Я вынудила себя оставаться без движения, хотя меня так и подмывало дотронуться до телефона, который, если мне очень повезет, сможет записать все это.

Но отец бы все понял, если бы увидел какое-то движение.

Папаша мог быть достаточно взрослым, чтобы лепетать как дурак, но он не был идиотом.

К величайшему сожалению.

— Кроме того, буквально только что, я здесь уже пояснил кое-что твоему любовничку. Твоему рыцарю в сияющих доспехах. Я не считаю, что ты моя дочь. Мне кажется, что ты не похожа на меня, и я не думаю, что твоя мать была достаточно умна, чтобы не раздвигать свои поганые ноги.

Тишина.

— Ты понимаешь, что это значит? Я потратил последние восемнадцать лет на заботу о чужом ребенке как конченный лошара. Я много лет назад должен был отделаться от тебя и твоей гребаной матери и поселиться с хорошей девушкой вроде Кэнди.

Он сделал паузу.

— Может, не вроде Кэнди, сучка становится заносчивой. Когда я избавлюсь от тебя, то отправлюсь преподать ей урок.

Я поежилась.

Девочки тоже будут в той квартире. Или им придется наблюдать, как он будет избивать их мать, или они вмешаются, и папаша причинит боль им тоже.

Тут не было хорошего варианта.

Кроме того, я не хотела, чтобы он навредил Кэнди.

Я должна была увести отсюда папашу и дать Зверю возможность позвонить в полицию.

То, что отец сказал, будто я не его ребенок, меня совсем не удивило. Это был просто следующий шаг под действием наркотиков. Злость, агрессия, паранойя.

Все шло согласно его еб*нутой манере поведения.

Я должна была увести его от Зверя. После паранойи наступит либо пора сентиментальных слез, либо слепая ярость, и если это будет гнев, он будет в состоянии убить Зверя, невзирая на последствия. Отец всегда думал, что он слишком умный, чтобы попасть в руки копов, так что ему даже не придет в голову, что его могут арестовать.

Я внимательно следила за тем, чтобы не притронуться к телефону, который лежал в моем кармане.

— Ну что, сука? Готова ехать? — спросил он, изобразив беспокойство.

— Да, сэр, — ответила я.

— Хорошо. Иди и открой гребаную дверь, — приказал отец.

Он сделал два шага назад, но пистолет продолжил четко указывать на Зверя. Мой отец мог быть обколотым мудаком, но у него была твердая рука.

— Ты, сядь в это кресло.

Зверь подошел к креслу у стены напротив двери, и каждое движение, которое он делал, выглядело чересчур осторожным.

— Хорошая работа, парень. Теперь брось мне свой телефон.

Зверь засунул руку в карман джинсов и медленно вытащил свой телефон. Он наклонился, чтобы положить его на пол, и подтолкнул к моему отцу.

Папаша с силой наступил на мобильный, раздавив его на куски. Он пнул жалкие остатки, разметав их по всей поверхности пола.

Я надеялась, что ему не придет в голову, что у Зверя могли быть другие телефоны. Или что телефон был у меня.

— Могу я забрать свой рюкзак? — спросила я.

Что-нибудь, чтобы отвлечь его от Зверя, разбитого телефона и обратить внимание отца на себя.

— За каким хреном он тебе нужен?

— Там все мои домашние задания, — сказал я.

— И? Дерьмо, ты тупая сука, ты еще ничего не поняла, да? — прорычал он. — Не будет больше никаких занятий. Больше не будет никакого колледжа. У Флореса тебя будут трахать по восемь-десять парней в день, пока ты не окажешься слишком старой, чтобы приносить пользу. А потом он сбросит тебя в какую-нибудь неглубокую могилу. Я видел, как он проделывал подобное дерьмо.

Я не стала притворяться, что мне не было чертовски страшно. Я сглотнула и позволила слезам стекать по моему лицу.

— Пожалуйста, не отдавай меня ему, — умоляла я. — Пожалуйста, позволь мне остаться со Зверем или просто отвези меня домой, ладно? Пожалуйста, не отдавай меня Флоресу.

— Я не собираюсь удерживать тебя в безопасности по доброте душевной, — произнес папаша. — Тебе уже восемнадцать, и если ты сбежишь, я не обязан заявлять о твоем исчезновении. Это то, что я и собираюсь сделать. Все будет выглядеть правдоподобно.

