Он пробыл на поле довольно долго, торопливо разбрасывая копны по стерне. Уже отъехав от клина и свернув на наезженную дорогу, которая вела из Санжаровки в Ковалевск, к колхозу «Нове життя», он то и дело удрученно поглядывал на свой ячмень и на тучи над головой. Поди знай, что будет такая погода! А он-то загодя приготовил у себя в хате сухое место для ячменя, который думал собрать со своего клина… С самой весны ходил полный надежд и часто по ночам, лежа на своем высоком возу, мысленно подсчитывал, сколько пудов ячменя он получит, сколько соломы и половы, и эти мысли разгоняли тоску, скрашивали жизнь.

А сейчас, оглядываясь на узкую желтоватую полосу с разворошенными копнами, он чувствовал, как его сердце сжимается, точно по нему молотят катком.

Шефтл уже выехал из Дикой балки и стал спускаться в другую, сухую и широкую, которая отделяла бурьяновские земли от Ковалевских. У самой дороги раскинулся нескошенный луг, принадлежавший, видно, Бурьяновскому колхозу. Луг этот мигом напомнил Шефтлу о косе, которую он захватил с собой.

Он свернул в сторону, остановил лошадь и осмотрелся, нет ли кого поблизости, потом вытащил косу и вышел на луг.

Рыжая степь безмолвно лежала под плывущими тучами, в балке и на окрестных дорогах никого не было видно.

«Все равно пропадает…»

Он широко размахнулся, и под тонко позванивающей косой зашуршала трава. Сделав несколько прокосов, он решил пройтись еще разок, но в это время за горой послышался грохот колес. Поминутно оглядываясь, Шефтл быстро сгреб траву, бросил ее в телегу, спрятал под травой косу, вскочил на передок и покатил по дороге.

Он успел отъехать довольно далеко, когда телега показалась на вершине горы.

«Можно было накосить еще немного сена. Кто знает, сколько придется проторчать в кузнице», — пожалел Шефтл и пустил буланую шагом. Пусть там, на телеге, не думают, что Шефтл от кого-то удирает. Напротив, ему спешить незачем. Он может дать отдохнуть кобыле. На самой вершине холмистой дороги, заросшей с обеих сторон красноватым щавелем, телега с громким тарахтением догнала его.

«Кто это едет?» — Шефтл с любопытством посмотрел на пару белых, хорошо откормленных лошадей и свежепокрашенную зеленую телегу с новыми ободьями.

Он проверил, не видна ли коса. Успокоившись, вытащил из глубокого кармана штанов красный кисет с махоркой и скрутил цигарку, потом привязал вожжи к люшне и, не останавливая лошади, спрыгнул на дорогу. Спички у него были, однако он не закуривал, а подождал у обочины дороги, пока подъедет телега.

— Бог в помощь! Можно прикурить? — спросил он, сделав несколько шагов навстречу, и, не дожидаясь ответа, прыгнул на подножку. — Вот это кони! — Шефтл с завистью разглядывал белых гладких лошадей. — Ваши? — спросил он сидевшего на возу крестьянина.

— А то чьи же! — ответил тот.

Он чиркнул спичкой и протянул ее Шефтлу.

Шефтл прикурил, но с подножки не слез. «Пускай кобыла отдохнет, — подумал он о своей буланой, — мало я ее гоняю?» Стоя одной ногой на подножке — вторая в воздухе, — Шефтл попытался завести разговор.

— И телега ваша? — спросил он.

— И телега. К чему же кони без телеги?

— Вы, значит, не в колхозе?

— Почему? В колхозе, понятное дело. — Крестьянин придержал лошадей, подымавшихся в гору.

— Тогда, значит, и кони колхозные? — растерянно переспросил Шефтл.

— И кони. А то как же!

Шефтл с недоумением посмотрел на крестьянина.

— Вы же говорили, что ваши это кони?

— Наши и есть. Из колхоза «Нове життя», из Ковалевска, — с достоинством ответил крестьянин.

— Из Ковалевска? — Шефтл присмотрелся к нему. — Что-то я вас не знаю.

— А разве вы всех у нас знаете?

— Не всех… Но все-таки соседи. Правда, давненько я у вас не был… Как вас звать?

— Доброхатка Нестор Александрович. Слыхал?

— Слыхал… Как же… Вы откуда едете?

— Из района, из Гуляйполя. Радиоприемник получил, премия моей бригаде.

— За что же премия? — не понял Шефтл

— За работу. За хорошую работу.

— Даром или за деньги?

— Конечно, даром.

У Шефтла это не укладывалось в голове.

