66. История с часами

А письма «магнат» все еще не прочитал. Это уже задевает самолюбие героя, и он уходит взбешенный. Как, письмо его отца валяется непрочитанным! Это возмущает его сильнее всего, это причиняет ему больше страданий, чем голод. А голоден он как собака. Он места себе не находит, его качает, все время сосет под ложечкой, сводит живот. Шолом покрывается холодным потом, он начинает обдумывать, что бы он мог продать, чтобы добыть немного денег и купить чего-нибудь поесть. Случись это в большом городе, можно было бы заложить пиджак и получить несколько монет…

Шолом ощупывает карманы, и мысль его останавливается на часах. Куда бы их пристроить? Заложить не у кого. Разве продать? Ему вспоминается вывеска с большим циферблатом, которую он видел утром на базаре: «Часовых дел мастер». Вот кому можно продать часы. Больших денег он, конечно, не выручит, но сколько бы ни дали, будет достаточно, чтобы утолить голод.

Скверная штука – голод! Мало того, что сосет под ложечкой да руки и ноги дрожат, так еще и позор! Такой позор!.. Нужно пристроить часы. Но часы нашего героя не просто часы, а часы с историей. Поэтому необходимо прежде познакомить вас с историей этих часов.

Случилось это в те времена, когда наш герой находился в зените своей славы репетитора. В родном городе у него было уроков гораздо больше, чем может пожелать себе молодой учитель. Одного только ему не хватало – часов. И для приобретения их он сколотил уроками небольшой капиталец. Лучшее время для покупки часов – спасская ярмарка. Тогда в Переяслав съезжаются торговцы чуть ли не со всего света. Все, что можно себе вообразить, вы найдете на этой ярмарке.

Встав однажды утром, наш герой захватил тросточку и отправился на ярмарку, к палаткам и лавкам, где выставлены золотые изделия и прочие дорогие вещи. Спасская ярмарка бывает в конце лета, примерно в августе. К этому времени поспевают арбузы и дыни. Яблоки и груши лежат кучами на возах и на земле. Торговцы бегают, как затравленные крысы, озабоченные и вспотевшие. Они делают дела, зарабатывают деньги. Цыгане божатся, лошади ржут, овцы блеют, в мешках визжат поросята. Слепой нищий играет на бандуре, женщина продает бублики, мальчишки разносят квас, и все галдят, все кричат, оглохнуть можно.

Разгуливая в задумчивости по ярмарке, Шолом наткнулся на еврея в грязной манишке, с красным прыщеватым лицом и со странно бегающими глазами. Еврей этот остановил его и, подмигнув плутовскими глазами в сторону высокого худого пана с длинными, закрученными кверху усами, в польской шапочке, тихо шепнул осипшим голосом:

– Вот этот господин продает одну вещицу за полцены. Взгляните, что вам стоит!

В тот же момент возле Шолома очутился и сам пан. Оглядевшись по сторонам, он достал из кармана бумажный сверток, развернул его, и героя внезапно ослепил блеск новеньких золотых часов. Показав на расстоянии, пан, не говоря ни слова, тотчас снова завернул их в бумагу и спрятал в карман. Говорил только еврей:

– Сущая находка! Ему сейчас нужны деньги. В этих часах одного только золота рублей на сто будет…

– Сколько же он просит за часы?

– Я думаю, половину возьмет – пять красненьких. Сущая находка! Я бы сам охотно купил, но у меня нет при себе денег.

. – У меня тоже нет, – сказал Шолом, щупая свой карман.

– А сколько у вас есть? – спросил прыщеватый.

– У меня всего четвертная.

Сверкнув плутовскими глазами, еврей протянул ему руку:

– В добрый час!