— И ты не навредишь Зверю? — спросила я.

— Да, прекрасно. Держи рот на замке и перестань ныть из-за глупого дерьма, и я не причиню вреда твоему парню. Пока он не сделает какую-нибудь глупость, вроде того, чтобы вызвать копов.

Он ухмыльнулся.

— Ох, подождите. Он не сможет этого сделать, не так ли? К тому времени, как он позвонит в полицию, будет уже слишком поздно. Ты уже будешь в Южной Каролине с членом в своей п*зде.

— Зверь, пообещай, что ты никому не скажешь, ладно? Я не хочу, чтобы ты пострадал. Если кто-нибудь спросит, скажи, что я сбежала.

— Нет, Табита...

— Зверь! Обещай мне.

Я впилась в него взглядом, отчаянно желая, чтобы он меня понял. Я хотела, чтобы Кори немедленно вызвал гребаных копов. У моего отца был весьма приметный грузовик. Если Зверь позвонит достаточно быстро, то они смогут задержать его.

Они смогут спасти меня.

Кори сглотнул.

— Отлично, черт возьми. Я покончил с тобой и твоей сумасшедшей гребаной семейкой, — сказал Зверь.

Я почувствовала, как на меня нахлынуло облегчение. Он никогда не сказал бы подобного в нормальной ситуации. Зверь, должно быть, понял, о чем я говорила; должен был понять, зачем я это делала.

— Хорошая работа, любовничек, — глумился мой отец. — Топай в гребаный грузовик, сука.

Я начала пятиться к двери.

Никто из мужчин не пошевелился.

Я вышла в декабрьскую слякоть, босиком. Мне повезло, что на мне хотя бы оказался надет легкий свитер.

Я забралась в машину и пристегнулась ремнем безопасности.

Мой отец остановился на пороге хижины.

Я ничего не слышала, а затем прозвучал... выстрел. Вскрик, и все стихло.

Отец подбежал к грузовику и, заскочив в кабину, ударил меня по лицу, когда я попыталась дотянуться до двери, одновременно расстегивая ремень безопасности.

— Оставайся в проклятом грузовике, — закричал он.

Я покачала головой, а потом зарыдала и начала с ним бороться.

Он перегнулся через меня и захлопнул дверь, после чего дернулся к дверце со стороны водителя и закрыл ее. У него были детские блокираторы, так что я не смогла открыть дверь или окно.

Я оказалась в ловушке.

Мне оставалось лишь надеяться, что Зверь был в порядке и уже направлялся к телефону, чтобы позвать на помощь.

— Я сказал, чтобы ты оставалась в гребаном грузовике, — произнес мой отец и, схватив меня за волосы, ударил об боковое стекло двери.

Я увидела звезды, и на секунду мой мир померк.

— Так-то лучше, — пробормотал папаша, когда я перестала сопротивляться.

Он вытащил рулон черной ленты и, схватив меня за руки, обмотал их так крепко, что я не могла пошевелить ими.

Мне было больно, я понимала, что если лента останется на моих запястьях надолго, то руки занемеют. И хоть связана я была крепко, это никак не мешало кровообращению в конечностях.

Отец завел грузовик и направился прочь от дома, где лежал раненый Зверь.

Я ничего не говорила.

Я чувствовала себя замороженной.

Я представляла Зверя, который позвонил в полицию, как только отец забрал меня.

Или, возможно, я уже потеряла его.

Неожиданно грузовик остановился между хижиной и дорогой. Папаша снова достал ленту и обмотал ею мои лодыжки.

Прежде чем я успела хоть что-нибудь сказать, мой рот тоже оказался заклеен.

Он вылез из грузовика и перешел на мою сторону, а потом открыл дверь и, расстегнув ремень безопасности, стащил меня с сидения. Я пыталась бороться, но со связанными запястьями и лодыжками, не было почти ничего, что я могла бы сделать, кроме того, как издавать приглушенные крики.

Он легко перебросил меня через плечо и залез в кузов грузовика, где открыл свой большой ящик для инструмента и вытащил верхний отсек.

Под ним оказалось пустое пространство, на треть заполненное старой соломой.

Я покачала головой, снова и снова пытаясь закричать.

Отец бросил туда свежей соломы, запихнул меня в ящик, после чего вернул на место отсек с инструментом и закрыл крышку.