- Потянул спину, - сказал Галани. – Сильный удар сбил меня с ног. Нужно было смотреть, куда ставлю ногу.

Ему было очень больно. Я осторожно ощупала его спину и заметила, как он старается не кривиться, когда я нашла больное место.

- Я могу дать настой от боли. Вам нужно отдохнуть. Не двигайтесь много и не поднимайте ничего тяжелого, пока не станет лучше.

Он улыбнулся и поднялся.

- Я серьезно, - я строго посмотрела на него. – Если не хотите, чтобы стало хуже, нужно подождать.

- Как долго?

- Сколько потребуется. Не меньше трех дней отдыха, а потом легкие дела, пока боль не пропадет.

Снова улыбка.

- Новенькая? Нам не дают отдых. Дай мне настой. Это ослабит боль. Это все, что нужно.

Моего строго взгляда не хватило.

- Скажете лидеру отряда, что если вы не отдохнете, потом не сможете выполнять обязанности. Да, я новенькая, но Толег сказал бы то же самое.

Мы посмотрели на Толега, сидящего на краю койки Руарка, смотревшего в глаза раненого. Один из товарищей Руарка держал рукой его за плечи, другой намочил тряпку в миске, чтобы протереть залитое слезами лицо.

- Он был хорошим, - прошептал мой пациент.

- И есть.

- Ему немного осталось, бедняге. И насчет лидера… я и есть лидер отряда.

- О, тогда скажите… королю?

- Просто дай настой, девочка, и зови следующего, ладно?

Так все и прошло, Сция работала с одним в лазарете, я других вызывала в кладовую. Последним пациентом был человек, которого тут знали как Морвена, моего мужа. Я слишком устала, чтобы думать, и чуть не назвала его Бренном. Я не сразу определилась, показывать тревогу или радость из-за того, что он здесь.

- Что-то серьезное? – спросила Сция, отправив последнего пациента с мазью для синяка на ноге, он все же обулся, хоть и кряхтел от боли.

- Фурункул, - сказал Бренн. – Не страшно, думаю. Но он на… кхм… деликатном месте, - он огляделся, скользнул взглядом по Сцие, чистящей рабочий стол, Толегу, что еще был с Руарком. – Не хотелось бы при всех снимать штаны.

- Я разберусь, - сказала я. – Идем в кладовую, - фурункул не пугал, я проткну его, а потом нанесу мазь. Но мазь нужно было наносить свежей, и у нас было время поговорить. – Сция, я прикрою дверь, чтобы не смущать Морвена. Если нужно будет, стучите. И можно мне тот ножик?

Проблема не была серьезной, а у меня не было сил смущаться такому, и он лежал лицом в кровать, пока я работала. Мы шептались:

- Что случилось с Оуэном? Я проходила мимо, когда он кричал на Бридиана.

- Увели на разговор с королем. Плохо дело. В отряде шепчутся, они верны Оуэну, хоть он и делает по-своему. Роан заменяет его. Но говорят, что теперь обучать будет отряд Волка, а отряд Оленя – охранять. Это никого не радует. До прибытия короля все так гладко шло.

- Тише. Бренн, я ходила в лес. Тали и люди из Тенепада уже в пути. Наши союзники из доброго народца будут готовы. Мне нужно высокое место для Собрания, чтобы меня не убили в процессе. Близкое, но безопасное. Если что-то найдешь, дай мне знать. Ты видел Эана? Брата Сильвы?

- Ай!

- Я стараюсь, чтобы больно не было. Нужно прочистить и нанести мазь. Не лучшее место для перевязки.

Бренн повернул голову и умудрился улыбнуться.

- Эан тренируется с ними и старается не показывать, что он хороший боец. Не смог поговорить с ним лично. Но малыши станут мясом в любой битве, Нерин. Это безумие. Оуэну удавалось держать их подальше, но так продолжаться не будет.

- Что его ждет, Бренн?

Он не ответил сразу. Я собирала ингредиенты для мази спиной к нему. Но он уловил что-то в моем голосе.

- Вы с ним, - прошептал он. – Что между вами?

- Ничего.

- Как скажешь. Думаю, король сделает из него пример. И наказание Кельдека будет жутким.

Я напряглась, горло сжалось. Поток слез устремился к глазам. Дело. Думай о деле.

- А ты? – спросила я. – Тебя тренируют? И для чего?

- Обучение Силовика заброшено. Мы всемером помогаем отряду Оленя, просто без значка. И если отряд отправят охранять, то и я пойду, - пауза. – Это будет полезно.

