Будь сильной, Нерин. Я заставила себя подойти к сломанной хижине. Тут и там стояли куски стены. Между ними куски обвалились, открыв хижину. Признаков жизни не было.

- Она ушла, - прошептала Сильва. – Я не чувствую ее. Все кончено.

- Не говори так, - я вытащила из-под плаща барабанчик. – Подними фонарь выше, Сильва. Да, вот так… к той бреши в камнях.

- Но…

- Тише.

Теперь я хорошо слышала. Если Леди где-то есть, я услышу. Даже если ветер шумит травой, даже если рядом Сильва, даже если передо мной развалины, смеющиеся над моей надеждой.

Сильва не видела мою работу, она не заходила в хижину со мной, не слышала Леди. Но она была мудрой или скоро стала бы, и она замерла и притихла, пока я слушала. Сумерки сгущались. Фонарь держал нас в круге света. Сверху в тишине ждали Эан и Шепот.

Ничего. Кожа барабана даже не дрогнула, не было движения среди развалин. Я могла стоять так всю ночь, не давая спутникам отдохнуть, а все потому, что я не могла принять правду. Правда… Песня правды… Я никогда не звала Стража, на это должен был быть крайний случай. Но я буду звать не саму Леди, а тех крох, что могли пережить бурю.

И если смерть Стража не была крайним случаем, но я не знала, что тогда им было.

- Сильва, - прошептала я, барабан задрожал в моих руках, - нам нужно спеть. Ты знаешь запрещенную песню? Песню правды? – она кивнула с большими глазами. – Споешь со мной?

Наши голоса поднялись вместе в воздух сквозь капли дождя и тьму, над камнями и бузиной без листьев. Я пела не так хорошо, как это было, когда я песней вызывала крох из Ульев, но я старалась. Когда мы дошли до третьего куплета, к нам присоединились низкие голоса, Шепот и Эан тоже пели.

- Закроет Леди вдруг огнем,

Лорд Севера сердца зажжет,

И Острова покой хранят,

И сплю спокойно я в Тенях.

Я вскинула руку, и все замолчали. Барабан замер, все было тихо. Я думала о крохах, хрупких, как бабочки, красивых, как весенние цветы, ярких, как лучи солнца. Я помнила их игру, высокие голоса, их смех, то, как они собирались на моих плечах, когда думали, что меня нужно поддержать. Я представляла, как они собирались в нишах в камнях, как танцевали гирляндами светлячков над головами мудрейших, пока они исполняли ритуал. Я помнила мудрый голос Белой леди.

Этот зов не должен быть громким призывом к войне. Этот зов легкий, как пушинка на ветру, как тени от лунного света.

- Если вы здесь, выходите, крохи, - шептала я в барабан. – Уже безопасно. Ваша жрица здесь, она верна вам. И с ней трое друзей Белой леди. Ваш дом разрушен, дерево упало. Но мы найдем вам новый дом, место, где можно продолжить ритуал, и отведем вас туда. Обещаю, - я вдохнула как можно тише и запела:

- Я небо, но я и гора.

Я – песня, что не умерла,

Я травы, но я и моря…

Молчание было невыносимым. Может, я глупая. Давно бабушка говорила мне, что добрый народец терпеть не мог слышать незаконченное стихотворение или песню. И если человек замолкал посреди песни, тонкий голосок мог допеть за него. Может, бабушка придумала это, чтобы развлечь меня. А потеря ее, древней и ставшей частью основы Олбана, силы и надежды, что помогала нам сражаться за правду, могла отразиться на всем. Я прижала ладонь к барабану, зная, что ничего не будет, зная, что нужно проверить перед тем, как мы развернемся и уйдем.

Под ладонью кожа подрагивала. Движения были едва уловимыми, слабые признаки жизни, как слабый пульс маленького лесного существа, которое было при смерти. Я склонила голову, но не слышала голос.

- Покажи мне, где ты, - прошептала я. – Можешь светиться?

Кожа застыла. Не умирай. Только не умирай.

Сильва взяла меня за руку, напугав. Она безмолвно указала на камни за светом нашего фонаря. В тенях мерцал слабый огонек.

Что-то еще можно было спасти.

Я жестом попросила Сильву ничего не делать. В первый день голос и движения распугали крох. Теперь хижина была разрушена, и я могла говорить с ними с помощью барабана.

