Двадцатилетний Федот Грицай, или по-уличному Лунатик, внешностью удался в мать: большие и быстрые черные глаза под прямыми, вразлет бровями, прямой нос и смоляно-черный вьющийся чуб. Нрав у Федота веселый, но с хитринкой. Держится он самоуверенно и не без достоинства. Хорошо поет, умеет забавно копировать голоса людей, особенно тех, кто разговаривает начальственным тоном. С Андреем Ярчуком Федот ведет себя так, вроде не Андрей, встал между ним и Маринкой, а сам Федот великодушно и будто бы с радостью уступил Андрею дорогу, хотя всей Кохановке известно, как Федот, узнав, что Маринка встречается с Андреем, в хмельном буйстве порывался сжечь ее хату и порешить Андрея.

Грузовик резко затормозил у самого комбайна, обдав Андрея облаком сухой и терпкой пыли.

— Дай перекур мотору, Андрей Павлович! — Федот выскочил из кабины, хлопнув дверцей. — Слезай, и сами подымим!

Андрей неторопливо, обжигая руки о раскаленное солнцем трубчатое железо, спустился по стремянке на землю.

Отошли, как полагается, от комбайна подальше. Будто не замечая, что Федот протянул ему пачку с сигаретами, Андрей достал из кармана свои. Дружно задымили, каждый скрывая внутреннее напряжение и враждебность. Но Федот хоть и моложе Андрея, умел искуснее маскировать свои чувства.

— Ну как, сержант, дела? Маринка не обижает? — добродушно спросил он.

Андрей промолчал, глубоко затянувшись табачным дымом.

— Ты с ней по-военному, построже! А будешь сюсюкать, переметнется к третьему.

— А ты сюсюкал? — со спокойной усмешкой спросил Андрей.

Федот закашлялся, бросил сигарету и втоптал ее каблуком в землю. Потом, гадко улыбнувшись, сказал:

— Ладно, не будем об этом. Давай зерно.

Андрей еще и еще жадно затянулся дымом, потушил сигарету и молча поднялся на комбайн. Запустил мотор, уверенно и спокойно включил храповую муфту горизонтального шнека и, когда из лотка обильным ручьем полилось в кузов грузовика зерно, залюбовался ровной дымчатой линией, которую прокладывал в бледном небе могучий турбовинтовой лайнер. Хотелось забыть о Федоте, о его гадкой улыбке и не терпелось скорее повидаться с Маринкой. Но в жнива комбайнеру все-таки не до свиданий. Только завтра вечером…

10

Как же все случилось?

В тот тихий июньский вечер, когда спала жара и все живое с облегчением вздохнуло, Маринка возвращалась с работы домой усталая, но довольная тем, что сумела показать на строительной площадке свои знания. И бетон замешивали, как она требовала, и «вязали» балки, как учили ее в техникуме.

Шла по улице неторопливо, наслаждаясь теплой свежестью садов и пьянящим ароматом зацветшей акации. Вечерняя заря прощально ласкала верхушки деревьев, стоящих в задумчивой неподвижности, скользила по крышам хат и сараев; в такую пору особенно явственны запахи садов и огородов тонкие, влажные, обновленные. Хочется бесконечно вдыхать их, ощущая, как слегка кружится голова, а сердце наполняется безотчетной радостью.

И мечтается в такое время, будто в сладком сне грезится. Закончит Маринка техникум, начнет работать в колхозе и готовиться в институт. А может, заочно станет учиться в институте. Вот только долго надо учиться, и это чуть-чуть омрачает мечты. В них Маринка видит сказочно белый дворец на высоком берегу Бужанки; она обязательно построит такой дворец — радостное обиталище музыки и песен — взамен старого неуютного клуба. Белокаменный, он возвысится над всей Кохановкой, и люди будут видеть его из Будомира и Воронцовки, из Яровенек и Березны. Маринка так спланирует дворец, чтоб внутри, кроме зрительного зала, библиотеки, комнат для кружков, он имел еще и пребольшую светлую горницу, где может собраться и усесться за праздничные столы сразу все сельское многолюдье.

Хорошо быть строителем. Есть простор для дела и для мечтаний. Придет время, когда и космонавты позовут их с собой обживать новые планеты. Кто знает, может, и ей выпадет счастье строить жилища за пределами земли.

