Он отличался удивительным упорством, и когда ему доказывали, — в периодической печати, так как для личных объяснений он был недоступен, — что из десяти последних морских экспедиций семь должны считаться неудавшимися, тогда как сухопутные путешествия дали несравненно больше, он тем не менее твердо стоял на своем.
Во время заседания в адмиралтействе Бэрроу поднялся и обратился к заседавшим с горячей просьбой выслушать его и согласиться на снаряжение новой большой экспедиции для окончательного открытия Северо-западного прохода. Бэрроу напомнил о том, как много он сам уже сделал- на этом поприще, как много выстрадал, встречая неодобрительное отношение к своей идее. Он доказывал, что для довершения уже сделанного осталось совсем немного, что расстояние, разделяющее крайние, известные ныне пункты, очень невелико, что плавание в этих морях в настоящее время представляет гораздо меньше опасностей, чем раньше, наконец, что позорно останавливаться перед совершением последнего шага в момент. когда цель, которой добивались в течение веков, так близка. Убедительность речи и авторитет Джона Бэрроу оказали свое действие, и, в соответствии с царившими тогда настроениями, было решено совершить новую попытку решения великой проблемы. В пользу такого решения высказался председатель Королевского научного общества, его поддержали многие члены адмиралтейства, и в их числе четыре человека, голоса которых имели больше всего веса. Этими людьми были: Парри, Джемс Росс, Франклин и Сэбин. Старик Бэрроу добился своего. Больше того — масштаб нового предприятия превосходил все, о чем мог мечтать Бэрроу, лелея свой план покорения арктической Америки.
Обязанности снабжения и снаряжения этой экспедиции разделили между собой научное общество и адмиралтейство, причем оба исходили из того, чтобы эта экспедиция была непременно во всех отношениях образцовой, но чтобы, вместе с тем, она была последней, посылаемой на поиски Северо-западного прохода.
Однако судьбы этой экспедиции сложились так, что, вместо того чтобы стать последним предприятием этого рода, она вызвала к жизни огромное число новых экспедиций, возобновивших атаку арктической Америки с беспримерной настойчивостью и бесстрашием.
Предстояло выбрать начальника экспедиции. Выбор пал на хоть и не знакомого с Арктикой, но много путешествовавшего и не раз отличавшегося в разного рода делах коммодора Джеймса Фицджемса. Но вот на сцену выступил Франклин. Он изъявил желание ехать сам. Конечно, трудно было найти человека, более подходящего для этой роли. Кто мог сравниться с ним по опытности в плаваниях среди льдов и кто мог быть более горячо предан своему делу! Франклин напомнил, что он принимал участие в первой экспедиции к Северному полюсу, указал на прочие свои заслуги на арктическом поприще и заявил, что по праву он должен занять место начальника экспедиции. Выставляя это требование, Франклин проявил такой энтузиазм и столько оптимизма, что легко могло показаться, будто достигнуть цели при нынешней осведомленности о конфигурации тамошних берегов и природе моря ничего не стоит. «Многие очень опытные и вдумчивые полярники того времени так и смотрели на это дело, — говорит один из историков Франклина, — им казалось, что вся задача состоит только в том, чтобы сорвать плод, наконец созревший среди тысячей превратностей».
Однако было и серьезное сомнение, заставлявшее призадуматься перед назначением Франклина на должность начальника: Франклин был уже почти «стариком.
В связи с этим затруднением возник разговор, в котором участвовал Парри. На вопрос: «Не лучше ли было бы оставить Франклина дома, так как из судового списка видно, что ему уже шестьдесят лет», — Парри ответил:
«Этот человек подходит для данной задачи лучше всякого другого, а если вы его не пустите, он умрет от тоски».
В этих словах Парри выразил не только свое личное мнение, но и мнения всех окружающих, и так было в действительности.
Последняя попытка уговорить Франклина отказаться от поездки была произведена при разговоре с ним. Представитель адмиралтейства сказал ему с улыбкой:
«Мы имеем лучшее в мире право не пускать Вас — но справкам значится, что Вам уже 60 лет».
Быстро и серьезно Франклин возразил: «Оправки неверны — мне всего лишь 59!»
На этом закончились попытки переубедить его, в результате назначение Фицджемса начальником всего предприятия было отменено, и был назначен главою экспедиции старый полярный волк — Джон Франклин.