- Ты увидишь его, как думаешь? – вопрос вырвался сам, голос дрожал. – Оуэна?

- Не знаю. Здесь есть место для пыток, но я не знаю, где именно. Отряд Волка скрывает это. Волки гордятся своей работой. И они не рады тому, что им добавят дел. Конечно, если Оуэна запрут там, король не захочет, чтобы его охранял его же отряд. Думаю, охранять его будут порабощенные.

- Понимаю, мы ему вряд ли поможем. Но…

- Он один из нас, - серьезно сказал Бренн. – И не простой. Я знаю кодекс мятежников: дело превыше всего. Но мне не хотелось бы увидеть, как Оуэн Быстрый меч пострадает из-за глупых желаний короля, чтобы результаты появились быстрее, чем до середины лета, чтобы они были показательнее. Если кто и заслужил увидеть Олбан свободным, так это он, - пауза. – Но ты это знаешь.

По его тону становилось ясно, что он догадался, что связь между мной и Флинтом была глубже, чем между товарищами, но говорить не стал.

- Мазь не очень и нужна, - сказала я, - но в таких обстоятельствах я лучше немного ее нанесу.

- Не мешкай, а то Сция вообразит ненужное.

- Не страшно. Они считают нас недавно сыгравшими свадьбу.

Перед тем, как запереть его, его тщательно избили. Он потерял сознание, но ничего не было сломано. Его охраняли порабощенные. Им дали четкие указания, чтобы их жертва дожила до Собрания. Там его будет ждать публичное унижение, уготованное ему королем.

Он лежал в темнице, ждал того, что будет дальше. Они дали ему воды, и его стошнило. Он не переставал дрожать. Он не помнил, когда его ударили по лицу, но глаза болели. Тело не слушалось, словно было мешком с костями. Его еще будут бить. Он видел это раньше, он видел, как его люди исполняли такие приказы короля. Кельдек попытается выбить из него информацию? В допросе ранее этого не было. Не было и намеков, что подозревают кого-то еще, как и намеков, что король и его советники знают о грядущем мятеже. Его возмущение во дворе восприняли как личный акт предательства. Зато он хоть погибнет, не предав дело.

Если бы он был один с Кельдеком, он рассказал бы, как постепенно заслужил доверие доброго народца, как видел в этом лучший вариант, чтобы выполнить приказ. Он бы сказал, что страх – не лучшее оружие для создания верной боевой силы. Но не с Бридианом за столом советника, с его холодным лицом и тяжелым взглядом, и не перед холодной улыбкой королевы. И он молчал, говоря лишь «да, мой король» и «нет, мой король». Если он доживет до середины лета, если протянет столько, то он заговорит. До того, как они убьют его, он сделает свой голос громким зовом свободы.

Было темно. Уже ночь? Койка была твердой, было холодно и сыро. Он попытался сесть, но желудок скрутило. Болел живот, спина и шея. А еще постоянно пульсировал череп, за глазами. Его учили терпеть, отгонять боль, пока дело не будет выполнено. Но такого задания уже не было. Ни для отряда Оленя, ни для их лидера.

Зачем он сделал это? Зачем накричал на Бридиана? Он терял товарищей и раньше. Раз за разом он и его люди оставляли погибших и шли дальше, так было у воинов. Почему смерть Ожога была другой? Большой воин не был даже его вида, они едва знали друг друга. Но эта потеря ощущалась больнее, чем остальные. Он предложил дружбу этому народцу, он пообещал им, они доверяли ему в ответ, хоть им и было больно. Хоть их долго мучили железом и походами. Они работали вместе, разыгрывали сложные движения боя, сидели у костра вместе. И вот…

Он не понимал, что произошло. Бой уже бывал, люди короля и добрый народец вместе. Ожог и его два товарища были сильными даже без магических преимуществ, и он ставил каждого из них против пары людей из отряда Оленя. Правила были ясны: отступать, когда прозвучит приказ. А если приказа не будет – они с Роаном не могли уследить за всеми сразу – отступать, пока не нанесен серьезный ущерб.

Бридиан мог подумать, что Ожог вне контроля, иначе он не приказал бы Эстену использовать зов. Он сделал это за спиной Флинта, без предупреждения, и от шока Ожог застыл, копье пронзило его живот. Деревянное копье, ведь на поле не было железного оружия. Но вред был нанесен. Странно, но сильнее он запомнил не как большой воин пал на колени, стараясь удержать себя целым, а то, что было дальше: как он бросился к раненому, как рука Испарения оттолкнула его. И злые горькие слова: