Но, даже если свидание состоится, даже, если ему удастся убедить Баланглэ, возможна неудача. Напал ли Вебер на след беглецов? Не будет ли слишком поздно? Хищник может перегрызть горло своей жертве, видя, что его настигают. Что ему стоит прибавить еще одно преступление к серии уже совершенных им. И это-то повергало дона Луиса в ужас.

Флоранс — мертвая! Флоранс…

— О, какая мука! — прошептал он. — Я, я один мог бы справиться с ним, и я бессилен…

Он даже не пытался разобраться в мотивах, побудивших Демальона воскресить Арсена Люпена. Он думал только о Флоранс и о том, что каждая истекшая минута приближает ее к страшной бездне.

— Флоранс! Флоранс! — с отчаянием повторял он. Он не сомневался больше в том, что она невинна. И был уверен, что тот, другой, тоже любит ее и увез не ради того, чтобы завладеть ее состоянием…

Флоранс! Флоранс!

Он переживал тяжелый кризис… Необычный упадок духа. Он, наконец, понял, как сильно любит Флоранс. Понял, что она занимает в его жизни место, которого не занимала ни одна женщина из тех, что раньше внушали ему страсть. Любовь к роскоши, властолюбие, радость борьбы — все это для него ничто, по сравнению с чувством к ней. Он два месяца борется только ради того, чтобы завоевать ее. Он старался раскрыть истину, наказать виновного только ради того, чтобы спасти Флоранс от угрожающей ей опасности. Если Флоранс погибнет, он готов остаться в тюрьме. Это достойное завершение жизни неудачника, который не сумел заставить полюбить себя женщину, единственную, которую он когда-либо любил.

Кризис был непродолжительным. Упадок духа вскоре сменился бодрым, уверенным настроением. Взошло солнце, залило светом камеру, и дон Луис вспомнил, что Баланглэ приезжает в министерство в восемь часов утра.

Он сразу успокоился. События представлялись ему в другом свете. Борьба казалась уже не столь страшной. И не было ни малейшего сомнения в том, что Баланглэ вскоре вытребует его к себе. Он трижды шутливо раскланялся перед дверью и прошептал:

— Сезам, отворись!

После третьего раза дверь открылась, и в камеру вошел сторож, за ним видны были четверо полицейских:

— Моя свита, — пошутил он. — Идемте. Доложите: Арсен Люпен, гранд Испании, кузен его величества, наихристианнейшего…

В вестибюле поджидал начальник тюрьмы.

— Любезный начальник, — обратился к нему дон Луис, — я выспался превосходно. Номера ваши можно смело рекомендовать. Хотите я расплачусь и распишусь в книге почетных посетителей? Нет? Не рассчитываете ли вы, что я вернусь? Тщетная надежда. Важные дела…

На дворе поджидал автомобиль.

— Улица Винез, — сказал шоферу один из полицейских.

— Как! Домашний адрес его сиятельства? Его светлость предпочитает, чтобы свидание проходило тайно? Хороший признак!

Кабинет Баланглэ выходил на террасу, откуда лестница спускалась в сад, весь заставленный клетками с птицами и шкафами с книгами.

Полицейские вышли вместе со старушкой служанкой, которая впустила их, и дон Луис остался один.

Он был по-прежнему спокоен, и желание действовать как можно скорее все сильнее говорило в нем. Он не отводил глаз от часов, показывавших половину восьмого.

Наконец, в комнату вошли префект и Баланглэ.

— Дело в шляпе, — подумал дон Луис, прочтя на худом костлявом лице старого Председателя легкий намек на сочувствие и определенно выраженное любопытство.

— Вы не изменились, — заговорил министр, вглядываясь в дона Луиса. — Цвет лица стал смуглее да виски посеребрились — только и всего.

И прибавил, как человек, всегда идущий прямо к цели:

— Итак, что вам угодно?

— Прежде всего, господин Председатель, я хотел бы знать, напал ли Вебер на след автомобиля, увезшего Флоранс Девассер?

— Да, автомобиль останавливался в Версале. Сидевшие в нем перешли в другой автомобиль и направились в Нант. Еще что нужно?

— Свободу, господин Председатель.

— Немедленно, разумеется, — рассмеялся Председатель.

— Через сорок-пятьдесят минут, не позднее.

