— Секрет изобретателя.
— А что, если здесь набьют полный багажник почтой в Якутск и вам некуда будет влезть?
— Для меня местечко найдется, — скромно сказал Сеня.
Хозяин уже вышел на крыльцо и с достоинством приглашал войти. Хозяйка сейчас же захлопотала у печки. Гостей усадили в красный угол. Хозяин завел с ними беседу. Василий охотно отвечал ему и сам задавал вопросы.
Лидия тихо сказала Сене:
— Все-таки я беспокоюсь. Вдруг он не возьмет вас дальше?
— Возьмет, — шепотом сказал Сеня. — Он ничего парень. Допытывался, верно ли, что я с вами вместе до Черендея; а может, только до Витима?..
Хозяйка приготовила гостям летнюю половину дома, постелила на своей кровати, а Сене на полу и сильно озадачилась, когда Зырянов потребовал две постели на полу. Оставила огарок свечи, просила загасить, как только разберутся. Лидия сразу погасила, как только хозяйка затворила дверь за собой.
Хозяйская дочка закрыла ставни на окнах.
— Сеня, почему вы убежали от нас в Иркутске?
— Надо было человека догнать.
— Я подумала, что вы обиделись.
— Зачем?.. — тем же словом, что и Зырянов в Иркутске. — Я ведь увидел вас нечаянно. Я шел… и вдруг услышал голос. Это такой голос, какого нет больше в мире. Я помчался за ним.
— Вы тоже обратили внимание?.. Я даже подумала, что это один знакомый с Лены.
— Как он выглядит?
— Вы, может быть, увидите его в Черендее.
— Напрасные ожидания, — сказал Василий.
— Ну, не надо так говорить, Василий! — воскликнула Лидия. — Мне бы так хотелось, чтобы он исполнил свое слово и был с нами все лето!
— Как я понимаю, — сказал Сеня напряженным голосом, — ваш знакомый бесплатный доброволец на Полной? Вроде меня?
— Вы угадали.
— Зачем сравнивать его с Сеней, — сказал Василий. — Какой он доброволец и друг! Бродяга он.
— Посмотрим на него, — сказал Сеня с угрозой. — А впрочем, если он окажется в Черендее, значит, он наверняка не тот, кого мы слышали вчера в Иркутске.
— Почему?
— Потому что в багажнике я — единственный заяц.
— Какой у вас характер, Сеня! Вы летите зайцем на гидросамолете, чтобы работать бесплатно целое лето в самой дикой глуши! Вы бегаете за человеком, потому что вам понравился его голос!..
— Голос у него завидный. Но я не стал бы за голосом бегать. Хотите, расскажу.
— Спать надо, — сказал Зырянов с неудовольствием.
— Это недолго, Сеня?
— В двух словах. Один чудак на Байкале нанялся вместе с нами копать ход в геенну огненную.
Лидия сквозь смех сказала:
— Для двух слов этого достаточно!
— Честное слово, я не шучу. Николай Иванович совсем не был так прост, не верил он, что мы за один месяц докопаемся… Но потом мы узнали, что бог закрестил все выходы из ада. Из-за крестов невозможно из подземного царства выйти в СССР. Теперь представьте, что мы с Василием Игнатьевичем копаем новый ход, не сотворенный богом и незакрепленный. Вы поняли?..
— Через этот ход сатана может выйти на дневную поверхность, — сказал Василий.
— Какой дивный фольклор!
— Ах нет, Лидия Максимовна, вы недооцениваете. Вы думаете, сатана выйдет на дневную поверхность для того, чтобы побывать на футбольном матче? Вам, конечно, неверующей, геенна огненная — все равно что рыбке дождик. Русскому жильцу, однако, приходится остерегаться.
— Русскому жильцу? — испуганно переспросила Лидия.
— О господи! — сказали за дверью и завздыхали.
— Ну, хватит контрреволюционной пропаганды, — сказал Василий.
— Помощник предложил мне: «Хочешь лететь до Якутска?» Я ответил: «Спасибо, мне не надо».
— Сеня, вы же не договорили о геенне?!