Прежняя деятельность Франклина в Арктике описана в предыдущих главах. В течение следующих семнадцати лет Франклин оставался в стороне от исследования полярных стран, которое он считал своим призванием. За этот долгий период он занимал различные должности, начиная с командования военным кораблем, плававшим в Средиземном море, и кончая управлением одной из английских колоний (Ван-Дименовой землей, то есть Тасманией). Франклин происходил из небогатой, многодетной купеческой семьи. Вступив в возрасте 14 лет на морскую службу, он вскоре получил офицерский чин, неоднократно принимал участие в морских сражениях и научился рассуждать как солдат, верный своему начальству. Франклин отличался не только энергией и выдержкой, но и большой честностью, гуманностью в обращении с подчиненными и добротой. Эти особенности его, наряду с честностью, были по-видимому истинной причиной неудовольствия, которое высказал государственный секретарь по поводу его управления Тасманией. Франклин очень охотно покинул этот пост, пребывание на котором лишило его свойственной его характеру веселости и приветливости. Насколько серьезны были недоразумения Франклина с колониальным управлением, видно из того, что еще накануне своего отъезда он хлопотал о выпуске из печати речи, долженствовавшей реабилитировать его образ управления Тасманией. С тем большей охотой вернулся Франклин к исследовательской деятельности на горячо любимом им Севере.
Как только решение адмиралтейства отправить в арктическую Америку исследовательскую экспедицию стало известным, сразу же явилось столько желающих принять в ней участие, что из среды их — как командного состава, так и матросов — можно было самым тщательным образом отобрать наиболее подходящих людей. Со времени последних больших арктических экспедиций прошло уже несколько лет, и невзгоды, которые приходится переносить путешественникам в полярных странах, были частично забыты, частично затмились представлениями о замечательных открытиях, о свободной жизни среди суровой, но прекрасной природы, наконец — о славе и даже о выгоде, которые выпадут на долю всех участников плавания, если оно закончится удачно. Особых опасений за свою судьбу никто из собиравшихся в путь не имел, так как опыт большей части прежних экспедиций показал, что экипаж судов возвращался домой обычно без большого урона в людях. Никому не приходила на память ужасная судьба некоторых арктических экспедиций шестнадцатого и семнадцатого столетий, например Уиллоугби или Мунка, в которых все или почти все участники погибали. Все воображение отъезжавших и их друзей было поглощено рассказами более счастливых современников — Франклина. Парри, Россов, Бака и других, — в ярких красках изображавших борьбу с арктической природой и победу человека над ней.
Источник популярности готовящейся к отправке экспедиции состоял все же не только в своеобразном обаянии, исходившем от прежних предприятий этого рода, но и в убеждении, что делу, начатому с таким размахом и умением, должен быть обеспечен полный успех. Необходимо признать, что английское адмиралтейство, решившее еще раз попытать счастья на этом пути, сразу проявило свою действительную заинтересованность в решении проблемы Северо-западного прохода и потому приложило все силы для того, чтобы снарядить экспедицию самым тщательным и совершенным образом.
Для экспедиции были выбраны корабли Джеймса Росса «Эребус» и «Террор». Оба судна, построенные для военных целей, были в 1838 году приспособлены для плавания во льдах и превращены в экспедиционные корабли с соблюдением всех правил и мер предосторожности, диктуемых практикой того времени. «Эребус» (водоизмещением 370 тонн) и «Террор» (340 тонн) блестяще выдержали испытание во время четырехлетнего плавания в водах Антарктики. На «Терроре» плавал в 1836–1837 годах Бак в область залива Репульс. Эти превосходные корабли более всего соответствовали новому назначению и были предоставлены в распоряжение экспедиции после основательного ремонта, устройства дополнительных креплений и введения ряда новых усовершенствований. Оба корабля были винтовые пароходы, но независимо от этого на каждом из них имелось полное парусное вооружение, рассчитанное на замену парового двигателя во время остановки машины. Каждая из этих машин была в двадцать лошадиных сил, причем устройство их было таково, что машины по желанию можно было подымать и опускать, так как предполагалось, что пользоваться их услугами будут только при прохождении узких проливов или каналов во льду, а также при противном ветре или в штилевую погоду. Скорость при этом достигала 4–5 узлов. Польза от машин должна была быть, несмотря на незначительный развиваемый ход, очень большой, потому что каждый полярный мореплаватель того времени хорошо знал, как часто теряются самые драгоценные часы и самые благоприятные для переходов возможности только оттого, что в нужный момент не дует нужный ветер. Целиком полагаться на машину в то время было рискованно, тем более, что корабли не могли взять с собой сколько-нибудь значительного запаса угля, так как все трюмы и свободные помещения были забиты продовольственными припасами, одеждой, инструментами и прочими необходимыми предметами. До большой экспедиции Франклина один только Джон Росс сделал попытку проникнуть в арктические воды с помощью парохода. Винтовые пароходы отправлялись на борьбу с арктическими льдами впервые.