Она стала самой любимой Его куклой. Он не давал ей одежды, разрешая лишь накидывать на шею жемчужные бусы. Влюбился, как и тогда, тридцать лет назад, полюбил русалку. Сидел с ней, пока ее тело лежало в ванной. Делал так, чтобы влажные волосы липли к коже. Целовал ее шею, грудь. Перетаскивал к себе в комнату, смотрел, гладил, трогал и слушал, как она тихонечко всхлипывала.

      — Ты прекрасна, моя Нивида, — шептал он, забираясь на кровать и покрывая ее голое тело нетерпеливыми поцелуями. — Спой мне, прошу...

      Так она лежала на кровати, раскинув тонкие белоснежные руки, иногда придавливая ими кудрявые рыжие волосы. Пела она не так, как делала это Его любимая русалка, но Он уже и не помнил той песни. Пока Нивида пела, Он ласкал пальцами ее усыпанные веснушками плечи, трогал кончики рыжих ресниц, вновь и вновь терзал похожие на спелую вишню губы. Она Его заводила своей внешностью и «хвостом».

      После многих попыток побега она смирилась со своим положением. Она решила целиком отдаться этому человеку, чтобы прожить остаток жизни хоть как-то. Между ними стояло слишком многое: возраст, статус, тело. Но это не останавливало их ни в чем. Он всячески изощрялся и извращался над ней ночами, грубо покидая поутру, давая понять, кто здесь Господин.

      Летом Он вывез ее на реку, что протекала за лесом. Сказал:

      — Почти как тридцать лет назад. Только это не настоящее море, а ты не она.

      Нивида трепыхнулась, выпрямилась и, уже не стесняясь наготы, подставила под солнечные лучи тело, целиком усыпанное веснушками — ото лба до хвоста. Наклонилась к Своему Создателю:

      — Значит, ты меня не любишь, — не спросила, а скорее подтвердила девушка. В ее зеленых, как весенняя трава, глазах блеснули солнечные лучики. Он вздрогнул, понимая, что обидел ее. Ему вновь стало жарко. Он захотел утолить свою «жажду».

      — Ты раздеваешься? — взволнованно прошептала она, опускаясь в воду так, чтобы хвост лег на дно.

Он ничего не ответил, как и прежде. Если Ему было что-то интересно — с радостью говорил об этом. А если Он что-то хотел сделать, то делал без лишних слов. Скинул последнее, что было на нем из одежды, и вошел в воду. Сильные руки притянули девушку за талию, а губы оказались на ее белоснежной груди. Он злостно кусал нежную кожу. Любил своего уродца так, как не любил никого из них. Он сошел бы с ума, если бы сейчас ее отняли. По влажной широкой спине прошлись крохотные ноготки, когда Он начал ласкать трясущуюся от холода и желания бедняжку.

      Их прервал крик. Какой-то крестьянин, бросивший рыболовные снасти у реки, помчался прочь:

      — Он демон! Демон! Демон!

      Нивида задрожала, Он же рассвирепел. Его раскрыли.

***

      Злые горожане, как это положено, с вилами, огнем и ружьями спешили к замку. Вечерело. Он нервничал. Он знал, что бежать поздно и единственное — это защита. Но Его армия погибнет.

      Толпа стояла у ворот и требовала, чтобы Хозяин вышел к ним.

      Двери замка раскрылись. Вперед вышли ужасные создания с сильными длинными ногами. Они рассматривали маленькими крысиными глазками толпу. Те подняли вилы и высунули вперед огонь. Раздался крик:

      — Подайте дьявола!

      Их прежний Бог шел к ним неторопливо. Толпа молчала, слушая стук каблуков. Вначале появилась длинная тень, заставившая всех содрогнуться. Затем появился сам Бог. Он стоял гордо и высоко. Они хотели взобраться по лестнице, но побоялись существ, что охраняли Хозяина. Медленно стали выходить другие существа. Становилось темнее, тучи укутывали небо. И Он раскинул руки так же широко, как Христос на распятии. Молчал, ожидая, когда Его Нивида, цепляясь руками за ковровую дорожку, царапая кожу, подползет к нему. Горожане охнули, увидев дочь священника, изуродованную до невозможности. Некоторые ринулись было спасать ее, думая, что она пленница этого монстра. Но Красавица, что стала уродцем, подползла к своему Чудовищу, целуя его сапоги в знак преданности.

      — Смерть ему! — выкрикнул священник, подняв вилы к небу. — Смерть!

      И из толпы послышался выстрел. Гений пал. Существа, испугавшись, бросились врассыпную. За ними погнались охотники.

      — Отец! — вскричала Нивида.

      Священник поднялся на лестницу под крик толпы и визги умирающих существ. Девушка прижималась к мертвому Творцу, целуя его холодные губы.

      — Моя дочь пропала, — прошептал он, вонзая в нее вилы.

      Над толпой раздался гром. Все затихли. Священник принялся читать «Символ веры». Его руки были подняты к небу. Люди вернули своего Дохлого Бога. Убив одного Творца, они стали свидетелями рождения прежнего.