Аграмантов сильно ушиб себе спину, но очнулся первый. Кругом него был непроницаемый мрак.

— Сима, — жалобно позвал он и услышал:

— Поль, это ты?

— Я. Боже, куда же мы попали?

Аграмантов пошарил в кармане.

— Слава Богу, со мной есть спички, хотя всего две.

Спичка вспыхнула Навёл Никитич увидел Серафиму Антоновну. Её волосы были посыпаны землёй, а платье перепачкано в глине. Она глядела растерянно и, казалось, плохо понимала, что делается вокруг. Спичка погасла Аграмантов зажёг вторую и огляделся. Они находились в каком-то странном помещении, не то могильном склепе, не то погребе с высокими глиняными стенами и таким же потолком. Небольшое отверстие зияло наверху. Выбраться отсюда было невозможно. Последняя спичка погасла в руке Аграмантова. Он со злобой швырнул её на пол.

— Поздравляю вас, Серафима Антоновна, мы в том самом склепе, где Пугачёв зарезал одного из ваших родственников. Вот куда завели вы меня с вашей любовью! Нам отсюда собственными средствами не выбраться. Завтра придут люди и чем-нибудь нас выволокут. Поздравляю вас. Завтра мне откажут от места! Вот до чего довели вы меня вашей любовью!

Серафима Антоновна жалобно застонала.

— Поль, как тебе не стыдно! Ты же сам звал меня сюда.

Она хотела ещё что-то сказать, но Аграмантов её перебил.

— Как это я вас звал сюда? Вы меня звали в сад, а я, как честный человек послушался. Я не знал, что ваш сад чёрт знает с какими фокусами! Благодарю вас, Серафима Антоновна! Завтра мне откажут от места, а я и без того полгода слонялся перед этим без дела. Благодарю вас, Серафима Антоновна!

Серафима Антоновна простонала.

— Поль, ты совсем не любишь меня, а я согласна любить тебя даже в пропасти.

— В пропасти, в пропасти, — передразнил её Аграмантов, — действительно в пропасти! Кругом голые стены, а наверху дырка, и в этой дырке кусок неба и три звёздочки!

— Это хвост Большой Медведицы, — сказала Серафима Антоновна.

Она очень любила звезды.

— Может быть-с, но только этот хвост не поможет нам выбраться из этой чёртовой ловушки. Я погиб, Серафима Антоновна! Завтра меня выгонят из вашего дома! Из училища выгнали, из почтамта выгнали и отсюда выгонят! Иди, Павел Никитич, прозябай, голодай и закладывайся!

Аграмантов захохотал. Серафима Антоновна простонала снова:

— Поль, не хохочи так дико!

— А вы, Серафима Антоновна, не рюмьте! Сядемте лучше да подумаем, как бы нам отсюда выбраться собственными силами.

Аграмантов и Серафима Антоновна сели рядом и погрузились в глубокие думы. Между тем Аверьянычу не спалось на его сеновале. Перед его глазами продолжали мелькать золотые червонцы. Он ворочался с боку на бок и шептал:

— Все нечистая сила и везде нечистая сила. И куда ни плюнешь, на нечистую силу попадёшь!

Аверьяныч встал и пошёл в сад. Ему хотелось посмотреть, не натворила ли нечистая сила чего-нибудь нового около проклятой бани. Он был страшно удивлён, когда увидел закрытое им отверстие открытым.

— Ишь разозоровалась нечистая сила! — прошептал он и пошёл к частоколу.

— Ишь разозоровалась, удержу на неё нет!

Аверьяныч стал ломать частоколы. В саду по-прежнему было темно. Кусты цветущей сирени и вишни казались повару белыми шатрами.

— Ишь, лагерем стала нечистая сила по всему саду, — прошептал он и, снова прикрыв отверстие гнилыми палками, травой и землёю, поплёлся к себе на сеновал.

— Перед зорькой, — шептал он, — опять нужно будет понаведаться сюда. Раскроет нечистая сила мою кладовушку!

В то же самое время Илья Петрович внезапно проснулся, когда часы били два… «Как по команде просыпаюсь!» — подумал он, поспешно надел халат и туфли и прошёл к спальне жены. У двери он послушал; в спальне было тихо. «Спит», — подумал он и тихохонько прошёл в сад. Там на одной из дорожек он остановился, как-то особенно циркнул, послушал и циркнул снова три раза подряд. И тогда из-за кустов сирени к нему выбежала Марфенька. Её хорошенькое личико было бледно; она слегка дрожала, хотя на её плечи была накинута шубейка. Илья Петрович поймал её руки, погрел их в своих, шутя подул на её пальчики и прошептал:

— Аверьяныч спит?

