Как бы там ни было, молодой муравейничек выгадал, собрал больше урожая и вроде бы по сравнению с другими оказался хитрее.

Далеко позади остался Балхаш, Алакульская низменность, горы с ущельем неуемных шмелей-тружеников, долгая дорога с многочисленными поселениями и сельскохозяйственными угодьями. Проехали город Талдыкурган. Скоро конец нашего пути. Вот и последняя наша стоянка — небольшой хребтик Архарлы. Отсюда до города совсем недалеко, около полутораста километров. За синей полоской Капчагайского водохранилища уже виден Заилийский Алатау и там, где должна быть Алма-Ата, — темная полоска дыма.

Горы Архарлы будто небольшая перемычка между тянущимся с востока на запад хребтом Чулак, с одной стороны, и параллельным с ним хребтом Малайсары — с другой. За этим хребтиком к западу начинается возвышенное плоскогорье, которое тянется до Джунгарского Алатау. Когда-то давно в этих горах, по-видимому, было много горных баранов-архаров. От них и осталось название, сохранившееся до наших дней. Сейчас здесь никаких архаров нет и в помине: хребет пересекает асфальтированная трасса, с обеих сторон к нему подошли сельскохозяйственные угодья. Но он по-прежнему очень живописен. Красивы его причудливые скалы с многочисленными нишами выветривания, узкие долинки между холмами, поросшие таволгой и шиповником, высокие скалы, местами выглядывающие на вершинах и в ущельях. Здесь сохранился один чудесный уголок природы, неторная дорога идет туда мимо большой красной скалы, из-под которой выбивается родничок, затем взбирается на очень крутую гору, которую осилить может далеко не всякая машина. А за нею открывается пологое, с небольшим ручейком ущелье, поросшее травами, разукрашенное цветами. Здесь раздолье насекомым, иногда по склонам кричат чудом уцелевшие от любителей пострелять кеклики.

В самом начале ущелья нас встречают могучие заросли татарника, к которым не подступишься — весь исколешься. Татарник еще не расцвел, но его соцветия уже набухли, вот-вот раскроются зеленые чешуйки и выглянут из-под них лиловые лепестки. Яркой окраской, скромным запахом и сладким нектаром они привлекают к себе многих насекомых. А потом цветы побуреют и превратятся в непривлекательные колючие семена. Они очень крепко, иногда целыми гроздьями, цепляются за одежду, а уж выдрать их из шерсти собаки, гривы и хвоста лошади — мучение.

Сейчас, когда татарник еще не красуется цветами, насекомым, казалось, нечего к нему стремиться. Поэтому я не стал к нему присматриваться. И ошибся. На растении оказалось целое сборище шестиногой братии: все заняты, у всех дело к этому непривлекательному сорняку.

По светло-зеленым стволикам между острыми иголками-колючками тянутся вереницы муравьев-тетрамориумов. Вниз спускаются муравьи отяжелевшие, с раздутыми брюшками, вверх — налегке, поджарые. Неужели на растении завелись тли и их усердно доят муравьи?

Но тлей нет. Муравьи раздирают слой пушистых волосков, покрывающих растение, потом разгрызают толстую кожицу и наконец (какое ликование!) добираются до сочной мякоти. Из нее они и высасывают соки. Немало муравьев ликует и на соцветиях. Назойливые многочисленные тетрамориумы, оказывается, большие вредители татарника.

Очень много на этом растении черных в белых крапинках хрущиков. Они сидят неподвижно на одном месте, погрузив переднюю часть туловища в соцветия, усиленно сосут растения. Немного меньше серых слоников. В погоне за соками слоники выгрызают в соцветии такую глубокую пещерку, что почти полностью в ней скрываются. Увидишь серый бугорок и сразу не догадаешься, в чем дело.

Осы-веспиды смелые, решительные, торопливые и очень занятые, легко прогрызают сильными челюстями покровы растения, чтобы тоже урвать порцию сока.

Иногда прилетают на татарник коровки-семиточки. Им, бедняжкам, сейчас нелегко: нет их исконной и традиционной добычи — тли. Приходится довольствоваться едой вегетарианцев.

Муравьи-тетрамориумы, пестрые хрущики, серые слоники, коровки, осы-веспиды — все они делают доброе дело, портят соцветия татарника, уменьшают урожай прилипчивых семян, препятствуют процветанию и сдерживают его от наступления на природу.

