После чего меня вытащат из комнаты, возможно, с завязанными глазами, изобьют или снова пустят по кругу.

Отец говорил, что помогал своим друзьям ломать женщин таким образом, но я думала, что он просто пытался меня запугать.

Это срабатывало, даже когда я ему не верила.

Пока я лежала в ящике и вспоминала каждое сказанное им слово, мои зубы стучали от ужаса.

Воцарилась тишина.

И тут, откуда ни возьмись... послышались крики. И выстрелы.

Кто стрелял? Если борта грузовика была открыты, то пуля могла попасть в ящик. Металл был толстым, но не пуленепробиваемым.

Неужели мне было суждено умереть именно так?

Вопли и крик становились все громче и громче. Я не могла разобрать, что за шум раздавался вокруг. Мир будто сошел с ума, превратившись в сплошной рев, который заполнил все пространство.

Он отдавался едва ли не эхом вокруг ящика.

Шум смешался с моим криком, который заглушала изолента, которой был заклеен мой рот.

Я начала пинать ящик, снова и снова. Я не понимала, пыталась ли я заглушить шум стрельбы или хотела быть услышанной.

Все, что я знала, — я не хотела умирать.

Я хотела увидеть Кори.

Мне казалось, что если я окажусь в его объятиях, то все будет хорошо.

Даже более того, я хотел увидеть своих сестер. Я хотела обнять Кристал и почувствовать, как Карла будет сидеть у меня на коленях, пока мы будем читать сказки. Я хотела быть назидательным примером, пока они растут, и хотела быть их сестрой. Я хотела видеть, как они ходят в школу, выходят замуж, рожают детей.

Я хотела увидеть, как они расцветут без моего отца.

Я должна была оставаться сильной ради них.

Мне придется пережить это.

Если я умру, у них останется лишь несколько воспоминаний о том, как мы пекли торт. Так же, как и у меня о моей матери.

Этого было недостаточно.

Я не позволю себе умереть.

«Дыши глубоко, дыши глубоко».

Наконец, я успокоилась достаточно, чтобы понять, что шум прекратил звучать одним потоком. Я могла расслышать отдельных людей, даже если не понимала, что и кому они кричали.

Выстрелов больше не было.

Я не знала, хорошо это или плохо.

Может быть, перестрелка была между двумя бандами, ни к одной из которых не относился мой отец. В лучшем случае, даже если Кэнди получила мои сообщения и не испугалась или не слишком пренебрежительно отнеслась к тому, чтобы вызвать полицию, меня арестуют в другом штате, и никто и никогда не сможет найти меня.

По крайней мере, я все еще была в своем ящике со своим телефоном.

Я не знала, надолго ли еще хватит заряда батареи, но это было хоть что-то.

Возможно.

Дерьмо.

Я услышала лязг открывающегося замка.

Крышка ящика открылась.

А потом кто-то поднял лоток для инструмента.

Глава 18

Я закрыла глаза, потому что не желала видеть, кто это был, не хотела иметь дело с реальностью, в которую прекратилась моя жизнь. Я боялась, что чтобы не случилось дальше, моя жизнь обречена.

— Табита? — раздался спокойный женский голос.

Я не ответила.

Я прижалась к стенке ящика, свернувшись в клубок, пока из глаз текли слезы.

Во многих бандах были женщины, если они занимались женской проституцией. То, что со мной разговаривала женщина, а не Флорес, еще ничего не значило.

Я не могла позволить себе надеяться.

— Табита Лоу? — спросила женщина. — Ты в порядке. Я вытащу тебя отсюда, окей? Я — заместитель шерифа Рэйлин Мерфи. Ты не могла бы взглянуть на меня, пожалуйста?

Это по-прежнему могло быть ловушкой, какой-то извращенной игрой с разумом, но я задержала дыхание и открыла глаза.

И поморщилась от полуденного солнечного света.

После нескольких часов, проведенных в ящике, куда проникали только крошечные лучи света, сейчас его казалось слишком много.

