А затем Хеслипа отдёрнуло назад и в сторону.

Фонарик ходил ходуном в руке Паркса, и в его дрожащем и снующем по стенам свете невозможно было понять, что происходит в камере.

А ведь прошло всего секунд десять с тех пор, как Паркс приблизился к семьдесят пятой камере.

Всё вокруг превращалось в нереальный ночной кошмар. Зеки бушевали в приступе безумия, а Паркс слышал лишь голодные, чавкающие звуки изнутри камеры и грохочущее в унисон клацанье когтей, царапанье по стенам и скрежет зубов о человеческие кости.

Безумие. Полное безумие.

Дёргающийся свет фонарика вырывал из окружающего жуткие картины: кровь, яростное движение, нечто корчащееся и извивающееся; отражающая луч света неразбериха из плоти, порывов горячего воздуха и серой желеобразной массы.

И вдруг Паркс услышал звук, который вернул его к реальности: щелчок замка на двери камеры. Дверь скользнула в сторону и начала открываться, а Паркс со всей дури заорал в рацию:

- Закрывай эту чёртову дверь! Закрой её, мать твою! Закрой, ублюдок ты грёбаный!

Дверь замерла и начала медленно закрываться.

Она успела отъехать от стены всего на метр, но это хватило.

Хватило для того, чтобы нечто выскользнуло наружу. Нечто с розовыми полупрозрачными щупальцами, как у медузы.

Они извивались, как слепые черви, нащупывая путь. И вот тогда Паркс не выдержал. И закричал.

Щупальца оказались всего в метре от его ноги, и тут дверь, наконец, захлопнулась, разрезая, отсекая часть существа с брызгами похожей на чернила жидкости, воняющей тухлой рыбой. А та часть создания, что осталась в камере, истошно завопила, и звук этот был пронзительнее, чем свист десяти разом закипевших чайников.

Отрубленные щупальца извивались, как черви под прямыми солнечными лучами, и Паркс выронил фонарик и начал орать в рацию:

- Включай верхний свет! Включай, мать твою, этот грёбаный верхний свет!

А все зеки вокруг него читали молитвы Иисусу и Деве Марии.

А потом, наконец, включился верхний свет.

Такой резкий и яркий, что Паркс на пару секунд зажмурился.

А существо в камере начало стенать, словно яркий свет был для неё равнозначен едкой кислоте.

Вокруг стоял дым, туман, всё было забрызгано кровью, а то существо всё визжало от ярости и ненависти. Затем послышался скрежет металла и стук болтов по цементному полу.

К тому времени, как Паркс рискнул заглянуть в камеру, существо исчезло. Оно отодрало со стены покрытие на уровне батареи и соскользнуло в вентиляционную систему.

Прибежал сержант Варрес, жаждавший немедленно получить объяснения, какого хрена здесь сейчас произошло.

Но когда он увидел бойню в семьдесят пятой камере, кости, плоть и разбрызганную кровь, он повернулся к Парксу.

- Что за хрень это была? - спросил у него Варрес.

Но Парск лишь помотал головой, выпучив глаза, а из дрожащего уголка рта у него стекала струйка слюны.

- Оно... оно было в бешенстве, - наконец выдавил он.

19

Начальник Линнард отправил Палмквиста в одиночку ради его же безопасности.

Зеки, наконец, связали то, что произошло в Брикхейвене, и то, что происходит сейчас здесь, в Долине Шеддок.

Тем утром, после убийства Хеслипа и Бургона, двадцать практически спятивших от страха зеков набросились на парнишку в столовой и били того до потери сознания, пока охранники не вмешались и не навели порядок.

Как бы то ни было, Палмквисту пришлось накладывать тридцать швов, а на левую руку - иммобилизационную повязку.

- Слушай, - говорил ему Линнард, - мне чертовски не нравится то дерьмо, что здесь происходит. Эти парни хотят тебя убить. И убьют, как только им предоставится такой шанс. Поэтому я помещу тебя под стражу. Ты будешь не в обычной камере, а в «яме». Это самое безопасное место в нашей тюрьме, и до окончания расследования по твоему делу ты будешь находиться там.

Начальник сказал, что не знает, виноват Палмквист ли во всём случившемся или нет, а если да - то Линнард понятия не имеет, как он это всё провернул. Но в «яму» он пойдёт в любом случае.

Ради его же безопасности.