— Он говорит: «Все-таки еще пятьсот километров». — «Я, говорю, и тысячу не возьму». — «Значит, от двух тысяч ты не откажешься?..» Вот как искушают, Лидия Максимовна! Две тысячи километров! Вижу, они меня ценят. Я стал запрашивать: «В багажнике?» Помощник переглянулся с пилотом: «В кабине». А пилот сказал с насмешкой: «Увидишь все побережье, до Индигирки. Знаешь, где это?» Он был уверен, что я не знаю. Но я даже всхлипнул, честное слово. «Кто же не знает про знаменитое и преславное Русское жило!» — говорю. «Какое еще там знаменитое и преславное? Что он сказки рассказывает?» — сказал пилот. Но помощник у него грамотный: «Это — старинное название Русского Устья». Тогда пилот ко мне с подозрением: «Откуда ты знаешь? Ты тамошний?» И тут мне открылся их коварный план.
— Какой? — прошептала Лидия.
— Им надо доказать, что никаких зайцев. Концы в воду: выкинуть меня в самое большое в мире болото.
— Как это тебе открылось? — насмешливо спросил Василий.
— Какой ужас! Василий!..
— Самое большое в мире болото не на Индигирке, а на Оби, — хладнокровно сказал Василий. — Так и называется: Море-болото.
— Вы не должны возвращаться на самолет! Вы доедете отсюда пароходом до Черендея и догоните нас на Полной! Слышите, Сеня!
— Он же дал слово вернуться, — сказал Василий с насмешкой. — У беспризорников есть свои правила честной игры. Любишь кататься…
— Слышу, Лидия Максимовна. А вы чувствуете случай?.. Можно мигом попасть в Русское жило. Василий Игнатьевич, вы помните, что рассказал тот человек на Байкале?.. Такой случай пропустить?.. Последний человек буду!.. Ну, словом, произошла и совершилась роковая схватка между сибирской нефтью и Берестяной Сказкой в моей душе… Откровенно говоря, я понял цель моей жизни.
Лидия смеялась в подушку.
— Пилот спросил: «Что тебя тянет в болото? Мечтаешь мох драть и золото брать?» — «Наплевать на золото, — сказал я. — Там спрятано наследство моих предков, Берестяная Сказка…»
Лидия смеялась:
— Что он говорит?.. Что-то невообразимое!
— Не принимайте всерьез. Это его манера, — сказал Василий.
— Вот-вот, — сказал Сеня. — В этом духе летчики тоже отнеслись к моей откровенности, и помощник предложил выкинуть меня на Дороге Мертвецов. Это ближе, болота подходящие.
— Но что такое Берестяная Сказка? Расскажите, Сеня.
— Это слишком долго сейчас, — сказал Зырянов, — в другой раз.
— Я очень коротко. Будто бы русские люди в шестнадцатом веке прошли Северным морским путем до Индигирки и об этом записана длинная летопись на берестах. Писали добрые вестники. И я тоже — добрый вестник… Добуду Сказку! За троевысокими ледяными горами!.. Как Василий Игнатьевич: на дне жизни…
Лидия ахнула:
— Настоящая летопись?.. И я об этом ничего не знаю!.. Василий, это же для науки может иметь значение не меньшее, чем ваши поиски теоретической нефти в кембрии! И вы этого не поняли?!
— Лидия Максимовна, вы вправду считаете, что это стоящее дело? — спросил Сеня смущенно.
— Но это неправда, напрасно я взволновалась! Берестяная летопись не могла сохраниться. Сырость смыла письмена, а морозы разрушили и самую бересту.
— В том-то и дело, что нет, Лидия Максимовна! Меншик Николай Иванович в детстве сам видел эту летопись; а ему теперь не больше чем пятьдесят лет. Письмена не смыты, потому что писаны без чернил — резцом, резаные буквы.
— Я много читала о древних рукописях, но ничего подобного.. Постойте! Сказочнику вашему пятьдесят лет?.. Эта удивительная летопись на берестах действительно существовала, это правда!
— В самом деле? — подал голос Зырянов. — От кого вы слышали? А я не поверил Меншику…
— Я об этом читала в прошлом году, готовясь к первой экспедиции в Якутию. В одном старинном казачьем селении на Ледовитом побережье существовал архив на берестах… Ваш рассказчик был последним, кто его видел! Этот удивительный архив больше не существует. Его сожгли лет сорок назад.
— Сожгли? — вскричал Сеня.
— Тише! В казенной избе не хватило топлива. Культурное начальство приказало топить архивом.
— Безобразие! — пробормотал Зырянов. Ему очень хотелось спать.
— Этого не могло быть, — убежденно сказал Сеня, — потому что мокрая береста не горит.
— А почему архив должен быть мокрый? Какой вы чудак, Сеня!