Марфенька прижалась к груди Ильи Петровича.

— Спит на сеновале, — прошептала она, вздрагивая.

— Ну, и отлично. А ты ему про кушетку рассказывала?

— Рассказывала.

Марфенька вздрагивала плечами. Илья Петрович крепко обнял её.

— И я в доме рассказывал. Ты чего же дрожишь.

— Боязно, Илья Петрович, больно уж вы много страстей про баню говорите!

— Да ведь ты же знаешь, что я придумываю это нарочно, чтобы нам не мешали!

Илья Петрович беззвучно засмеялся.

— Знаю, а всё-таки боязно.

Марфенька заглянула в глаза Ильи Петровича доверчиво и послушно. Они двинулись вперёд. Илья Петрович шёл, придерживая Марфеньку за талию.

А она семенила ножками рядом. Старая баня уже предательски глядела на них своими выбитыми окнами.

— Чтоб нам не мешали, — шёпотом снова повторил Илья Петрович и вдруг взмахнул руками; Марфенька метнулась в сторону, но было уже поздно. Они провалились куда-то в тартарары. Марфенька завизжала и услышала ответный визг где-то сбоку. Она испуганно забилась на земле, близкая к истерике.

— Что ты, что ты, что ты… — шептал, не понимая своих слов, Илья Петрович.

Серафима Антоновна узнала голос мужа, подумала: «Все равно скрываться поздно!» — и сказала совсем наивным голосом:

— Это ты, Илья?

— Что! Ай-ай-ай! — закричал Илья Петрович, сразу не узнав голоса жены; но он тут же опомнился.

— Это ты, Сима? Как ты сюда попала? И где я? «Господи, вот влопался-то!» — подумал он и услышал:

— Видишь ли, это старый погреб. Мы пошли гулять в сад вместе с Павлом Никитичем…

— Как, и Аграмантов здесь? — перебил её муж.

— Здесь, Илья Петрович, вместе с Серафимой Антоновной, — послышался ласковый голос Аграмантова. — Пошли мы с Серафимой Антоновной в сад. Только, Илья Петрович, видим: старая баня, и в бане огонёк. Мы и думаем: «Дай пойдём и поглядим поближе». Пошли и вдруг провалились. Это, Илья Петрович, тот самый погреб, в котором Пугачёв задушил вашего родственникам! Здесь очень интересно, — добавил он с изысканной сладостью, — только жаль, спичек нет!

Аграмантов помолчал, но затем Илья Петрович услышал снова:

— А вы тоже не одни, Илья Петрович? Как вы сюда попали?

«Как вы сюда попали! — подумал Илья Петрович. — Чтоб тебя дьяволы взяли!»

— Очень просто, — добавил он вслух. — Я искал Симу и пошёл в сад. И вдруг вижу около бани кто-то ходит в позе самого отчаянного лунатика. Волосы, представьте себе, растрёпаны, а руки представьте себе, вытянуты по направлению к месяцу…

— Марфенька, — шепнул Илья Петрович, — распусти волосы.

— Боюсь, — прошептала Марфенька и всхлипнула.

— По направлению к месяцу, — повторил Илья Петрович. — Смотрю, это Марфенька. Я — к ней. Она сделала несколько шагов ко мне, и вдруг мы, представьте себе, провалились!

«Господи, что я за чепуху горожу!» — подумал Илья Петрович, помолчал, подумал и спросил:

— Неужели же отсюда нет никакого выхода?

Аграмантов вздохнул.

— Никакого, Илья Петрович; я осмотрел все стены, ужасно высокие стены!

Дубняков долго сидел и думал, и, наконец, вздохнул. Он покачал головой и задумчиво произнёс:

— Скверно! Доплясались мы с тобой, Сима, довертелись, дохороводились! Придут завтра утром рабочие, принесут лесенку и выпустят нас, рабов Божиих на свет белый, на позорище. И пойдут по всему уезду звон, трезвонь, пересуды; грязью нас закидают, имя наше запачкают! Разве скептики поверят, что мы попали сюда неведомо за что и как, игрою какого-то нелепого случая? Разве скептики поверят этому?

Серафима Антоновна вздохнула.

— Нет, скептики не поверят.

— Скептики ни за что не поверят, — подтвердил Аграмантов и добавил: — скептики и пессимисты.

Все погрузились в молчание. Только одна Марфенька истерически всхлипывала.