Ваня пристально вгляделся в Савву и сказал:

— Он.

Лидия сжала руки.

— Теперь понял: он против вас. Женя за вас. Хорошо. Я — за вас. Крикнул ему: «Унеси свое солнце!»

— Унеси ноги, спасайся! — быстро, возбужденно перевел Женя в ответ на недоуменный жест Зырянова.

— Он — за мной. Я — берегом, тайгой: на Алексеевку. Крикнул еще: «Не торопи свое солнце упасть!» Он за мной. День, ночь — вымотал его.

Ваня помолчал, собрал слова. Савватей ждал с не меньшим увлечением, чем все.

— Утром настало время солнцу упасть. — Грозная нота зазвучала в бесстрастном голосе Вани.

Лидия затрепетала. Ей не доводилось еще слышать поистине страшный клич, смертельный вызов якутских дуэлянтов.

— Крикнул: «Трижды взгляни на свое солнце!»

Женя привскочил, переживая пыл вызова, экстаз нападения. Савва смотрел на Ваню, приоткрыв рот.

— Продолжай, — сказал Василий.

Ваня слабо пожал плечами.

— Все! — сказал Женя.

— Как — все? Что было дальше?

— Упало! — воскликнул Женя. — Солнце врага упало.

— Хоть бы я что-нибудь поняла!..

— Но его спасли, — сказал Ваня.

Василий спросил:

— Алексей Никифорович, ты разобрался в этом парне?

Старик сочувственно посмотрел на Ваню.

— Пестрота птицы — снаружи, пестрота человека — внутри.

У Лидии загорелось лицо и трудно забилось сердце наитием истины. Это было так трудно, что она не могла унять дрожь в теле.

— Ваня! Мы его не спасли!

Ваня взглянул на Савватея. Савва смотрел на Лидию, и в глазах его была только вера в ее справедливость, но такая вера, при которой человек заранее вверяет свою жизнь.

— Я тебе говорил! — воскликнул Женя.

— Тот человек очень похож на Савву, — сказала Лидия.

— Опять бред на Эргежее? — сказал Василий вопросительно.

— Я сама думала, что на Эргежее был бред!.. Слушайте! Не два, а три человека прятались друг от друга в лесу и в дыму! Третий был очень похож на Савву, только он с бородой и в старинном колпаке. Мне о нем Женя рассказал на Эргежее. — Лидия возбужденно торопилась все разъяснить.

Все смотрели с недоверием, и только Ваня заинтересовался.

— Ваня и Савва принимали друг друга за того, третьего!.. Я только не понимаю, как мог Ваня побить нашего богатыря на Эргежее!..

— И я удивляюсь, — сказал Савва и разглядывал Ваню с любопытством, будто первый раз.

— А тот, третий, видел, что против него двое. На Маягас-Тахе это он чуть не до смерти убил Савву, потом кинулся за Ваней. Над обрывом Полной, где нависла лиственница над рекой… Там, в дыму, упало солнце настоящего поджигателя!

— Ваня смеется второй раз в жизни, смотрите! — закричал Женя, радуясь.

— Но я удивляюсь, почему Ваня не обращал внимания на бороду… Ведь он знает того человека и должен помнить: его зовут Николай Иванович! — стремительно рассказала Лидия, вдохновенно, с шерлок-холмсовской убежденностью.

— Ты убил Николая Ивановича? — закричал Савва и затрясся.

Лидия ужаснулась. Савва тоже знал поджигателя?..

— Не допустил бог меня за него… Не судьба ему была жить, — сказал Савва удрученный и медленно перекрестился двуперстно.

— Не торопи свое солнце упасть, — сказал Женя тихо и держал бердану на весу. Совсем тихо шепнул: — Батя!..

— Какого Николая Ивановича? — рассеянно спросил Василий, поглощенный своею мыслью, и сейчас же стал высказывать ее: — В таком случае я особенно жалею, что не сняли того человека с обрыва. Необходимо было допросить его и обыскать.

— Допросить мертвого?.. — сказала Лидия. — Женя! Помоги же!.. Я устала, наконец!

— Я все время хотел помочь! Василий Игнатьевич, сказать вам, кто это был? — попросил Женя, искренне огорченный тем, что все разъяснялось без его помощи.

Василий хмуро взглянул.

— Плехан! — воскликнул Женя.

— Ну? Чего тебе? — глухо спросил Савва.

— Я не тебя.

— Кричит «Плехан», а говорит — «не тебя».