И в другом месте на татарнике много муравьев: тут и бегунки, и красноголовый формика, и маленькие черные тапиномы. Неспроста крутятся муравьи, надо посмотреть, в чем дело. Поминутно накалываясь на колючки, осторожно рассматриваю растения. В самом центре соцветий сверху их узенькие чешуйки, плотно прилегающие друг к другу, поблескивают, смазанные какой-то жидкостью. Она, видимо, вкусна, даже слегка сладка, ее и лижут муравьи. Вспомнилось множество случаев, когда растения выделяют сладкие вещества, чтобы привлечь муравьев, заполучить против всяческой нечисти шестиногих телохранителей. В горах Тянь-Шаня однажды я наблюдал, как русский василек кормит муравьев сладкими капельками нектара из еще нераскрывшихся соцветий, а там, где не оказалось муравьев, растения очень сильно грызли прожорливые бронзовки.

Неужели и здесь так же? Кроме муравьев всюду сидят мухи-пестрокрылки, серые, невзрачные, покрытые мелкими пестринками. Они не особенно активны, но вот одна мушка, вооруженная черным яйцекладом, уселась на соцветии и погружает в него свою иголочку — кладет яички. И тогда (какое совпадение!) муравей стремительно нападает на проказницу.

Не зря татарники приготовили сладкое угощение для муравьев. В этом случае они его друзья, прогоняют врагов — мушек, пестрокрылок, защищают от них растение. Долг платежом красен!

Сложны и многолики взаимные отношения у растений с насекомыми!

Девять часов утра, но солнце уже обжигает тело. Что будет сегодня днем? Достанется нам от бога пустыни!

Рядом с едва заметной дорогой жиденькая трава колышется от множества клопов-солдатиков. Они образовали большое скопление, почти все молодежь, ярко-красные, с едва наметившимися черными полосками надкрылий. Стариков мало. Они, видимо, заканчивают свои жизненные дела, но некоторые не чуждаются шумного общества.

Солдатики неторопливы. Для них, пустынников, еще нет жары, а так себе — легкая прохлада. Многие забрались на тонкие листики злаков, расселись на самых кончиках, раскачиваются на них от легкого ветерка, нашли себе отличное убежище.

Рассматриваю некоторых одиночек, отрешившихся от суеты, и вдруг вижу необычное: оказывается, каждый цепко держит ногами твердый комочек земли или камешек. Все до единого на травах с такими серыми комочками! Без странной ноши только те, кто бродит по земле.

Пытаюсь отнять у клопов загадочный предмет привязанности. Им не нравятся мои притязания, и если убегают, то не выпуская комочков. Один, забавный, захватил ношу ногой, будто прижал под мышкой, и шустро помчался на остальных пяти ногах. Так удобнее спасать свое добро.

Странное поведение клопов заинтриговало. Надо внимательно изучить объект вожделения пустынников. Это плотный комочек земли, твердый, из мелких слежавшихся камешков и песчинок. Тут скрыта какая-то загадка.

— Ребята! — кричу я своим спутникам. — Быстрее, помогите!

И объясняю в чем дело. Они удивлены, заинтересованы. Еще бы! Сколько солдатиков уселось на траве, и у каждого по камешку.

— Клопы ваши, — говорит иронически, но серьезно Николай, — просто физзарядкой занимаются. Делать им нечего: ни на работу спешить, ни домовничать. Вот и таскают камешки.

Ольга возражает:

— Что ты все по себе судишь? Какая тут физзарядка? Просто на травинках удобнее сидеть с камешками, держаться лучше, да и подальше от любителей чужого добра. А может, солдатики о камешки точат свои хоботки? Посмотрите вот на этого, как он им сучит.

На хоботки я сперва не обратил внимания, будто ими клопики не прикасаются к своему непонятному имуществу. Но теперь засмотрелся: один настойчиво тычет в комочек, наконец воткнул в него свой хоботок, да так крепко, что не оторвешь. Тогда я принимаюсь за то, с чего начал. Снова тщательно рассматриваю комочки, растираю их пальцами и наконец нахожу внутри их крохотное, твердое, как камешек, почковидной формы зернышко.