Творец бродил по пустым комнатам замка, представляя, как все здесь будет заселено его чудесными творениями, которых Он будет осязать каждый день. Мечтал, как обнаженные тела полулюдей-полуживотных будут ползать, порхать и прыгать по залам. Он водил большими жилистыми руками в воздухе, воображая, как будет играть со своими куклами, любить или сердиться на кого-то из них. Задыхался от счастья в подземелье, где разместил медицинские инструменты. В своей комнате рисовал на голых стенах угольками анатомию будущих тварей.

      Так к нему приходили все калеки, уроды, просто гонимые обществом люди. И он давал им новую жизнь. Обратного пути не было. Всякого, кто пытался сбежать, убивали в тот же день, а части его тела распихивались по ванночкам с формалином.

      Его замок процветал. Уродцы, склонившие «колени» перед своим хозяином, всячески помогали Ему с ремонтом, обустройством, хозяйственными работами и почитали его как Бога.

      Тем временем в городке исчезли все мерзкие существа. И город стал чистым, прекрасным. В него стало въезжать множество людей, чтобы полюбоваться на красивых жителей. Посетители удивлялись, что в городке нет ни одного хоть чуточку неказистого человека.

      Тогда Священник приказал возвести памятник Ему. Люди принесли все металлические предметы в кузницу, чтобы расплавить и сотворить памятник Творцу Тел. Но площадь была маленькая, и памятник негде было ставить. Поэтому приказали свергнуть высокий крест с Христом Спасителем, пустить его на новый памятник, которому теперь положенно было стоять на месте креста. В тот же миг все горожане покидали в кипящий чан свои крестики. Никто не хотел больше верить в Бога, который ничего им не давал.

      Памятник был воздвигнут. Все припали к нему и начали просить. Просили то же, что просили у старого Бога. И каждый придумывал себе легенду, что Божий сын Науки его спасет.

***

      Однажды Он охотился. То было зимой. Уже три года жил Он в городе, уже три года преклонялись Ему. За это время Он сумел создать существ, что бегали с ним зимой на охоту, ловить дикую лань. Охотился на зайцев, лис, уток, и на каждого зверя у Него был свой «ловец».

      Он шел по свежему снегу, высматривая добычу. Трое сгорбленных, похожих на огромных собак с негустой и негреющей шерстью, существ плелись за ним, хлеща себя по спине лысыми хвостами. Они были одеты в какие-то лохмотья. Вытянутые пасти, некогда бывшие человеческими лицами, вынюхивали след. Твари вопили, когда видели добычу, и в секунду кидались на нее. Он же нес ружье лишь для безопасности и стрелял в уже пойманную добычу для собственного удовольствия.

      — Что там? — Он вдруг услышал крик. Существа насторожились, кинулись туда, откуда был женский визг. Он поспешил за ними.

      — На помощь! — Он остановился, когда увидел маленькую, худенькую рыжеволосую девушку, что прижалась к дереву. Ее окружила стая голодных волков.

      Но Он медлил. Он... Он узнал. Это была она. Его русалка.

      Его словно перенесло из этого мира. Он очутился на берегу моря, на том самом камне. Уже взрослый. Ему не мог помешать теперь никто. Он страстно целовал в губы Нивиду.

      Он издал томный вздох и вдруг услышал прерывающийся крик и хруст. Волки начали раздирать девушку. Один кинулся на ноги, пожирая их, другой попытался разорвать рукава шубы, которыми она прикрывала лицо. Остальные выжидали момент для нападения.

      Он выстрелил в воздух. Его твари кинулись на волков, сразу бросившихся бежать — твари поспешили за ними. После громкого выстрела все стихло. Вдали слышался вой и поскуливание животных. Девушка, хрипя, лежала на снегу. Ее рыжие волосы были раскинуты, а белый снег под ногами окрасился в красный. Его серые глаза сверкнули, когда он злобно посмотрел на нее. Он был хуже тех волков... Она задыхалась и теряла сознание, но Он не мог ее потерять. Только не снова. Перебинтовав лохмотьями раны, Он позвал своих чудовищ. Она должна была жить. Он сам задыхался в предвкушении того, как спасет ее. Для себя.

***

      В городе объявили траур. Дочь Священника пропала. Охотники нашли лишь стаю убитых волков. Все остальные следы скрыл снег. Но никто не знал, что его дочь была жива.

      — Кто ты? — очнувшись после обморока, в который упала из-за потери крови, девушка осмотрелась.

      В подвале было на удивление тепло. Печь обогревала помещение, отбрасывая свет на стену. В полумраке виднелась высокая тень. Взглянув в сторону, она увидела Его. Он расстегивал пуговицы на рубашке.

      — О Боже, — пролепетали ее губы, когда она поняла, насколько Он высок и силен на вид. Длинными грубыми пальцами — как у кузнеца, а не хирурга, — поправил растрепавшиеся пряди светлых волос. Творец накинул на широкие, мускулистые плечи белый халат, спешно застегивая каждую пуговицу. Пара прядей все же упали на Его лицо, но не смогли скрыть демоническую улыбку. Он предвкушал то, что сейчас должно было произойти.

      — А ты кто? — Он подошел к ней, садясь на край стола, где она лежала. Поправив край задранной простыни, подстеленной, чтобы стол не запачкался кровью, Он посмотрел на нее бешеными голодными глазами. Это были глаза безумца, всю жизнь искавшего только ее. Девушка, испугавшись, дернулась, но поняла, что ее руки крепко держат два одинаковых существа с вытянутыми пастями, широкими кистями рук, огромными ноздрями, но кожа их была светлой, как у человека. Человеческими были и глаза — мертвенно-холодные. Она попыталась пошевелить ногами, но поняла, что обездвижена.

      — Что со мной?! — вскричала она.

      Творец провел руками по окровавленной левой ноге девушки, пальцами пробираясь под мясо, которое торчало поверх кожи.

      — Сильные пасти у волков, — пробормотал Он, просовывая палец к самой кости — она вскрикнула. — Хм, замораживающая сыворотка подействовала не до конца.

      Она металась, пока Он брал в руки то огромные пилы, то скальпели, пытаясь разрезать кожу от колена до лодыжки.

      — Дорогая Нивида, — громко произнес он, когда девушка наконец перестала чувствовать любую боль в ногах. Остался только холод, — ты будешь прекрасной русалкой. Ах, как я рад, что мы встретились! — после этих слов Он показал склеенные листы с анатомией русалки. Она поняла, что ее ноги сошьют в хвост...

      — Нет! Отпусти!

      — Ты все рано не сможешь ходить, — дверь чуть скрипнула, и она увидела, как в подвал заглядывают страшные пасти. Но Он лишь улыбнулся, обходя стол, наклонился к ней и, придерживая за голову, желанно впился в ее обветренные и искусанные губы.

      — Пусти! — взревела она, но Он лишь взялся за инструменты, принимаясь за дело. Она не чувствовала ничего, а глаза ей завязали. По комнате разносился громкий хруст ломающихся костей.

      — Теперь тебе они будут не нужны.

***

      Он срастил ей ноги, удалил кости, сделал подвижными мышцы. Но подобие хвоста превратилось в нечто длинное и ужасное, как у червя, которое мало того что было тяжелым, так еще и не двигалось. Ей приходилось ползти на руках, локтях. Каменный пол замка, колючий ворс ковров царапали кожу. Он кидал ее в огромный аквариум, но она не могла плавать и шла ко дну. Оставалось только лежать в ванной или на кровати.