— Много, много странствовала она, и наконец приютилась! Не правда ли, как она спокойна? Бедная овечка!

Маленькая, беззаботная, весёлая кокетка никогда ещё не видела подобного зрелища. Она стояла, устремив неподвижный, нежный, задумчивый взгляд на покойницу; амазонская шляпка её небрежно спускалась на лентах с её руки, её густые волосы, вырвавшись из под шляпки, волнистыми прядями падали на плечи и несколько прикрывали лицо. Она слышала, что кто то вошёл в коттедж, но не оглянулась. Она чувствовала, что кто-то смотрел через её плечо, и полагала, что это был Гарри.

— Бедненькая! Так молода ещё и уже так много испытала горя? — сказала она.

Её голос дрожал; на глазах навернулись слёзы. В комнате произошло всеобщее волнение. Нина взглянула: перед ней стоял Клейтон. Она изумилась, румянец её усилился; сцена перед её глазами была слишком печальна и торжественна, чтоб улыбнуться. Протянув руку Клейтону, она снова обратилась к покойнице и сказала вполголоса:

— Посмотрите!

— Вижу, — сказал Клейтон. — Могу ли я служить чем-нибудь?

— Эта бедняжка умерла сегодня ночью, — сказала Нина. — Послушай, Гарри: надобно распорядиться похоронами, — продолжала она, тихо выходя из комнаты и говоря Гарри почти шёпотом. — Вели сделать гроб, да чтоб было прилично. Дядюшка, — сказала она, призывая к себе Тиффа, — где вы намерены похоронить её?

— Похоронить её? — сказал Тифф. — О Боже мой! Её похоронить! И он закрыл лицо своими грубыми руками; сквозь пальцы которых заструились слёзы. — Боже мой! Боже мой! Думал ли я об этом?.. Но, делать нечего; верно уж так суждено! Посмотрите, как хороша она! Ради Бога не сегодня, мисс Нина. Дайте посмотреть на неё!

— Разумеется, не сегодня, — сказала Нина нежным тоном. — Мне очень жаль, что я огорчила тебя; но ты знаешь, бедный мой друг, что рано или поздно, но кончить нужно!

— Боже мой! Я знал её с тех пор, как она впервые увидела свет Божий! — сказал Тифф в глубокой горести, — знал, когда она была ребёнком... У ней были кудрявые волосы, она любила носить красные башмачки. Бывало бегает за мной по саду и кричит: « Тифф! Тифф»! И вот она теперь... бедная, бедная! Горе убило её! Как хороша она была! Хороша, как вы мисс Нина. Но когда она вышла замуж, вот за него, — продолжал он, указывая большим пальцем через плечо, и понизив свой голос, — всё пошло не так, как следует. Я старался поддержать её... Делал для неё всё, что мог; и теперь, вот она! Всё кончилось!

— Быть может, — сказала Нина, положив руку на плечо старика, — быть может, край, в который переселилась душа её, лучше здешнего мира.

— О да! Это верно! Умирая, она говорила мне это. Она увидела Самого Спасителя. Вот её последние слова: « Тифф, — говорит она, — я видела Его, и Он обещал успокоить меня. Тифф», — говорит она... Я заснул в это время, но вдруг почувствовал что-то холодное на моей руке, проснулся и увидел, что это была рука моей госпожи; глаза её горели не земным огнём; она пристально смотрела на меня; её дыхание было тяжело: " Тифф, — говорит она, — я видела Его, и знаю теперь, за что я страдала, Он хочет взять меня и успокоить"!

— Что ж делать, бедный мой друг, — ты должен радоваться, что она наконец успокоилась.

— И я радуюсь, — сказал Тифф, — но я сам хотел бы быть там же; но только нельзя, — я должен позаботиться о детях.

— Теперь, старик, — сказала Нина, — мы должны оставить тебя; Гарри позаботится о гробе для твоей госпожи; — в день похорон мы приедем проводить её.