У начальника никогда прежде ещё не было таких проблем.

Зеки посходили с ума, а тюремные юристы строчили иск за иском в Департамент исполнения наказаний.

А Департамент взялся за Линнарда. Высокое начальство постановило, чтобы Долина Шеддок была закрыта для прессы вплоть до дальнейших распоряжений.

А в самой тюрьме кипело и бурлило напряжение, готовое вот-вот выплеснуться наружу, подпитываемое давними претензиями и неотвеченными жалобами на бесчеловечное обращение и условия жизни.

Ромеро понимал, что именно грядёт.

Да и все остальные понимали. Кроме, разве что, Линнарда.

Если бы он чувствовал, что скоро должно случиться, то поместил бы всех зеков до единого в карцер.

Начальник решил, что ужин Палмквисту должен отнести Ромеро. Наверно, думал, что вид сокамерника заставит паренька поверить, что «яма» - это не наказание, а особые условия содержания ради его же блага.

Ромеро абсолютно не хотел туда идти, но понимал, что если он откажется, то Линнард отдаст негласный приказ охранникам, и уж те своего не упустят и возьмутся за него.

Поэтому он понёс Палмквисту ужин - жирная запеканка из спаржевой фасоли и несколько ломтей ржаного хлеба. Охранник впустил его внутрь и даже позволил посидеть немного с мальчишкой, закрыв дверь за вошедшим Ромеро.

Палмквист выглядел паршиво с учётом ушибов, наложенных швов и гипсовой лонгеты.

Но дело было не только в побоях. Его лицо было мертвенно-бледным, и на нём чёрными озёрами светились огромные, чёрные, бездонные глаза.

Ромеро подумал, что так же выглядят героинщики со стажем без очередной дозы, чьи души уже выдоены досуха.

Палмквист молчал, поэтому Ромеро решил заговорить первым:

- Расскажи мне об этом, Цыпа. Расскажи мне.

Но паренёк даже не поднял голову.

- Я... Можешь принести мне что-нибудь из стимуляторов, Ромеро? Декседрин или мет? Да хоть кофеиновые драже! Хоть что-нибудь! Не важно что. Главное, чтобы я не засыпал.

- Может и смог бы, - ответил Ромеро, - только как пронести их мимо того борова у твоей двери?

- Если ты их не принесёшь, то захвати хотя бы чёртову бритву!

Ромеро посмотрел на Денни.

Значит, теперь мысли о самоубийстве. Ему настолько херово?

Конечно, Ромеро знал, что произошло с Хеслипом и Бургоном. Он обо всём услышал сегодня утром. Но в отличие от той ночи с Уимсом, эту ночь Ромеро спокойно проспал... Правда, с помощью успокоительных.

- Думаешь, это решение проблемы, Цыпа? Наркота и бритва?

- Я не должен спать, - безжизненным голосом произнёс Палмквист. - Уж точно не сегодня ночью. А возможно, вообще никогда больше.

- Почему же?

- Ты знаешь почему.

Похоже, Ромеро действительно знал.

- Я слышал, - вздохнул он. - Я слышал его той ночью, когда оно добралось до Уимса. Я услышал что-то со стороны твоей койки. И знаешь что, Цыпа? Оно напугало меня до потери пульса. Я слышал, как оно шуршит над моей головой, у тебя на матрасе, но у меня не хватило смелости встать и посмотреть.

- Хорошо, что ты не встал. Он...

- Что?

Но Палмквист только покачал головой.

- Я ненавидел Уимса и Жирного Тони. И этих двоих...

- Они просто мусор, Цыпа. Отбросы.

- Да, я знаю, Ромеро, но поверь мне, я в жизни не собирался такое с ними... О Господи, это зашло так далеко! Это всё моя вина. Теперь все зеки меня терпеть не могут и хотят, чтобы я умер. Как бы я хотел, чтобы сегодня утром они меня всё-таки убили...

Судя по боли в голосе, Палмквист действительно так считал.

- Забавно, да? Я весь день только и мечтаю, чтобы они меня убили. Как по мне, так это единственное правильное решение.

Ромеро надолго задумался, поджёг сигарету и выдохнул дым через нос.

- Ответь на кое-какой вопрос, Цыпа: то, что с тобой сейчас происходит, уже случалось раньше, ведь так? То есть... В общем... Что бы за херня это ни была... Оно ведь для тебя уже не в новинку.