— Нет, не надо, милочка, — ответила фрекен и вдруг опять завертела, заиграла всеми пальцами, — слишком уж это хлопотно.

Мадам Иенсен смотрела на ее скачущие пальцы.

— А то бы вам, милочка, снова их чистить пришлось, — сказала фрекен Сайер, кивая прислуге.

В дверь опять позвонили. Это оказались две племянницы Майер в красных шляпках на белокурых волосах. Они ворвались вихрем, точно завсегдатаи в свой ресторанчик, и почти в одно время приложились к щечке фрекен Сайер.

— Господи, — сказали они, — тетя Виктория, дорогая, мы просто решили к тебе забежать, не надо ли чего помочь.

— Уж я знаю ваши добрые помыслы, — ответила фрекен Сайер, — садитесь, мои милочки.

И, обернувшись к мадам Иенсен, она сказала:

— Не забудьте маленькие вазочки для цветов. Будут фиалки.

— Фиалки, — вырвалось у старшей красной шапочки, — нет, наша тетушка чем дальше, тем все шикарней становится.

— Да, — поспешно воскликнула вторая, — у нашей тетушки чем дальше, тем очаровательней делается.

— Милочки мои, старый человек чего не сделает ради молодежи. Капиталец мой невелик, однако ж то тут, то там службу сослужит.

— Да, — сказала одна из племянниц, с пристальным вниманием обозрев все до последней вилки, — кто-кто, а тетушка умеет порадовать других.

— Что ж еще-то остается. — И фрекен Сайер посмотрела долгим взглядом на одну, потом на другую.

Но ей пришло на память, что кое о чем она все же позабыла. Намедни она видела у фрекен Сване, канониссы, прехорошенькие фонарики, они так красят стол.

— Молодые ведь любят, чтоб было много света, — сказала она и чуть погодя добавила:

— Можно с такою приятностью заглядывать друг другу в лицо.

У приходящей прислуги лицо конвульсивно дернулось, чего никто не заметил, между тем как фрекен Сай-ер продолжала:

— Быть может, купите мне их, дюжину, раз вам все равно в город идти. Иенсен, подайте-ка мне шкатулку.

Мадам Иенсен сходила в гостиную и принесла шкатулку— нечто вроде миниатюрного бюро, в котором фрекен Сайер хранила свои ценности.

Фрекен открыла ее и стала выкладывать на стол ассигнации, одну за другой, своими сморщенными пальцами с желтыми, до странности затвердевшими ногтями.

Вдруг она поймала взгляд, которым старшая племянница шарила по всем отделеньицам шкатулки.

— Да, приятно смотреть на деньги, — сказала фрекен Сайер.

— Ох, правда, — ответила младшая племянница, фрекен Люси, и, будто для устойчивости, ухватилась рукой за свой ридикюль, — а особенно иметь их.

— Но молодые — они больше золотишко любят, сказала фрекен Сайер с добродушно-лукавой улыбкой крестной матери — она и приходилась крестной всему потомству своей родни, а на зубок всегда дарила старинные ложки и вилки тайного советника, на которых отдавала выгравировать новые вензеля. — Нате вам, детки, золото на фонарики. Оно так красиво ложится на прилавок.

Она протянула старшей племяннице, фрекен Эмилии, золотую монету — холодный металл так и жег племянницыну руку сквозь плотную перчатку — и повторила:

— Стало быть, купите дюжину.

В этот момент снова позвонили: то был мальчик из цветочной лавки.

Две красные шапочки раскрыли корзину, обнаружив бездну фиалок.

— Тут, однако, целых два стола хватит убрать, — сказала фрекен Эмилия.

— Да и вам еще останется по букетику в петличку, — сказала фрекен Сайер и собственноручно — ее желтые ногти, казалось, прокалывали петли, точно иглы — прикрепила бутоньерки обеим племянницам.

— Ну вот, — продолжала она с прежнею улыбкой, — без цветов какое ж угощенье, а вам, мои деточки, будет чем угоститься. Ну-ка, Иенсен, что у нас там готовится? Старухе, сами знаете, всего не упомнить.

Мадам Иенсен стала перечислять блюда обеденного меню таким тоном, будто стреляла каждым кушаньем в племянниц, точно пулей из заряженной винтовки.

— Так что уж будете сыты, — заметила фрекен Сайер тоном чрезвычайно мягким.

Племянницы тем временем вынули фиалки из корзины, и фрекен сказала:

— Хм, я вот всегда думаю: цветы, конечно, завянут, но что ж, коль они хотя на время доставят людям радость.

