Он потер ладонью пылающий желудок и выпустил через нос облачко дыма.

— В Центральном у нас тоже есть свои наседки, но не слишком много.

Большей частью они толкутся по Ист-Сайду и новостройкам, да еще кое-кто слоняется поблизости. А в деловой части города им неинтересно: многовато бизнеса и индустрии.

— Если хочешь, я помогу тебе с писаниной, — сказал Рой, начиная раздражаться и чувствуя себя не в своей тарелке. Так всегда с ним случалось, когда кто-то принимался рассуждать в том же духе о неграх.

— Да нет, ни к чему. Это старые заявления, подошла очередь проверить, что по ним предпринято. Обычно ума не приложишь, что тут писать. Ты лучше просмотри регистрационную книгу по проституции. С клиентурой ознакомиться не помешает. Или почитай рапорта, чтобы знать, за что у нас тут арестовывают. Успел уже словить какую-нибудь шлюшку?

— Нет, вчера сели на хвост одной парочке, но потом упустили. Пока что в основном по барам промышляем. Взяли какого-то бармена за то, что обслужил алкаша, вот и все аресты за два дня.

— Не печалься, Гэнт опять с вами, так что теперь поработаем.

— Ты случаем не сержант? — спросил Рой, отчетливо понимая, что все еще не может с точностью определить, кто тут простые полицейские, а кто начальство. Атмосфера здесь была совсем непринужденной и отличалась от той, к которой он привык в патруле.

— О дьявол, да нет же, — рассмеялся Гэнт. — Конечно, мне следовало им стать, да вот не сдал проклятого экзамена. Вот уже четырнадцать лет валяю дурака и никак не сподоблюсь повыситься. Я такой же обыкновенный полицейский, как и ты.

— Никак не разберусь в здешней структуре, — улыбнулся Рой.

— Сколько времени служишь?

— Три года почти, — ответил Рой и тут же испугался, что Гэнт припрет его к стене, заставив считать месяцы: два года и три месяца явно не дотягивали до «почти трех лет».

— В «нравах» все иначе, правда? Зовешь сержанта по имени и все такое.

Большая разница, если сравнивать с патрулем, а? У нас тут все равны.

Работа того требует. А она у нас тонкая. Приходится якшаться с самым разным людом. Видишь грех во всех его разновидностях, какие только мог вообразить, и даже в таких, которых себе и представить-то прежде не мог.

Обычный срок работы в этом дерьме — полтора года. Слишком много сучьей грязи да подлости — в том, что видишь, и в том, какую жизнь ведешь.

Слоняешься всю ночь по барам, пьянствуешь и увиваешься за бабьем. Ты женат?

— Нет, — сказал Рой, и резкий спазм заставил его вновь схватиться за живот.

— Сами проститутки никого не прельщают, по крайней мере вряд ли это им удастся, когда ты успел уже покрутиться в их обществе и узнать их достаточно хорошо. Но по тем же барам шныряет множество сексапильных смазливых задниц, одинокого бабья в поисках приключений, ну, знаешь, просто любительниц-дилетанток и разных подстилок, ну а мы, ясное дело, тоже там вечно околачиваемся. Тут уже попахивает соблазном. Единственное, что требует от нас сержант Джакович, — не заводить любовных интрижек во время работы. Если уж встретилась какая-нибудь очаровашка, назначать свидание следует только на дни отгулов. Джейк говорит, что, если подловит кого в пивной болтающимся с красоткой, уж лучше пусть она окажется профессиональной шлюхой, не то он вышвырнет нас из отдела коленкой под зад.

— Я как раз сейчас развожусь, так что мне пока не до женщин, — сказал Рой и понадеялся, что Гэнт спросит его, когда намечается последнее разбирательство, или выскажет хотя бы на сей счет какое-либо соображение.

Рой вдруг ощутил страстное желание говорить об этом — с кем угодно, с любым, — возможно, что и Гэнту доводилось проходить через все это. Среди полицейских таких людей хватает.

— Округ хорошо знаешь, Рой? — спросил Гэнт, вызвав у него разочарование.

— Еще бы.

— Тогда можешь изучить вон ту карту со значками, — сказал Гэнт, неопределенно махнув рукой на стену и начиная заполнять отчет, который позже, Рой это знал, будет перепечатан и подшит к исковому заявлению.

— Чем мы сегодня займемся, шлюхами?

