— Боже мой! — сказала мистрис Клейтон, — до какой степени холодны и бездушны все эти судьи и адвокаты! Я уверена, что Эдвард найдёт в моём брате человека, готового помочь ему и словом и делом.
— Дай Бог! Этому я буду душевно рад, — сказал судья Клейтон.
— Я сейчас же напишу ему, — продолжала мистрис Клейтон, — Эдвард поедет и поговорит с ним. Не унывай, Эдвард! Инстинкты женщины заключают в себе пророческую силу. Во всяком случае, мы, женщины, будем поддерживать тебя до последней крайности.
Клейтон вздохнул. Он вспомнил записку Нины и подумал: какое это было благородное, великодушное существо. И, подобно легкому дыханию увядшей розы, неясное воспоминание о ней, казалось, говорило ему: «Не оставляй этого дела»!
Глава XXXVIII.
Новая мать
Холера наконец прекратилась; и хозяйственное управление нашего старого друга Тиффа приведено было в надлежащий порядок. Его цыплята и индейки достигли зрелого возраста, кудахтали и гордо расхаживали около хижины. Сентябрьский ветерок, пробегая над посевом риса, волновал спелые колосья. Могила малютки покрылась первою зеленью, и Тифф был уже доволен своей потерею, утешая себя мыслью, что "младенец теперь в царстве небесном". Мисс Фанни пополнела, поздоровела и проводила большую часть дня в прогулках с Тедди по соседним лесам, или садилась на скамейку, где мисс Нина читала им библию, и с большим затруднением повторяла, в назидание и отраду своему старому другу, знакомые слова дивной истории, с которою она познакомилась, благодаря добродушию Нины. Внутренность хижины отличалась украшениями лесной природы, и Тифф продолжал лелеять в своём воображении идею, что эта хижина была резиденцией предков Пейтонов, что его молодые господин и госпожа были полными властелинами в ней, а его особа заменяла всю их свиту. На этот раз он сидел на крыльце, в тенистой прохладе, рассматривал и починял свои старые панталоны, и, для препровождения времени, весело разговаривал сам с собою.
— Ничего, старик Тифф, положи и сюда заплатку, тебя никто не осудит. Мистер Криппс давно обещал привезти на новую пару платья, да толку в том мало. Таким людям и верить-то не стоит... Таскается из стороны в сторону... Пьёт во всех тавернах только позорит нашу фамилию. А уж давненько не видать его не мудрено, впрочем, что и холера скрючила, воля Божия!.. Бог с ним... Жаль только детей... А и то сказать, какая польза от него... Привозит домой какую-то старую дрянь, пропивает всю выручку за моих цыплят, и всё у Абиджи Скинфлинта... Мне всё думается, что демон из стада свиней переселился в бочки с виски. Этот напиток безобразит людей... Пока в жилах моих останется хоть капля крови Пейтонов, Тедди не отведает ни капли этой гадости... Господи! Подумаешь, как много позволяют себе люди в этом мире... Бедная, неоценённая мисс Нина! Много добра делала она моим детям... Отлетела в мир ангелов. Да будет имя Господне благословенно отныне и до века!.. Будем делать, что возможно... Бог даст, — все попадём в Ханаанскую землю!
И Тифф дрожащим голосом запел любимый неграми гимн:
"О, братья! Наконец я отыскал страну, которая изобилует пищей сладкой, как манна.
Чем больше я вкушаю её, тем сильнее становятся во мне желание петь и восклицать: осанна"!