«Не может быть», — думал он, глядя на свою собственную обшарпанную телегу, шедшую впереди, довольный тем, что пустил ее порожняком.

Они уже были на Ковалевской земле. Дорога опять поднималась в гору, и лошади шли медленно.

Шефтл все стоял на подножке и, ни о чем больше не спрашивая, слушал Ковалевского колхозника. Тот разговорился, рассказал, что пшеница у них в этом году уродилась на славу и они всю уже успели обмолотить и свезти, что все, кто погорел в прошлом году, уже отстроились после пожара, что у них уже провели электричество. Обо всем он рассказывал с увлечением, будто о собственном хозяйстве. Шефтла это злило: «Чего он хвастает… Его это телега, что ли, его это кони? Только бы языком молоть… Пусть там даже золото с неба падает, что ему до того, раз золото чужое! Да и не может быть, чтобы они уже весь хлеб свезли… Наверно, еще лежит где-нибудь», — упрямо думал Шефтл, как будто это было для него вопросом жизни. Но сколько он ни глядел на степь, нигде не было видно ни одной копны. Вокруг по обе стороны желтели до самого горизонта сжатые поля, местами позелененные какой-то порослью. На стерне пестрело большое стадо, как будто согнанное из нескольких деревень, а немного подальше, в балке, паслись на свежей траве телята.

Шефтл со злостью хлопнул себя по шее, прогоняя докучливых мух. «Ах, погибель на вас!.. Вся степь уже чистая. Когда же это они успели?» И сердце у него заныло, словно вот в эту минуту на этой дороге он что-то потерял. Ему вспомнился ячмень, который преет в Дикой балке. Еще бы! Может ли он, Шефтл, равняться с ними! Им дают тракторы, комбайны — вот они и убрали. Комбайном он тоже давно убрал бы…

Дорога, которая все поднималась в гору, стала прямее и шире. Впереди по обеим сторонам что-то зеленело.

— Что там такое? — хрипло спросил Шефтл.

— Не видишь? Деревья. — Доброхатка легонько подстегнул лошадей, чтобы прибавили шагу.

— Деревья? — с удивлением повторил Шефтл. — Деревья у дороги?

— Это, можно сказать, аллея. Чтобы, видишь, к нам в колхоз не абы как въезжали, а по холодку, значит.

— Ну и ну! — Шефтл с удивлением смотрел вперед. — У дороги — и деревья?

Длинные полосы саженцев виднелись уже совсем недалеко. У Шефтла вдруг пересохло в горле. В самом деле, деревья вдоль всей дороги!..

— Акация? — спросил он, почесывая затылок.

— Почему акация?

— Акация колючая, — объяснил Шефтл, — акацию не будут ломать.

— Вот мы и посадили не акацию, а яблони. — Ковалевский колхозник улыбнулся так довольно, как будто это была его собственная затея.

— Яблони? — опешил Шефтл и даже возмутился: — Да вы что, с ума посходили?! С них же мигом все яблоки оборвут. Каждый, кому не лень, будет рвать…

— Пусть рвут, — спокойно отозвался Доброхатка. — Для того, можно сказать, мы их и посадили. Не понятно? Возьмите, к примеру, колодец. Едете вы, скажем, мимо нашего колхоза, хотите напиться и коней напоить. Разве мы вам пожалеем? Всю воду не вычерпаешь и с собой не заберешь. То же самое и яблоко. Ну, стряхнете несколько яблок, съедите их… Ешьте на здоровье! На возу вы их прятать не станете, не так ли? — с усмешкой посмотрел он на Шефтла. — Съедите несколько яблок, подкрепитесь, можно сказать, а нам не жалко. У нас, кроме этой аллеи, пятьдесят гектаров пущено под яблони и под абрикосы. А эти пусть растут у дороги. Человеку от них веселее — и потом красота… — Он задумчиво оглянулся и вдруг взялся за кнут. — Ну, веселей!

Шефтл соскочил с подножки и побежал к своей телеге.

Вскоре Доброхатка обогнал его и с веселым грохотом понесся по широкому шляху.

Шефтл смотрел вслед удаляющейся ковалевской подводе. Буланая, понурив голову, медленно плелась справой стороны дышла. Телега шла тяжело, и Шефтлу казалось, что это его тоска навалилась на телегу, запуталась в колесах и не дает ей идти.

Мрачный, он въехал в аллею. Да, это в самом деле были яблони. Шефтл не поленился, слез с телеги, подошел к саженцам, щупал их, измерял, разглядывал молодые зеленые листочки, мял пальцами, нюхал…