— В половине девятого, другими словами?

— Краткий срок, господин Председатель?

— И это зачем?

— Чтобы найти убийцу Космо Морнингтона, агента Веро и членов семьи Гуссель.

— Будто никому, кроме вас, с ним не справиться? Полиция поднята на ноги. Телеграф работает. Убийце не уйти от нас.

— Вы не найдете его. Или он в последнюю минуту убьет Флоранс Девассер. Это будет седьмая жертва — по вашей вине.

— Можно подумать, что вы считаете Флоранс Девассер невиновной?

— Абсолютно невиновной.

— Вы любите Флоранс Девассер?

— Да, люблю!

Баланглэ вздрогнул от удивления. Люпен влюблен? Люпен сознается в этом! Как интересно. Он заговорил:

— Я следил за делом Морнингтона. Вы творили чудеса. Без вас многое осталось бы невыясненным. Но вы делали и ошибки, которые удивляли меня, теперь же я их понимаю, раз главным стимулом в ваших поступках была любовь. Но, вопреки вашему утверждению, у нас нет никаких сомнений относительно роли в этом деле Флоранс Девассер.

Дон Луис указал на часы.

— Господин Председатель, время идет.

Баланглэ расхохотался.

— Оригинал!

Затем он уселся поудобнее и сказал серьезно:

— Дон Луис Перенна! Префект полиции знал, с кем мы имеем дело, как только вы появились на сцене, другими словами — в момент двойного убийства на бульваре Сюше. Но вам, несомненно, понятны соображения, по каким причинам мы не захотели воскрешать мертвого и даже как бы покровительствовали вам. Вы посвятили все свои силы выяснению истины, мы дорожили вашим сотрудничеством и не тревожили Арсена Люпена. К несчастью…

Баланглэ приостановился, потом закончил:

— Господин префект получил вчера детальный, с целым рядом доказательств донос, изобличающий вас, Арсена Люпена.

— Это невозможно, — воскликнул дон Луис, — физически невозможно доказать такую вещь. Арсен Люпен умер!

— Допустим, но из этого еще не следует, что дон Луис Перенна существует.

— И самым легальным образом, господин Председатель.

— Вот это и оспаривается.

— Но кем же? Только один человек мог бы… Уж не Кассерос ли, атташе при Перуанской миссии?

— Он самый.

— Да ведь он в отъезде?

— Он даже бежал, опустошив кассу миссии. Но перед отъездом оставил письменное за своей подписью показание, каковое мы и получили вчера. Вот ваша переписка с ним и документы, не оставляющие сомнений в том, что вы не дон Луис Перенна, а Арсен Люпен.

Дон Луис гневно топнул ногой.

— Негодяй Кассерос — только орудие, за ним скрывается тот… другой… узнаю его руку… В решительную минуту ему надо было отделаться от меня.

— Верю охотно, но так как у нас в руках, лишь копии документов, а подлинники, как сказано было, переданы в газеты, не арестуй мы вас… выбора у нас не было.

— Теперь опасность миновала. Кассерос за границей, а негодяй бежал.

— Могли остаться его сообщники.

— У него нет сообщников.

— Вы откуда знаете? Освободить сейчас Арсена Люпена значит, и почти наверняка, дать пищу толкам и пересудам. Что можете вы предложить такое, из-за чего стоило бы пойти на риск.

— Но, если я захвачу настоящего виновника?

— Это сделают без вас.

— А если я дам слово, что выполнив свою задачу, сам, добровольно, отдамся в руки.

Баланглэ пожал плечами.

— Не разрешите ли вы мне, господин Председатель, предъявить счет за некоторые услуги, оказанные мной Родине?

— Объяснитесь.

Дон Луис пересек комнату и остановился перед Баланглэ.

— Господин Председатель Совета! В мае 1915 года под вечер три человека стояли на берегу Сены, в конце набережной Пасси, подле кучки песка. Полиция целый месяц искала триста миллионов золотом, торопливо собранных во Франции врагом, который рассчитывал вскоре вывезти их. Из трех мужчин один был Баланглэ, другой Демальон, третий, пригласивший туда первых двух, просил министра Баланглэ воткнуть свою палку в кучу песка. Золото оказалось там. Несколько дней спустя, Италия, решившая выступить на стороне Франции, получила аванс четыреста миллионов золотом.