Глаза болели и были наполнены слезами, но взглянув вверх, я увидела склонившуюся надо мной женщину. Ее короткие каштановые волосы обрамляли приятное лицо в форме сердечка. На нем почти не было макияжа, и я заметила коричневую форму и накрахмаленный воротничок, когда зрение прояснилось.

— Хочешь увидеть мой значок? — спросила она.

Я кивнула.

Она показала большой блестящий значок как у шерифа, который я смогла рассмотреть.

Он выглядел настоящим, а не пластиковой игрушкой.

— Ладно, Табита, ты в порядке, — повторяла она тем же успокаивающим тоном. — Выглядишь так, будто тебе на самом деле очень неудобно. Ты все еще связана, и мы хотим вытащить тебя оттуда, но не желаем прикасаться к тебе, пока ты не скажешь нам, что согласна. Окей?

Я кивнула.

— Мы можем сначала вытащить тебя из ящика или оторвать от губ ленту. Один кивок, чтобы вылезти из ящика, два, чтобы освободить рот.

Я кивнула дважды.

— Ладно, я займусь этим.

Она крикнула кому-то через плечо, чтобы ей передали детское масло. Женщина не переставала смотреть на меня, но я видела, как она передернула плечами, когда кто-то сунул его ей в руку.

В то время, пока она ждала его, то объясняла мне:

— Я боюсь, что если просто потяну за ленту, то тебе будет действительно очень больно. Я не хочу травмировать твои губы, окей?

Я решительно кивнула. Движение напрягло мышцы спины, и тогда я осознала, каким затекшим и несчастным ощущалось мое тело.

Мне на самом деле будет очень, очень больно, когда освободят мои связанные конечности.

Я была рада, что первым делом выбрала избавиться от ленты.

— Масло поможет. Я налью его на ленту, и это будет ощущаться действительно странно, но поможет мне более мягко отклеить скотч. С этим порядок?

Не стала кивать или качать головой. Я не была уверена, что все в порядке.

— Пожалуйста, Табита, кивни один раз, если выбираешь масло, и два раза, если хочешь просто сдернуть ленту.

Я медленно кивнула два раза.

Очень медленно, она поддела край ленты и начала отдирать ее с моей кожи. Это оказалось больно, поэтому я захныкала. Женщина остановилась, чтобы проверить могла ли она продолжать, и я кивнула.

Чем раньше с моего рта снимут ленту, тем быстрее я смогу спросить о Звере.

Когда она добралась до моих губ, я покачала головой.

— Хочешь попробовать способ с маслом? — спросила она.

Я кивнула.

Женщина очень аккуратно полила детским маслом мой рот и размазала его по всей ленте. Она была права, это ощущалось действительно странно.

Я попыталась не паниковать, когда масло потекло в сторону моего носа.

Эта женщина не могла позволить мне задохнуться от масла, пока я была не в состоянии дышать через рот. Она потратила на мое спасение слишком много усилий. Рэйлин не стала бы заморачиваться тем, чтобы добыть форму шерифа, если просто хотела жестоко меня убить.

Мне пришлось сделать глубокий вдох и довериться ей.

Наконец она смогла отклеить большую часть черной ленты с моих губ, оставив половину лица болезненной и мокрой.

— Постарайся не говорить, милая, — сказала она, когда полностью отлепила скотч.

Я проигнорировала ее.

— Зверь, — прохрипела я. — Кори.

— Он в порядке, — сказала она. — У него все хорошо. Мне жаль, я должна была сказать сразу. Мистер Питтмэн в больнице. Парень потерял много крови, так что все еще слегка дезориентирован, но я слышала, как врачи говорили, что он будет в порядке.

Часть меня чувствовала себя оскорбленной от того, что женщина говорила со мной как с пятилеткой.

Остальная часть меня была рада.

Мне было достаточно трудно сосредоточиться на том, что она говорила, но я не хотела ничего упустить.

— Кэнди? — попыталась спросить я, но звук моего голоса растворился в кашле.

— Секундочку, милая, — сказала Рэйлин, снова оглянувшись через плечо. — Офицер Коулмэн. Мне нужна бутылка воды и солома.

Женщина повернулась ко мне.

— Ты хочешь, чтобы я начала смазывать маслом ленты на руках?

Я кивнула.