Что касается энергетического обмена личности и эгрегора, то он качественно отличается от процессов подключения потребителей к источнику постоянного или переменного тока тем, что энергетические потоки в энергетическом обмене личности и эгрегора промодулированы[179] информацией и алгоритмикой, обеспечивающими взаимосвязи личности и эгрегора. Иными словами потоки энергообмена личности и эгрегора весьма отличаются от стандартов подачи и потребления постоянного и переменного тока в технике, от энергетического «белого шума», поскольку «отформатированы» системами кодирования информации и алгоритмикой её пересылки и обработки, которые свойственны индивиду и эгрегору.
Вследствие «форматирования» энергопотоков в энергетическом обмене личности и эгрегоров:
· энергия, получаемая индивидом из чуждого для личности эгрегора, — своего рода «батарейки не той системы»;
· то же касается и «вливания» в эгрегор энергии кем-либо из чуждых ему индивидов.
Автоматически-самопроизвольное осуществление и того, и другого в жизни маловероятно, именно вследствие «форматирования» энергопотоков, которое порождает взаимную разобщённость по-разному «отформатированных» энергопотоков.
Однако и то, и другое осуществимо целенаправленно, если удаётся преодолеть исходную взаиморазобщённость «форматов» энергообмена. В случае целенаправленного преодоления исходной взаиморазобщённости «форматов» энергообмена такое вливание чуждой инакоотформатированной энергии способно что-то разрушить в приёмнике либо преобразить его: это касается всякого приёмника будь приёмник — эгрегор либо индивид.
Осознание индивидом связи с тем или иным определённым эгрегором представляет собой прежде всего прочего осознание своеобразия информационного и алгоритмического наполнения этого эгрегора, а так же и характерных для эгрегора нравственных стандартов.
В данном случае в жизни реально: порядок оказывается обратным по отношению к упомянутому ранее (от нравственности к информации), поскольку в жизни из осознания информации и алгоритмики в их проявлениях можно выявить нравственные стандарты, характерные для обеспечения принадлежности к эгрегору. Выявить непосредственно нравственные стандарты, характерные для обеспечения принадлежности к эгрегору, тем более в случаях, когда нравственные стандарты не проявляются в действующей алгоритмике[180], — для большинства это требует настроения, весьма отличающегося от их обыденного.
Кроме того, надо понимать, что хотя эгрегоры могут существовать в преемственности многих поколений людей[181], что по своим информационно-алгоритмическим и энергетическим ресурсам они могут многократно превосходить всякого индивида, тем не менее эгрегоры (речь идёт о культурно обусловленных эгрегорах) — порождения людей: эгрегоры — вне зависимости от характера их порождения — не обладают собственной волей, вследствие чего попытки общаться с эгрегором в целом как с некой «сверхличностью», обладающей своей нравственностью, этикой, осмысленностью, волей, однако не воплощённой в вещественном теле, аналогичны попыткам общения с магнитофоном на принципах межличностного общения.
Как было отмечено выше, носители каждого типа строя психики порождают свои эгрегоры. В Русском языке эгрегор носителей человечного типа строя психики издревле называется «соборность» (о его особенностях см. работу ВП СССР 2003 г. «От корпоративности под покровом идей к соборности в Богодержавии»).
Совокупность эгрегоров человечества образует человеческий сегмент «ноосферы» — сферы разума планеты. Идея ноосферы — «сферы разума» планеты Земля, регулирующей всё, что происходит на планете, в русле объемлющих жизнь планеты общекосмических процессов и закономерностей, была высказана в 1920‑е — 30-е гг. Э. Леруа, Владимиром Ивановичем Вернадским (1863 — 1945), Пьером Тейяром де Шарденом (1881 — 1955), Э. Лерцем. Фактически в их лице атеистическая и аморальная[182] по сути наука признала факт, известный язычеству ещё в глубокой древности: С Природой можно вести осмысленный диалог и осознанно выстраивать этику взаимоотношений с нею.
Для первой половины ХХ века идея ноосферы стала научным достижением, разграничивающим исторические эпохи, создавшим предпосылки к преодолению в культуре глобальной цивилизации конфликта двух атеизмов — материалистического атеизма аморальной науки и идеалистического атеизма традиционных конфессий.
К настоящему времени сложилось несколько вариантов представлений о ноосфере как о природном феномене, которые различаются по представлениям приверженцев каждого из них о локализации разума. В одних версиях ноосфера возникла как результат развития разумного человечества. В других версиях биосфера Земли изначально разумна, будучи частью разумной Вселенной. С последним утверждением соотносится широко известное мнение А. Эйнштейна (1879 — 1955) «Бог не играет в кости».
При этом говоря о развитии идей ноосферизма в наши дни, следует понимать, что и В.И. Вернадский, и другие основоположники идеологии ноосферизма в её различных версиях выразили в своём научном наследии тот уровень понимания феномена ноосферы, который был возможен в их эпоху, в их обществах. Иначе говоря, в первой половине ХХ века наука не знала того, что она знает в наши дни, и это было определённым — объективно исторически — обусловленным ограничением возможностей научно обоснованно выразить идеи ноосферизма в те годы. Второе ограничение было связано с личностями самих основоположников учения о ноосфере. В.И. Вернадский жил в СССР в сложные (в аспекте идейно-политической борьбы) времена, в силу чего он не мог в прямой форме высказать о ноосфере как об объективном явлении ничего, что не соответствовало бы догмам канонической для СССР версии марксизма-ленинизма. Возможно по этой причине одна из его работ, наиболее широко освещавшая ноосферную проблематику — «Научная мысль как планетное явление»[183], была подготовлена к печати и издана только почти полвека спустя после его смерти. П.Т. де Шарден тоже был не вполне свободен в аспекте мыслительной деятельности, поскольку был членом ордена иезуитов римско-католической церкви, и соответственно догматы католицизма и орденская дисциплина ограничивали как его мировосприятие, так и интеллектуальную деятельность.