— Да благословит вас Небо, мисс Гордон! С вашей стороны это очень милостиво. Я сокрушался, думая, что никто-то не заботится о моей госпоже! Вы очень добры, очень! — Потом, подойдя к ней поближе и понизив голос, продолжал, — я хочу поговорить с вами на счёт траура, мисс Нина: сам он не подумает, — а между тем у него нет порядочного пальтишка. Но, ведь мисисс была из фамилии Пейтон, я сам Пейтон тоже. Весьма естественно, мне хочется, чтоб всё было прилично; — не он будет отвечать за это, а я. Я снял ленты с чепчика мисс Фанни, и сделал всё, что только можно; убрал его чёрным крепом, который привезла с собой Мили, сделал чёрный бант на шляпку мастера Тедди; хотел бы сделать и для себя такой же бант, но крепу оказалось недостаточно. А вы знаете, мисс Нина, слуги старинных фамилий всегда носят траур. — Неугодно ли, мисс, взглянуть на моё рукоделье! Это чепчик для мисс Фанни. Сделано не мастерски, я это знаю; но ведь и то сказать, я не был в ученье в модном магазине.

— Ну что же, — это очень не дурно, дядя Тифф.

— Мисс Нина! Нельзя ли приказать поправить немного.

— Сделай одолжение, пришли ко мне и я сделаю сама что нужно.

— Да благословит вас Небо, мисс Гордон! Только этого я и желал; но попросить вас боялся. Я ведь знаю, молоденькие барышни не любят заниматься трауром.

— Нет, Тифф! Я не имею этого страха; положи всё в телегу, и пусть Мили привезёт ко мне.

Сказав это, Нина повернулась и вышла из двери, у которой Гарри держал лошадей. Посторонний человек заметил бы, что Гарри, быстрым проницательным взглядом, устремлённым на Клейтона, старался определить степень вероятности, до которой последний мог сделаться посредником в его собственной упасти, распорядителем всего, что было дорого ему в жизни. Что касается до Нины, то сцена, которой она была свидетельницей, произвела на неё такое впечатление, что она почти не замечала присутствия Клейтона, тогда как за день, в маленькой головке её роилась тысяча кокетливых любезностей, которыми она намеревалась приукрасить встречу со своим обожателем. Она поставила свою маленькую ножку на его ладонь, и позволила ему приподнять себя на седло, как бы вовсе не замечая этой услужливости; только лёгким, серьёзным, грациозным наклонением головы, она поблагодарила его за эту услужливость. Главная причина влияния, которое Клейтон приобрёл над Ниной, заключалась в том, что его натура, спокойная, созерцательная, всегда доставляла Нине полную свободу следовать переменчивым наклонностям её собственной натуры. Человек с другим характером, в эту минуту старался бы вывести её из задумчивости, сделал бы замечание на счёт её рассеянности, или стал бы шутить над её молчанием; но Клейтон только сел на лошадь и молча поехал подле неё, между тем как Гарри, опередив их обоих, скрылся вскоре из виду.

Глава XI.

Женихи

Клейтон и Нина ехали молча до тех пор, пока из под ног их лошадей, снова послышались брызги, выбрасываемые из прохладного светлого источника. Нина задержала свою лошадь, и, указав на сосновый лес, на источник, в который гляделись наклонившиеся деревья, сказала: "Тс! Слушайте!" Они остановились и слышали несмолкаемый, непонятный говор столетних сосен, журчанье ручья, отдалённое карканье ворон, и близкий стук дятла, долбившего ветку.

— Как всё прекрасно! — сказала Нина. — Жаль, что люди умирают! Я в первый раз увидела покойника, и вы не знаете, какое грустное впечатление произвело это на меня. Только подумаешь, что эта бедная женщина была такою же девушкой как я, столько же исполнена была жизни, и думала о смерти не более моего, только подумаешь об этом и на душе становится грустно, тяжело! Зачем же в мире создано всё так прекрасно, если мы, вместо того, чтоб любоваться этим созданием, должны умирать!

— Не забудьте, что вы говорили старику, мисс Нина. Быть может, покойница любуется теперь более прекрасными предметами.

— В небесах! Да. Но было бы нужно знать побольше об этой неведомой стране, чтоб она казалась нам заманчивее и прекраснее здешнего мира. Что до меня, мне кажется, я бы вечно оставалась здесь: мне так нравится здешняя жизнь, я нахожу в ней столько наслаждения! Я не могу забыть как холодна рука покойницы; ничего подобного я не ощущала.

Клейтон в свою очередь ничего подобного не замечал в настроении духа Нины, при всём разнообразии этих настроений. Он приписывал эту особенность временному впечатлению. Тронув лошадей и повернув на лесную тропинку, они поехали по прежнему молча.