— Ты разве Плехан? — спросил Василий.

— Прозванье такое было в старину.

— Постой, постой. Неужели это был Николай Иванович?.. — спохватился Василий.

Ваня с интересом сказал, глядя на Савву:

— Похож, как брат.

— Неужели Николай Иванович твой брат? — спросил Василий, еще более удивленный.

— Савватей — батя! — крикнул Женя.

При общем молчании Савва заговорил. Его голос утратил полнозвучность и слышался глухо, незнакомо.

— Василий Игнатьевич, за что же это… Николай — на вас?

— Не придумаю, — сказал Василий. — Не было у нас плохого. Расставались хорошо…

Савватей тяжело заговорил:

— Кто тебя знает… А может быть, и горело без его руки?.. Пойми-ка, это я все лето ходил за братом?!. С одною думой — убить. Своего батю!.. Спасибо, что этот Ваня благословил меня по голове, а то в дыму или ночью мог ведь и я убить Николая.

— Вы черните Ваню, чтобы обелить брата. Никогда я этого не ожидала от вас!

— А как ты велишь, Лидия Максимовна-свет? Батю осудить ради чужой честности? А мне Ваня за брата не будет.

— Я вспомнила, что вы сказали Жене на Полной тогда: «Свой не свой, а на дороге не стой». А где ваша дорога? Куда вы идете, Савватей Иванович? Вы еще не выбрали дороги. Вы же ходите по чужим дорогам, за другими людьми. Вот вы шли за Зыряновым и защищали его дорогу; но повстречали брата — и готовы пойти за братом, совсем в другую сторону.

Савва слушал. Выражение истового, почти детского интереса было на его лице.

— А у Николая Ивановича была дорога в жизни, — говорила Лидия. — И уж если он на своей дороге преследовал Зырянова, а брат помешал, он и брата чуть не убил. Вы даже этого не можете.

— Не могу, — Савва виновато опустил голову.

— Не можете потому, что не знаете, добро это или зло.

— Какое уж добро!

— А это смотря на какой дороге. На свете нет ни добра, ни зла, ни права, ни лева. Все это есть — на дороге у человека.

— Как это? — Савва поднял голову.

— А так: пошли по одной дороге — право от вас и лево от вас. Пошли по другой — опять право и лево от вас, но навыворот перевернулось, а на земле ведь нету… Николай Иванович выбрал одну дорогу — с ее правой и левой стороной, с ее добром и ее злом.

Савва задумался. Женя сказал:

— Василий Игнатьевич, Савва хитрый. Он прячется за мертвого. Называет батей Николая Ивановича. Савва и есть батя. Сеня говорил, на всем свете только батя один имеет такой голос. Разве у Николая Ивановича такой был голос?

— А и может быть правда! — сказал Савва.

И все взглянули на него.

— Ну вот! — воскликнул Женя.

— Да, да, прочтите письмо Сени, — сказал Василий, — он что-то пишет о божьем человеке, это интересно.

Лидия вынула письмо и поискала, откуда начать.

— «Коротко: они хотели оставить меня в Русском Устье. Это безвыходное болото. Я потребовал доставить меня в Русское жило… «Заячья наглость!» — зарычал пилот…»

— Бросьте эту чепуху! — закричал Зырянов.

Лидия моментально перевернула листок и громко прочла:

— «Спешу написать главное: это его голос! Я узнал его в Черендее! Батя втерся к вам, но он ваш враг. Он выдумал теорию. Николай Иванович тоже безоговорочно поверил в батину теорию…»

Лидия опустила письмо. Василий с новым подозрением смотрел на Савву.

— Кто же из вас батя? — спросил Василий. — Выходит, что ты? Читайте дальше, Лидия Максимовна.

— Что ты! Я самый младшенький, — простодушно сказал Савва, но теперь уже никто ему не верил.

— «…поверил в батину теорию происхождения нефти…»

— Что? — закричал и засмеялся Василий. — Плеханы занимаются генезисом нефти?.. Ну, это не Савва и не Николай Иванович! Но кто же этот батя?.. Интересно, какая же у него теория происхождения нефти?

— Дайте же читать! «Николай Иванович безоговорочно поверил в батину теорию происхождения нефти от горения сырых грешных душ в аду… — Лидия удержала смех и дочитала: — которые выпускают при этом вонючую смолу. Понятно, кто запачкается в этой смоле, попадает в ад. Но я внушил сомнения…»