В одно мгновение деньги были уплачены, и золотые часы перешли к покупателю. И тут у него екнуло сердце: а вдруг часы ворованные? Его уже не радовала удачная покупка, на ум приходили всякие мрачные мысли и опасения: «А вдруг кто-нибудь узнает эти часы!» Ведь покупать краденое хуже, чем самому украсть. Словом, он раскаивался. Но – пропало! Шолом вынул часы из кармана, осмотрел их со всех сторон – новенькие часы и тикают вовсю. Крышка тяжелая, настоящего золота, циферблат бел, как только что выпавший снег, стрелки крепкие, основательные. Остается только показать часы настоящему знатоку, чтобы он их осмотрел и оценил. Отец, правда, разбирается в часах, но ему их показывать неудобно, не хочется рассказывать, что они куплены на улице с рук. Словом, лучше всего зайти с часами к часовщику Гензелю. Часовщик Гензель – совсем еще молодой человек, но с головой на плечах. В городе поговаривали, что он изобрел особые часы по солнечной системе. Правда, лицо его не выражало особого ума – самый обыкновенный человек с широким носом. Один палец был у него широкий и плоский, с длинным ногтем. При помощи этого ногтя он обычно открывал часы, вооружив глаза лупой, заглядывал в механизм и тут же определял достоинства часов, чего им не хватает и какая им цена.

Осмотрев «находку», то есть золотые часы Шолома, Гензель с треском закрыл их и сказал:

– Простой цилиндр, ход не анкерный, красная цена им пятерка.

– Ну, а золото?

– Какое золото? Это такое же золото, как я – министр!

– Что же это такое?

– Томпак.

– Что значит томпак?

– Томпак это томпак; не медь, не железо, а томпак…

И, отложив лупу, Гензель, не говоря больше ни слова, принимается за работу.

Вот эти-то часы молодой путешественник и собирался продать часовщику в маленьком местечке Т. К часовщику, старому глуховатому человеку с ватой в ушах, он вошел довольно развязно, с видом солидного покупателя. И между Шоломом и старым часовщиком произошел такого рода диалог:

Шолом. – Добрый день, господин часовщик! Много у вас хороших часов?

Часовщик. – Сколько же часов может понадобиться такому юноше?

Шолом. – Одни часы…

Часовщик. – Какие часы вам нужны – серебряные, золотые?

Шолом. – Золотые я у вас куплю немного погодя. Пока обойдусь серебряными, только бы шли хорошо.

Часовщик. – В этом не сомневайтесь!..

И старый часовщик выложил перед покупателем с полдюжины новых часов. Шолом остановил свой выбор на одних и дал понять старику, что он собственно хочет произвести с ним обмен, то есть он возьмет у него эти новые серебряные часы и даст ему взамен свои старые. «Во сколько вы их оцените?» Старик осмотрел часы Шолома со всех сторон и с минуту раздумывал, покачивая головой. Потом он вынул вату из ушей и переложил ее в обратном порядке, как будто это имело прямое отношение к часам. Лишь проделав это, он решился сказать, что может оценить часы Шолома в два рубля. А так как серебряные часы стоят девять рублей, то покупатель, следовательно, должен доплатить всего-навсего семь целковых, и дело сделано. Покупателю эта комбинация понравилась, и он тут же предложил часовщику новую комбинацию: пусть возьмет пока у него старые и даст за них два рубля, а через денек, другой он зайдет и выберет себе новые часы… Но старику последняя комбинация не понравилась. Почему собственно? Так, потому что он не покупает, а продает часы… Тогда Шолом выдвинул новый проект: он отдаст часы за целковый – кончено! Делает он это не ради денег, а просто потому, что часы эти опротивели ему, он их видеть не может. Только старик заявил, что, если часы ему опротивели, он может их выбросить на помойку. Покупатель принялся объяснять, что сейчас он покупку совершить не может, что у него туго с наличными, то есть он сейчас просто не при деньгах. Часовщик посоветовал ему заглянуть в другой раз, когда он будет при деньгах.

И так несколько раз. Один твердит про Авраама, другой – про Иакова. С самого сотворения мира бог, вероятно, не создавал такого нудного человека, как этот часовщик. Шолом спрятал свои томпаковые часы и попросил старика отложить для него вон те серебряные. Он, возможно, еще сегодня зайдет за ними. Ему должны прибыть деньги по почте. Пусть старик извинит, если он отнял у него время. Старик ответил, что это ничего не значит, но по его бледному лицу, по сердитому взгляду и по дрожанию его старческих пальцев видно было, что это все-таки кое-что значит… Шолом еле нашел дорогу к двери. С щемящим сердцем отправился он снова на постоялый двор рыжего Берла, моля бога, чтобы он уберег его от встречи с хозяином. «Этот рыжий, – думал про себя Шолом, – единственный человек, который догадывается, что я голоден».