Соответственно этим обстоятельствам попытки опереться в решении жизненных проблем человечества и государств на научное наследие В.И. Вернадского и П.Т. де Шардена без переосмысления и развития идей ноосферизма на основе достижений науки наших дней и освоения новых возможностей обречены на безуспешность. В частности, в их времена в науке не были развиты теория информации и теория алгоритмов, не было никаких научно обоснованных представлений о том, что интеллект (разум) может быть общеприродным явлением, подчинённым определённым закономерностям. Последнее нашло своё выражение в творчестве академика АН УССР Николая Михайловича Амосова (1913 — 2002). Он писал:
«Интеллект определяется как совокупность средств и способов управления сложными системами путём оперирования с их моделями, направляемого критериями оптимальности управления. Современная наука и техника дают возможность воспроизводить модели и действия с ними техническими средствами и таким образом отделить разум от мозга, с которым его обычно связывают. Отличие приведённого определения от множества других состоит в том, что оно подчеркивает это последнее обстоятельство.
Таким образом, говоря об интеллекте, мы будем иметь в виду эту совокупность средств и способов управления, независимо от того, реализована ли она в биологических системах или при помощи искусственно созданных, технических средств. Такое употребление термина «интеллект» не является общепринятым»[184].
179
В данном случае под модуляцией понимается обусловленность параметров высокочастотного колебательного процесса (амплитуды, частоты и т.п.) амплитудно-частотными характеристиками низкочастотного колебательного процесса. Пример амплитудной модуляции — звуковое радиовещание (AM), основанное на том, что изменение амплитуды радиосигнала на несущей частоте (частоте радиовещания) повторяет частотные и мощностные изменения передаваемого звука. В советские времена реализация этого принципа в радиотехнике изучалась в курсе физики 6‑го класса.
180
Если такого рода «спящие» нравственные стандарты начинают проявляться в активной алгоритмике (т.е. выражаются в поведении), то ситуация описывается поговоркой «человека будто подменили».
181
В этом случае индивиды по своему положению в эгрегоре аналогичны клеткам организма: организм существует, а клетки в нём обновляются, сменяя друг друга.
182
Один из принципов деятельности исторически сложившейся науки, выразившийся в философии позитивизма, — научное знание вне морали. Этот принцип сложился в результате обособления в региональной цивилизации Запада науки от исторически сложившегося христианства задолго до того, как Огюст Конт ввёл термин «позитивизм». О. Конт не положил начало новому этапу в развитии науки, а только связал с этим словом во многом жизненно несостоятельные воззрения на научно-исследовательскую деятельность и сферу компетенции науки, которые к тому времени уже успели стать господствующими.
Порок позитивизма во всех его модификациях (к числу его модификаций следует отнести и марксизм) — внеэтичность: научное знание якобы стоит вне морали. Дело науки собирать и систематизировать факты, а не объяснять причинно-следственные связи в их множестве: это удел религии, которая способна «объяснить» что угодно словами «на всё воля Божия»; и философии, которая ищет причины объективно воспринимаемых наукой явлений в мире сущностей, объективно невоспринимаемых ни органами чувств, ни посредством приборной базы науки. Наука аморальна, нравственно-этические оценки — вне науки.
Казалось бы с позитивистскими воззрениями можно согласиться, поскольку в них критерий истинности знаний основан не на слепой и бездумной вере, а связан некоторым образом с фактами, которые можно наблюдать в объективной реальности. Однако есть одно умолчание: позитивистские воззрения подразумевают доступность одних и тех же фактов для наблюдения разными исследователями в разное время или экспериментальную воспроизводимость аналогичных фактов разными исследователями в аналогичных обстоятельствах в разное время. В силу этого умолчания из компетенции науки, порабощённой догмами позитивизма, выпадают уникальные факты (в принципе не воспроизводимые повторно), и факты, повторное воспроизводство которых обусловлено субъективизмом тех или иных людей (вследствие этого они в подавляющем большинстве случаев невоспроизводимы «независимыми исследователями», являющимися носителями иного по качеству субъективизма), этика оказывается локализованной в пределах общества и субъективно-вариативной. И кроме того не все задачи идентификации причин по следствиям (версии задачи о «чёрном ящике») решаются.
Соответственно из восприятия и компетенции позитивистской науки выпадает некоторая часть объективной реальности, которая однако не перестаёт воздействовать на ту часть объективной реальности, которая остаётся в поле зрения позитивистской науки. И это воздействие в ряде случаев делает позитивистские прикладные воззрения незримо (для приверженцев позитивизма) несостоятельными. А как этот порок позитивистского по его сути «мэйн стрима» науки выражается в неадекватности прикладных теорий и их неработоспособности, — это уже́ конкретика множества частностей, имеющая место в предметных областях каждой из специализированных научных дисциплин.
183
Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. — М.: Наука. 1988. — 520 с. См. также:
184
Амосов Н.М. Алгоритмы разума. — Киев: Наукова думка. 1979. — С. 10, 11.