— Говорят, их долговцы с Янова к себе взяли. А те и радёхоньки были хоть куда-то приткнуться. Сам знаешь, как их в Зоне «любят». А теперь за ними — вся долговская кодла, и если кто рты на них раззявит — будет кому за них по шее навалять: группировки за своих горой стоят… По уму, твои находки, Ксанк, тоже бы к кому в группировку пристроить, а не к вольным. Вольные — на то и вольные, что анархия у них — похлеще, чем у свободяев. А тут — бывшие фанатики, небось крови сталкерской на них — больше, чем блох на бобике. Ой, сомневаюсь я, что смогут они стать своими среди вольных!

— Так что же? — со слезами в голосе всплеснула руками Ксана, — Бросить их? Пусть гибнут? Я не могу, я обещала…

— О-хо-хо… — вздохнул Панас и погладил дочку по голове. — Добрая ты у меня, доню… жалостливая…

— Ну вы хотя бы поговорите с ними сами! Дядя Саша… тату! Ну пожалуйста! И там уже решите, что делать. Может и правда потом их в группировку, у вас же есть знакомые? — Ксана переводила умоляющий взгляд с одного мужчины на другого. — И… они ведь живые люди, не зомби какие… Неужели люди бросят их? Так они если не погибнут — то ещё больше озлобятся!

Торговец и староста Деревни переглянулись.

— Шут с тобой, Ксанка! — махнул рукой Хромой. — Умеешь ведь убеждать… Ладно, пошли, покажешь, где ты их там заховала! Погодь, только за стволом схожу. А то мирные-то они, может, и мирные, но с пустыми руками я к этим сектантам — пусть и бывшим — не пойду… чего и тебе, дядька Панас, советую!

Минут через десять они, заперев лавку, вышли из Деревни. Сталкеры провожали любопытными взглядами необычное трио и полушутливо интересовались, куда это так спешно наладились торговец, староста и травница, уж не по хабар ли? По Деревне уже пошёл слух, что Ксанка какие-то важные вести на хвосте отцу принесла, а после того, как в лавку спешно проковылял Хромой, которого дочка Жабы едва не тащила за собой за рукав куртки, одиночки только ещё больше уверились: произошло что-то крайне занятное. И теперь строили догадки и задавали вопросы.

— По грибы пошли, блин! — не выдержав, рявкнул на особо любопытных Хромой. — Не видите разве — стволами запаслись? Ща ещё гранат возьмём — и потопаем!

— Кто ж по грибы со стволами да гранатами ходит? — деланно удивился кто-то из новичков. — И что это за грибы такие?

— А вот сядешь в Зоне под куст личину отложить — узнаешь! — кровожадно пообещал староста — Когда вот такой гриб подползёт и тебя зубами за жопу ухватит! Или ещё за кой-чего!

Одиночки грянули хохотом, а опростоволосившийся новичок покраснел и поспешил затеряться в толпе.

— Балаболы, мать их лошадь… — пробурчал староста. — Мало я их строил!..

Так, под это бурчание, они достигли того места, где в поросшем орешником овражке Ксана спрятала своих подопечных.

— Ну, где они там? — Хромой, морщась, согнул и разогнул ногу. Колено, некогда смятое кабаньими копытами, всегда ныло, если приходилось пройтись, особенно быстро. Потому Хромой из Деревни выходил нечасто.

— Сейчас… — Ксана, волнуясь, вышла вперёд.

— Репейник! — позвала она. — Кузнец, Сухой! Это я, Ксана! Я привела тех, кто поговорит с вами!

Несколько секунд ничего не происходило, а потом колыхнулись ветки, и из овражка вынырнул Репейник. За ним показались остальные.

— Ксана… — мельком улыбнулся старший монолитовец девочке, не забывая, тем не менее настороженно изучать цепким взглядом её спутников — Ты вернулась!..

— Обещала же… Знакомьтесь. Это — мой отец, его тут все дядькой Панасом кличут. Это — дядя Саша Хромой, он в деревне главный, вроде старосты. А это…

— Репейник. — монолитовец быстрым и чётким движением чуть наклонил голову. — Командир отряда… если так можно выразиться. Это мои люди — Кузнец и Сухой… — он чуть помедлил, — Спасибо, что пришли. Я так понимаю, вы тут — самые уважаемые люди среди местных сталкеров?

— Типа того. — Хромой окинул всех троих пронзительным взглядом. И явно сделал какой-то положительный для них вывод: лицо его чуть смягчилось. — Ну что ж… Похоже, девочка, ты не зря за них билась. Кажись, действительно, нормальные люди… Итак — чего же вы хотите?

