— А может быть, он не имел серьёзного намерения сделать что-нибудь в этом роде, — сказал Клейтон. — Быть может, он сказал это в шутку, хотел похрабриться.

— Я бы так же и сама подумала, если б не знала, что он постоянно питает ненависть к Гарри.

В эту минуту по лесной дороге послышался стук лошадиных подков, и вскоре показался Том Гордон, сопровождаемый другим мужчиной, с которым весьма серьёзно разговаривал. В лице этого человека было что-то особенное, отталкивающее с первого взгляда. Он имел невысокий рост, крепкое, хотя и худощавое телосложение; черты его лица были тонки и резки; его волосы и брови — густы и черны; стекловидные, бледно-голубые глаза представляли резкий контраст с тёмными зрачками. В выражении этих глаз было что-то суровое и холодное. Хотя он и был одет джентльменом, но одежда не могла скрыть в нём человека грубого, невежественного; эти качества обнаруживались в нём с первого взгляда, как обнаруживается грубое дерево из-под какой бы то ни было краски и лака.

— Здравствуй, Нина, — сказал Том, остановив свою лошадь и сделав товарищу знак, чтоб он последовал его примеру. — Позволь представить тебе моего друга, мистера Джекила. Мы едем с ним на плантацию Бельвиль.

— Желаю вам приятной прогулки, — сказала Нина, и тронув поводья, быстро проскакала мимо их. Несколько секунд спустя, она гневно посмотрела им в след, и потом, обратившись к Клейтону, сказала: — Я ненавижу этого человека.

— Кто он? — спросил Клейтон.

— Не знаю, — отвечала Нина. — В первый раз его вижу и чувствую к нему отвращение. Должно быть, он очень дурной человек. Мне кажется, я скорее бы позволила приблизиться ко мне змею, чем ему.

— Действительно, лицо этого господина весьма непривлекательно, — сказал Клейтон, — но всё же я бы не решился произнести такой приговор.

— Том из хорошего сделался дурным и теперь имеет какое-то особенное влечение ко всему дурному, — продолжала Нина, следуя за нитью своих размышлений и не обращая внимания на замечание Клейтона. — Его можно сравнить с хорошим вином, которое чуть подпортится и уже обращается в уксус. Но товарищ Тома, мне кажется, не имеет и понятия о хорошем.

— Удивляюсь, право, как вы можете говорить так положительно о человеке, которого видите в первый раз, — сказал Клейтон.

— О! — сказала Нина, принимая свой обычный весёлый тон, — разве вы не знаете, что девицы, собаки и другие создания низшего разряда, одарены способностью угадывать людей? Этой способности лишены все возвышенные существа, подобные вам; — она принадлежит исключительно нам, бедным созданиям, которые вполне полагаются на свой инстинкт. Смотрите же, берегитесь!

Глава XIV.

Горе тётушки Несбит

При входе в дом, Нина была встречена у самых дверей преданною Мили, на лице которой выражалось заметное беспокойство.

— Мисс Нина, — сказала она, — ваша тётушка получила неприятные известия.

И с этими словами, Нина обернулась к нему, бросив на него очаровательно грозный взгляд.

— Значит, вы заметили и во мне что-нибудь?

— Разумеется, — с энергией отвечала Нина. — Я заметила это при первом нашем свидании. И вот причина, почему...

Клейтон принял серьёзный вид и устремил на Нину пристальный взор. Нина замолчала, покраснела и потом засмеялась.

— Что же вы замолчали? Продолжайте!

— Извольте! Вы всегда напоминаете собою особу дедушки; вы никогда не решились бы воспользоваться нашим легкомыслием и безрассудством, как это делают другие мужчины. И потому, я всегда имела к вам особенное доверие. Я готова доверять вам чувства, которых не решусь доверить кому-нибудь другому.

— Ваша откровенность, — сказал Клейтон, — до такой степени дорога для меня, что мне было бы больно лишиться вашего доверия. Несмотря на то, я должен сказать вам, что такого рода суждения не всегда бывают основательны. В наших чувствах инстинкт может занимать более высокое место, чем мы думаем; но, как и всякое другое чувство, его нельзя назвать непогрешимым. Мы даже и зрение стараемся поверять рассудком. Без этой поверки оно обманет нас. Тем более должно поверять инстинкт, этот, так сказать, самый утончённый род зрения.

— Быть может, — сказала Нина, — но во всяком случае этот человек мне не нравится. Впрочем, если Том приведёт его к обеду, я постараюсь хотя наружно, изменить это чувство. Вот всё, что я в состоянии сделать.