Маринка уже подходила к своей тихой улочке, как ее догнал на грузовике Федот. Затормозил и, не здороваясь, сказал со знакомой, не очень приятной ей манерностью:

— Мариночка, везу потрясающей силы анекдотец! Прошу не опаздывать к лодкам.

— Ты доски везешь, а не анекдот, — холодно ответила Маринка, так как эти доски ей нужны были на строительстве еще днем. — Почему не вовремя и не на площадку?

— Непредвиденная поломка на лесопилке. А на площадку успеется! — и Федот поехал дальше.

Маринка не завернула в свою улочку. Сама не зная почему, направилась вслед за машиной Федота. И когда вышла на берег Бужанки, увидела, что Федот со своим хромым отцом Серегой, надрываясь, сталкивают через борт грузовика, прямо за плетень в огород, большую, опутанную проволокой вязку досок.

— Что вы делаете?! — налетела на них Маринка. — Это же воровство!

Федот, судорожно искривив красивое лицо, растерянно заморгал глазами, а густой румянец на его щеках, кажется, стал отдавать чернотой.

— Побойся бога, Марина! — с напускным возмущением стал ее увещевать отец Федота. — Какое же тут воровство? Десяточек досок!

— Идите в хату, я сам объясню, — обиженным голосом перебил Федот отца и, соскочив на землю, с вялой улыбкой подошел к Маринке.

— Чего ты нервничаешь, Мариночка? — тоном, каким разговаривают взрослые с детьми, спросил Федот, нежно и настороженно заглядывая ей в глаза. — На площадке сгружу все сполна. А этот материалец я на лесопилке для себя организовал. — Он указал на доски, рухнувшие за плетень и подмявшие там куст смородины и картошку.

— За счет колхоза «организовал»?!

— А я разве с другой планеты? — с веселым удивлением спросил Федот. Я тоже колхозник. Хата же нужна нам с тобой? Не видела разве, какой палац растет у старой левады?

— Не говори глупостей! — отрезала Маринка. — Я за тебя замуж не собираюсь!

— А ты что, ворог себе? — искренне удивился Федот. — Или думаешь лучше меня сыщешь?

— Дурак! — Маринка, резко повернувшись и хлестнув концом косы по лицу Федота, зашагала, сама еще не зная куда.

— Мариночка, я не сержусь! — притворно-веселым голосом крикнул ей-вдогонку Федот. — Буду ждать у лодок!

Маринка даже сплюнула от негодования. И как она раньше не замечала, что Федот настолько спесив и самодоволен? Кто ему дал право так разговаривать с ней? «Сама виновата, — с досадой подумала Маринка. — Пели с ним у лодок в два голоса. Выслушивала его болтовню. Пялила глаза, когда он копировал кого-нибудь, хихикала, как дурочка».

И вот еще что удивительно: Маринка внимательна к Федоту, может, еще из-за его матери — Наталки, какой-то необыкновенной и непонятной женщины. Как могло случиться, что Наталка, такая красивая и особенная, стала женой уродливого Сереги Лунатика?

Однажды Маринка и Наталка встретились в лесу. Было это перед майскими праздниками, когда Маринка, приехав домой из Средне-Бугска, пошла в лес за рястом — синими цветами, густо укрывшими поляны. А что делала в лесу Наталка, Маринке неизвестно. Столкнулись они у лисьих нор.

— Ряст собираешь? — первой заговорила Наталка, подняв с земли лукошко с молодой зеленью.

— Ага, ряст… А вы?

— Я?.. Я часто в лес хожу. В этом лесу я с отцом своим рассталась… Вон там, у опушки. — Наталка, указывая, протянула руку.

В это время с ветки орешника вспорхнула хохлатая синица и, подлетев к вытянутой руке, затрепетала над ней.

— Садись, садись, — Наталка тихо засмеялась и разжала ладонь, в которой лежало несколько зерен подсолнуха.

Маринка даже рот раскрыла от изумления, видя, как синица тут же села на ладонь Наталки, юрко крутнула по сторонам головкой с белыми щеками и, склюнув семечко, вновь вспорхнула на орешник.

— Ты не удивляйся, — сказала Наталка, видя, что Маринка смотрит на нее чуть ли не с суеверным страхом. — Попробуй сама. — И протянула ей семечки.

Маринка, взяв семечки, недоверчиво выпростала руку, а Наталка, поджав губы, тихо посвистела. Тотчас же над рукой Маринки, трепеща крыльями, повисла птичка.