Племянницы на прощанье снова приложились к ее щечке.

— Ты озябла, дорогая Эмилия, — сказала фрекен Сайер, — у тебя такие холодные губы. Ну, прощайте, милочки, да не забудьте же про фонарики.

Не успела закрыться дверь на лестницу, как фрекен Эмилия сказала с зычным рокотанием в голосе:

— Откуда она их берет? Можешь ты мне сказать?

Фрекен Люси ответила:

— Снимает со счета. Я же всегда говорила. Я сама сто раз видела, как она бегает в сберегательную кассу.

Старшая с силой хлопнула наружной дверью.

— А мы ходи, ей фонарики покупай, — сказала она, — за этакий хлам, пожалуй, выручишь что на аукционе.

Две сестрицы пошли по улице, придерживая юбки обеими руками.

Возле торговых рядов младшая сказала:

— Мне марка нужна, — и зашагала через дорогу к киоску.

— С киосками не мешало бы быть поосторожней, моя девочка, — бросила фрекен Эмилия.

— Думаешь, рассыльные лучше? — отпарировала Люси, продолжая свой путь и кренясь набок, как будто ее ридикюль был набит увесистыми предметами, вроде ключей от ворот и щипцов для завивки.

Две красные шапочки пошли дальше и прямо посреди тротуара угодили в объятия низенькой плотной особы, воскликнувшей:

— Дорогие мои, кого я вижу!

— Ты в городе?

— Да. — И особа, бывшая супругой сельского пастора, затрясла головою столь ретиво, что можно было лишь удивляться, как это она у нее не отваливается. — Вчера только приехала, и ношусь как угорелая по всему городу: столько родни, и все к себе зовут.

Красные шапочки рассказали о фонариках, которые им надлежало купить, и пасторша отправилась с ними за компанию, хотя перед тем собралась было к дядюшке, которому, бог свидетель, придется раскошелиться ей на обратную дорогу.

— Мы ведь у себя в усадьбе только и пробавляемся, что тощими телятами, — сказала она, — а денежки видим считанные дни — покуда десятину несут.

Послушать фру Лунд — выходило чуть ли не так, что в пасторском доме вообще съестного не водилось, кроме разве что сала, соленых сельдей да новорожденных отпрысков домашней скотины.

Когда они пришли в магазин, где торговали лампами, фру Лунд сказала, глядя на фарфоровые вещицы:

— А мы-то на эти деньги две недели живем.

И потом добавила:

— Но раз у тети Виктории сегодня обед, пойду-ка я к ней, доложусь, что и я буду.

Они расстались на лестнице магазина. Когда фру Лунд ушла, старшая фрекен Майер сказала:

— Ну вот, теперь небось и там крон двадцать ухватит, за кофейком. Коли Эмма приехала по делам, известно, чего от нее ждать.

Когда племянницы ушли, фрекен Сайер опять поместилась в кресле. Ее сморил сон. Сидя так, погруженная в дремоту, с уроненной на грудь головой в высоком чепце и с выпяченной левой лопаткой, упершейся в спинку кресла, она походила на какую-то странную поломанную игрушку.

Она не проснулась, когда в дверь снова позвонили.

Мадам Иенсен отворила и постояла мгновенье над спящею фрекен — она смотрела на нее так, будто падаль разглядывала у канавы.

— Пришел господин, он желает видеть фрекен, — громко сказала она.

Фрекен вздрогнула.

— Что? — спросила она, еще не очнувшись, и, покрутив головой, торопливо добавила:

— Сядешь этак и задумаешься. Кто там такой?

— Да этот, курчавый, — сказала мадам Иенсен и вышла.

Фрекен Сайер побежала к себе в спальню и перед зеркалом торопливо оправила чепец, парик, корсаж, весь остов, полагаемый ее телом.

Девушка на кухне, услышав, как стукнула дверь в хозяйкину спальню, спросила у мадам Иенсен:

— Для кого она там прихорашивается?

— Для этого, хлыща-то, — ответила мадам.

— Вон чего, — сказала девушка, — право слово, у нас не соскучишься. Что-то он на этот раз унесет?

— Да осталось ли тут что? — возразила мадам Иенсен, поджимая губы.

Фрекен Сайер, мелко припрыгивая, вбежала в среднюю гостиную, где навстречу ей поднялся со стула молодой, очень стройный мужчина с необыкновенно белыми и мягкими руками.