— Мира. — ответил Репейник. — Я… Мы понимаем, кем были, и кого вы в нас видите. Убийц и фанатиков. Но мы больше не хотим враждовать с кем бы то ни было. Не хотим. Зов Монолита больше не властен над нами. Нам нужно место в обществе людей Зоны. И убежище от выбросов и мутантов.

— А почему вы пошли к вольным, а не к какой-нибудь группировке? Реально, мужики, вам бы в клан приткнуться, вам же проще было бы. Вот, кстати, недавно долговцы к себе приняли одну группку… тоже из бывших ваших.

Известие о братьях по несчастью (или наоборот — счастью?) несколько взволновало бывших сектантов. Они переглянулись. А потом Репейник тихо, но веско сказал:

— Нет уж, хватит с нас группировок! Навоевались мы за идею. Хватит! Мы, пока в Тёмную Долину продирались, поняли, что нам теперь только одна дорога — в вольные подаваться. А когда вот её встретили — он кивнул на зардевшуюся Ксану, — тут-то всё и решилось…

Он помолчал, а потом вздохнул и совсем другим тоном признался:

— Мы, мужики, из такой мерзости вырвались, что и рассказывать не хочется!.. Думали, что для всех теперь ровно прокажённые будем. И тут первый же встреченный человек из ваших к нам, как к людям отнёсся. Надежду дал, что не всё ещё для нас потеряно. После всей этой жути… — монолитовец покачал головой и вдруг улыбнулся, — А если среди вас такие вот светлые, как она, люди живут — значит, и сами вы, я так полагаю, народ стоящий.

Жаба с интересом посмотрел на говорившего. Хмурые лица бывших сектантов заметно светлели, а в глазах появлялось что-то живое, когда этот самый Репейник говорил про «подвиги» Ксаны. Уж наверняка его сердобольная девочка, верная своему обыкновению жалеть и пригревать всех несчастных и обиженных, все свои силы бросила на этих неприкаянных. А они, небось, и рады тому были — вон, как смотрят на неё, словно бездомные псы на внезапно обретённую ласковую хозяйку!

Дичают люди в Зоне без человеческого отношения. И без женской заботы — тоже. Но в данный момент Жаба наблюдал обратный процесс.

Хромой тоже, кажется, просёк это. Он хитро прищурился, разглядывая бывших монолитовцев и что-то про себя решая.

Ксана молчала, но взгляды её были красноречивее слов.

— Ладно. — наконец, подытожил Хромой. — Рискнём. Но чтобы у меня никакой самодеятельности, когда в Деревню придём! Вольных — если бодаться полезут — я уж как-нибудь усмирю, но и вы тоже ведите себя тихо. Зубами держитесь, а чтобы даже жеста резкого не было! Вопросы есть?

Напряжённые лица монолитовцев просветлели, разгладились, на губах появились улыбки. Кто-то тихо, с облегчением, выдохнул.

— Принято… старшой. — отозвался Репейник. — Не бойся, не подведём. И… спасибо.

Ксана радостно запищала и повисла на шее Хромого, крепко расцеловав его в обе щеки. Та же участь постигла и Жабу, а потом девочка подскочила к монолитовцам и разом обняла их всех широко распахнутыми руками — благо те стояли тесной кучкой.

— Вот видите? — воскликнула она, сияя, как полуденное солнышко, — Всё получилось, я же говорила, что всё будет хорошо!

Жаба чуть дёрнулся и напрягся в этот момент, но понял, что опасности для дочки никакой нет.

Стоявшие по бокам от командира Кузнец и Сухой сперва растерялись от такого бурного проявления чувств, а потом тоже положили руки на плечи девочке. На несколько секунд все четверо замерли в крепком объятии, сблизив головы.

— Спасибо… — шепнул Репейник Ксане.

— Весьма трогательно, — хмыкнул за их спинами Хромой. — Но вам, парни, ещё с одиночками знакомиться. Так что я бы на вашем месте не расслаблялся!.. Хотя, конечно, с этой нашей юной непосредственностью, бывает, трудно думать о суровой прозе жизни!.. Ксанк, да отпусти ты их, наконец, успеете ещё наобниматься — когда всё закончится!

Напоминание о суровой прозе жизни отрезвило участников акции всеобщего единения. Девочка отстранилась, монолитовцы разом посерьёзнели и подобрались.