- Вы меня знаете. Я Нерин. Зовущая. Выйдете? Я обещаю, что присмотрю за вами. Найду вам безопасное место. Отведу туда, - у меня появлялся план, но я надеялась, что не совру им.

Сильва судорожно вдохнула. Крохотная ручка появилась на краю сломанного камня. За ней еще ручка, а потом из тьмы появился силуэт. Его крылья были изорваны, а волосы растрепаны. Он цеплялся за камни так, словно еще капля дождя могла смыть его. Этот кроха был веселым раньше, изображал, как я умру от холода. Теперь он был едва живым, уставшим.

- Идем, - шептала я в барабан. – Идем со мной. Приведи остальных. Уже ночь, вам нужно укрытие.

Кроха пытался встать, но лишь смог сесть, выглядя побежденным. Он открыл рот и запел, так я подумала. Голос, как и раньше, был слишком высоким, чтобы я слышала слова, но он точно пришел, чтобы допеть последние слова песни: «Свободная моя душа».

- Где остальные? – прошептала я, указывая на камень, из-за которого он появился. – Твои друзья? – я передала барабан Сильве, а потом попыталась показать, что имею в виду, считая на пальцах и вопросительно поднимая брови.

Кроха покачал головой и раскинул руки. Ушли. Все ушли. Он показал на себя и вскинул один пальчик. Только я. А потом он показал, как летел, поддерживаемый силой. Он обхватил ухо, словно слушал, показал на меня и на сломанную хижину. Ты привела меня домой.

Остался только один. Один кроха из всех, что были Белой леди, Стражницей востока. Как он выжил, я не знала, ведь я звала его домой до падения дуба. Но он был здесь, хоть и без дома и товарищей, и помочь могли только мы. Я слышала в голове голос Тали: «Брось, Нерин. Не трать на это время». Я сложила ладони вместе и опустила рядом с ним.

- Идем, - сказала я. – Нельзя оставаться тут одному. Идем с нами.

Вдруг ветер странно задрожал, пролетев над камнями, задев каждое дерево, от этого огонек в фонаре затрепетал, темные волосы Сильвы оказались на ее лице. Кроха шагнул на мою ладонь, и я подняла его и поднесла к груди. Он был легким, как сухой чертополох.

- Хорошо, - тихо сказала я. – Теперь идем домой.

Мы сделали кроватку из корзинки, наполнив ее старой тканью. К моему удивлению, кроха сжался там и тут же уснул. Вчетвером мы собрались у огонька, пили травяной настой Сильвы.

Эан потрясенно молчал после увиденного. Сильва тоже молчала, потеря Ульев была для нее сродни смерти, и я думала, что она хотела бы погоревать одна, но это не удалось бы. Шепот был спокойным и серьезным. Он понимал серьезность случившегося, как и догадывался о моем плане.

Я постаралась проще объяснить Эану, что кроха очень важен для участия доброго народца в восстании, для будущего Олбана.

- Не могу рассказать, что это за кроха, но он последний из своего вида, до бури их было больше. Они были в безопасности из-за… древней магии, защитную силу поддерживал ритуал женщин. После пожара, после гибели других, Сильва справлялась одна.

Эан вскинул брови.

- А ты?

- Нерин помогала мне, - хмуро сказала Сильва. – Но она не обучена ритуалам. И у нее своя работа, - он хотел заговорить, и она добавила. – Она нужна, Эан. Для лета. Ты не слушал?

Она показывала характер, и это было лучше боли и печали, что были на ее лице, когда она поняла, что Леди ушла.

- У меня здесь работа, - я говорила ровно, - но остался только он один, и работа изменилась. Мое следующее задание – найти ему безопасное укрытие, где Сильва или кто-то еще сможет проводить ритуалы.

- Но, Нерин, - сказала Сильва, - то было последнее место.

- Так мне говорили, да, - в это верила сама Леди, - но ты не думаешь, что, если у нас есть вера и надежда, если мы можем исправить сломанное, мы можем изменить это? Может, у нас получится вернуть магию.

Они смотрели на меня.

- Убежища нет, - сказала Сильва. – Дерево упало. Ульев больше нет.

- И еще, - сказал Эан, - Сильва тут оставаться не может. Ей нужно на юг со мной. Если у тебя есть голова на плечах, ты заберешь вещи и уйдешь сама, - он посмотрел на Шепота. – Ты должна, Нерин.