— Неприятные известия! — быстро повторила Нина. — Какие же?

— А вот, изволите видеть, — продолжала Мили, провожая Нину по лестнице, — здесь был адвокат и просидел с мистрисс Несбит целое утро. Когда он вышел от неё, я застала мисс Лу в ужасном горе. Она сказала мне, что лишилась всего своего достояния.

— Только-то? — сказала Нина. — А я думала, Бог знает что случилось. Не беспокойся, Мили; это ещё небольшое несчастие. Ей немного и потерять-то придётся.

— Господь с вами, дитя моё! Много ли, мало ли, всё-таки собственность: кому приятно лишиться её?

— Но, что же за беда? — сказала Нина, — ведь ты знаешь, что тётушка Несбит может жить вместе с нами; — небольшие деньги, необходимые на её прихоти, на новые чепчики, на капли от кашля и другие мелочи, она во всякое время, и без всяких хлопот, может получить от нас.

— Ах, мисс Нина! У вас доброе сердце! Вы бы, кажется, подарили оба конца радуги, если б это было возможно; да дело-то в том, что вам не достать их. Дитя моё! Ведь дом-то у вас очень велик, — надобно всех и накормить и напоить, а это чего стоит? Гарри, я вам скажу, очень затрудняется покрывать все расходы, — хотя он и не говорит о своём затруднении; он хочет, чтоб вы ходили по цветам, носили цветы в обеих руках, и никогда не думали, откуда берутся они. Я вам вот что скажу, дитя моё, — мы обязаны подумать и о вас немного; пора и нам знать честь!

— Ах, Мили, как это забавно!

— Нисколько не забавно, мисс Нина! Вы только послушайте, что я скажу. Мисс Лу — это раз; потом я — это два, Полли — большая здоровая девка — это три, Томтит — четыре; все мы едим ваш хлеб и не приносим вам ни малейшей пользы, потому что вся наша обязанность состоит в том, чтобы прислуживать мисс Лу; между тем как у вас одной столько прислуги, что её слишком достаточно на целый дом. Я знаю, мисс Нина, молодым барышням неприятно слушать подобные речи; но, на самом-то деле, прокормить нас чего-нибудь да стоит, а потому, кто-нибудь из нас должен заплатить вам чем-нибудь. Джентльмен, который разговаривал с мисс Лу, сказал, что он достанет мне хорошее место в городе, и я согласна на это. Салли теперь выросла и может сделать всё, что делала я для мисс Лу; так почему же мне и не согласиться? кроме того, говоря вам истинную правду, мисс Лу давно уже хочется отвязаться от меня. Вам ведь известно, она такая слабая — не знает, чем бы заняться самой, и что бы делали для неё другие: сидит себе в кресле, качается да охает. Она уж давно считает меня лишнею, и когда я сказала ей об этом, она так обрадовалась.

— Но, Мили, как же я-то останусь без тебя? Нет, я не могу отпустить тебя, как ты хочешь, — сказала Нина.

— Полноте, мисс Нина, неужели вы думаете, что у меня нет глаз? Я вам вот что скажу: наши люди не всякого полюбят из тех, кто приедет с видами на нашу плантацию; а теперь случилось совсем иное. Старый Гондред сказывал мне, что когда мистер Клэйтон читал молитвы на похоронах, то любо было слушать его, точно на собрании. На своём веку я видала много джентльменов, красивых, богатых, и во всех отношениях приятных, — а между тем они нам не правились; а почему? потому что они или вертопрахи, или пьяницы, или моты, швыряют деньгами без всякого расчёта и разоряются. Смотришь, — является шериф и продаёт нашего брата, кого в одну сторону, кого в другую; мистер Клэйтон не из таких людей.

— Всё это прекрасно, Мили; но если я не люблю его?

— Ай, ай, мисс Нина. И вы ещё можете смотреть мне прямо в глаза, говоря подобные вещи? Дитя моё! я ведь вижу вас насквозь. Это верно, мы все уверены, что вы его любите. Живя на свете, я сделала привычку наблюдать за погодою, и, уж поверьте, могу предсказать её безошибочно. Так и действуйте, мисс Нина, не отталкивайте его от себя, милая моя овечка, вам необходим добрый муж, который бы берёг вас, это верно. Молоденькой леди, владетельнице такой большой плантации, как ваша, и особливо имеющей такого брата, как ваш, тяжело жить без мужа. Если вы будете замужем, мистер Том угомонится; тогда ему ничего нельзя будет сделать. А пока вы одни, он постоянно будет огорчать вас. Но, дитя моё, пора вам готовиться к обеду.