также из снега, заменявшие кухонные столы. Около них сидела хозяйка, возившаяся со стоявшей тут же каменной лампой и каменной кухонной посудой, развешанной над скамейкой. Лампой служил небольшой открытый сосуд, горючим — тюлений жир, а фитилем — сушеный мох. Трутницей был мешок из тюленьей кожи с мягким сухим мхом, а куском железного колчедана и ниткой хозяйка высекала огонь.