— Ага, ими самыми. Надо бы обстряпать несколько арестов. Давненько что-то нам ничего стоящего не попадалось. Может, какие голубые объявятся.

Когда в журнале недостает записей, мы промышляем по этим мальчикам. Так проще всего.

Рой услышал голоса, и в дверь вошел Филлипс, смуглый юноша с непокорными волосами и жесткими колючими усами.

— Всем привет, — объявил он, швырнув на стол футляр из-под бинокля. Под мышкой он держал «болтушку» — переносную рацию.

— Ты что, прямо из торговой палаты? Или из кабельного телевидения? — спросил Гэнт. — Намечается крупная сделка?

— Может быть, — сказал Филлипс, кивая Рою. — Вчера, когда мы уже собирались разойтись по домам, сюда позвонил тот головорез-стукач, с которым работает Зигги, и сказал, что в «Пещере» сегодня будут крутить порнуху. Не мешает проверить это гнездышко.

— Дьявол, да ведь тамошний бармен, Микки, знает любого из нас как облупленного. Особо там не поработаешь. Я успел у них стольких повязать, что меня они признают, даже если я явлюсь туда переодетый гориллой.

— Для притона, где посетители если не психи, так чокнутые, костюм гориллы — наряд идеальный.

— Бывал в «Пещере»? — спросил Гэнт у Роя.

— Тот голубой бордель, что на Главной? — Рой вспомнил, как в первую же ночь в Центральном ездил туда усмирять драку.

— Да, только там не одни голубые. Хватает и лесбиянок, и садистов, и мазохистов, и наркош, и шлюх, и мошенников, и темных личностей, от проституток-карманщиц до убийц, — уголовнички на любой вкус, причем у каждого свои причуды. Кто бы потрудился там заместо нас, а, Филлипс?

— А ты не догадываешься? — сказал тот и улыбнулся Рою.

— Вот-вот, — сказал Гэнт. — Тебя в здешних краях никто покамест опознать не может.

— Однажды я уже заглядывал туда в форме, — сказал Рой, отправляться в одиночку в «Пещеру» ему отнюдь не улыбалось.

— В форме ты просто безликий самец, выкрашенный в синий цвет, — сказал Гэнт. — А в цивильной одежде никто тебя и не узнает. Послушай, Филлипс, я думаю, старина Рой прекрасно с этим справится.

— Угу, голубенькие пупсики кинутся на такого блондинчика, как мухи на мед, — сказал Филлипс и издал смешок.

Вошли остальные члены дежурной команды. Симеоне и Ранатти были не только напарниками, но и соседями, а потому ездили на работу вместе.

Сержант Джакович появился последним. Пока все рассаживались за длинным столом в кабинете, где царил полный хаос, и занимались писаниной, Рой на правах профана, не свыкшегося с установившейся практикой службы в команде «нравов», почитывал рапорты по произведенным арестам. За исключением Гэнта и Джаковича, которых можно было без особого преувеличения назвать людьми пожилыми, его новые коллеги были сплошь молодыми ребятами, немногим старше его самого. Одевались все примерно одинаково: яркие хлопчатобумажные рубашки навыпуск и удобные брюки тоже из хэбэ. Такие не обидно испачкать или разорвать, когда лезешь, к примеру, на дерево или ползешь вдоль темной ограды. Рой это испробовал прошлой ночью, преследуя проститутку с клиентом до дома последнего, где они надеялись пошалить, но только Рой с напарником их все равно упустили: едва те исчезли в подъезде тусклого и выцветшего жилого дома, как какой-то длинный негр с химической завивкой, без сомнения выставленный там в качестве дозорного, вычислил обоих полицейских. Рой обратил внимание, что у всех его товарищей туфли на мягкой резиновой или рифленой подошве, с такой подметкой легко подкрасться, подглядеть или по самый лоб засунуть нос в чужие дела. Рой так до конца и не уверился в том, что хотел бы получить сюда назначение на целых восемнадцать месяцев: он уважал чужие тайны. И подозревал, что от такой секретной слежки попахивает фашизмом. И полагал, что люди, черт бы их побрал, заслуживают доверия и что среди них, о чем бы там ни твердили циничные полицейские, паршивцев — ничтожная малость. Тут он вспомнил замечание — или предостережение? — Дороти о том, что ему никогда по-настоящему не нравилась его работа, но, дьявольщина, чего ж ему еще нужно? — подумал он, работа в «нравах» обещает быть просто захватывающей. По крайней мере с месяц.