— Ши! Ши! Ш! — воскликнул он, заметив, что его длинноногие куры, пользуясь минутами его благочестивого увлечения, тихонько пробралась в отворённую дверь. — Кажется, эти негодные навсегда останутся глупыми, сказал Тифф, убедившись, что его усердное шиканье, вместо того, чтобы произвести желаемое действие, только перепугало всю стаю. Поэтому Тифф должен был положить свою работу, при чём напёрсток покатился в одну сторону, кусочек воску в другую, и оба спрятались в траве; между тем куры, увидев в дверях Тиффа, наперекор вежливому его предложению выйти из комнаты, поступили с свойственным им неблагоразумием: они в беспорядке разлетелись во все стороны, хлопали крыльями, кудахтали, опрокидывали чайники, горшки с цветами и кухонную утварь, к величайшей досаде старого Тиффа, который с каждой минутой приходил всё в большее изумление при таком недостатке куриного благоразумия. — В жизнь мою не видывал создания глупее курицы, сказал Тифф, отделавшись наконец от нежданного нашествия и деятельно запинаясь приведением в порядок страшного хаоса во всей комнате, и особенно в затейливых украшениях мисс Фанни. Я думал, что Господь дал место для ума в голове каждого животного, а оказывается, что у кур нет ума ни на зёрнышко. То-то другой раз думаешь, почему она подожмёт под себя то одну ногу, то другую; выходит — просто потому, что не смыслит стоять на обеих ногах. Удивляться, впрочем, нечему: есть люди, которых Господь и разумом одарил, а они всё-таки не знают, что и делать с ним; значит, курице-то быть без ума не диковинка. Да и то сказать, без них, уж и не знаю, чтобы мы сделали, заключил старый Тифф, постепенно приходя в прежнее настроение духа. Наконец он совершенно успокоился, взял иголку и с усиленным одушевлением окончил начатый гимн. — Почему знать, говорил Тифф, продолжая свои размышления, — может статься он и умер; а если умер, то я должен похлопотать о хозяйстве посерьёзнее. Летом я выгодно продам яйца... сладкий картофель всегда принесёт хорошую цену. Ах, как бы только научить детей грамоте, да хорошем манерам... Мисс Фанни становится просто красавицей... Взгляд у неё ни дать, ни взять, как у Пейтонов... пожалуй, кто-нибудь присватается... надо смотреть в оба... От молодых людей, которых Криппс привозил с собой, мисс Фанни не должна услышать слова... Жалкий народ... Шатается, шатается по свету, да так где-нибудь и пропадёт... А что, если кто-нибудь из Пейтонов оставит этим детям наследство? Я знаю, такие вещи случались... адвокаты нередко вызывают наследников... Поговорить разве об этих детях с женихом мисс Нины. Он славный человек и, может статься, примет в них участие. Да и сестра его, которая была в такой дружбе с мисс Ниной, вероятно, и она что-нибудь сделает для них. Во всяком случае, пока я жив, дети не должны нуждаться ни в чём.
Но, увы! Человеческие ожидания часто оказываются весьма несбыточными! Даже нашей бедной, маленькой Аркадии среди дикого леса, в которой мы провели столько отрадных минут, суждено было испытать превратности земных радостей и надежд! В то время, как Тифф говорил сам с собою и распевал от избытка счастья и искренности своей души, на отдалённом повороте дороги показался страшный призрак, в котором, по мере его приближения, Тифф узнал повозку Криппса. Оказалось, что Криппс не умер, но возвращался домой на более продолжительный период; между прочим хламом, он тащил с собой подругу сердца. Не трудно, полагаем, представить себе уныние Тиффа и его безмолвное изумление, когда зловещая повозка подкатила к крыльцу, и когда Криппс вытащил из неё, по-видимому, — узел грязного белья, но узел этот в действительности был ни что иное, как пьяная женщина, потерявшая почти всякое самосознание. По всему было видно, что она принадлежала к сословию скоттеров, жалкое состояние которых служит последним доказательством зла, проистекающего от невольничества. Всё натуральное, всё прекрасное и доброе, так свойственное женской природе, было в ней подавлено гнётом безнравственности и грубого невежества; в ней были все пороки цивилизации, не прикрываемые её лоском, — все пороки варварства, без случайных порывов благородства, иногда их выкупающих. Низкая и преступная связь с этой женщиной кончилась браком; при мысли о таком браке, которым соединяются грубые, животные натуры, без малейшего отблеска идеи о высоком предназначения этого священного союза, — невольно содрогнёшься!
— Тифф, вот тебе новая госпожа, — сказал Криппс, разражаясь смехом идиота, — чертовски-славная баба! Вздумал подарить моим детям новую мать, которая будет беречь их. Пойдём со мной.
Посмотрев внимательнее, мы узнаем в этой женщине нашу старую знакомку Полли Скинфлинт. Криппс почти силой втащил её в хижину, и Полли расселась на постели Фанни. Тифф, казалось, готов был тут же убить её: казалось, на него обрушилась горная лавина. Опустив руки, он стоял в дверях с выражением глубокого отчаяния, между тем как Полли, размахивая ногами, плевала во все стороны сок табачной жвачки, которую сосала и вертела за щекой с каким-то особенным наслаждением.