Каждый из нас совершал непоправимые ошибки, которые полностью меняли его жизнь. В ту ночь я проплакала от ревности и обиды, еще не зная, какой сюрприз приготовила мне коварная судьба…
На следующий день я проснулась поздно с больной головой. Позвонила в звонок, и горничная Агнес принесла мне кофе и утреннюю прессу, раскрыла шторы и приготовила воду для умывания. Она была подозрительно тиха и молчала.
Кинув в кофе два кусочка сахара, я развернула газету и увидела большой заголовок, напечатанный черной типографской краской через весь лист: «Трагедия на дороге: Артур Олевский не справился с управлением…» И рядом страшная фотография искореженного автомобиля.
Газетчики раздули из этого целую историю, вплели несчастную любовь, ревность, давая повод для различных домыслов и слухов. Откуда они узнали все то, что произошло вчера на приеме? Я развернула следующую газету. В каждой газете свой вариант происшедшего: моя фотография, невесты, фотография их двоих. Это было сенсацией. Из смерти Артура газетчики и раздули развлекательную историю. Как это бесчувственно!
Я зарылась лицом в газету и упала на ковер. Лежала и рыдала без слез. Когда столь большое горе, то слез нет. Никогда не поверю, что никогда не увижу Артура, не услышу его голос…
Агнес уже давно подслушивала у двери. Услышав мой плач, она тихо вошла и вопросительно посмотрела на меня:
– Что-нибудь нужно?
– Зачем ты тут?
– Мне показалось, что вы позвонили.
– Уходи, оставь меня одну! Ничего мне не нужно!
Это моя вина! Вчерашнее разочарование сегодня казалось абсурдом. Что я так взъелась на Артура – он же не отказывался от меня? Из-за моего самодурства он погиб. Я убийца!
Тут я словно услышала скрежет колес и последние хрипы Артура. Так четко увидела эту картину и, не в силах сдержаться, дико закричала. Прибежала Агнес с каплями, коньяком и мокрым полотенцем. Кто-то побежал за доктором. Я продолжала рыдать горько и безутешно, пока мне не дали опиумной настойки.
Когда истерика спала, я выгнала всех и заперла дверь. Мне хотелось побыть одной в своем горе. Впервые я осознала: сколько народу погибло из-за меня…
Так страшно потерять любимого, а еще страшнее знать, что он погиб из-за тебя. Словно я сама нажала на курок или подсыпала яду. Как мне дальше жить с этим?
Весь день я просидела без движения, без еды, в полном отчаянии. Слуги не отходили от двери, стараясь быть незаметными…
Из газет узнала, что тело Артура перевезли в дом Олевских и в каком соборе будет происходить отпевание. Я должна проводить его в последний путь, но никто не должен меня видеть. Все в городе считают меня виновной в смерти Артура. Вся знать скандально настроена против меня, я стала персоной нон-грата…
Утро сырое и туманное. Вся в черном, под густой вуалью, чтобы никто не смог узнать меня. Я отпустила экипаж и не торопясь шла к собору пешком. Мимо меня спешили прохожие с бледными заспанными лицами, дворники лениво подметали улицу…
Толпа народу уже окружала собор, толкаясь и заглядывая сквозь решетку. Подошел жандарм и, разогнав толпу, встал у входа. Притаившись за аркой, я ждала.
Очень скоро стали подъезжать экипажи, из них выходили знатные гости, все в трауре. Многие мне были знакомы, и я еще ниже опустила вуаль.
Вот подъехал экипаж баронессы фон Штейн. Ливрейный лакей отворил дверь – первым вышел сам барон, с неизменно недовольным и брезгливым выражением лица. Вслед за ним выползла баронесса, вся в траурных лентах и черном траурном крепе.
Толпа уже наводнила всю площадь перед собором, движение было заблокировано. Было вызвано подкрепление для наведения порядка. Конная полиция расчистила всю площадь для похоронного кортежа.
Увидев, как у собора остановился кортеж, я подождала немного и незаметно вошла в боковую дверь. Над головой сомкнулись высокие своды собора, в стрельчатые окна пробивался тусклый свет. Серый камень был ажурным, словно он создан не человеческими руками. Ангелы на голубом фоне неба парили, как живые, создавая иллюзию вознесение души в рай, и всюду тени прошлого…
Сверху слышался негромкий похоронный звон. Вскоре появился служка и, подойдя к алтарю, зажег свечи. Родственники и приглашенные уже зашли и неторопливо рассаживались. Вся знать города провожала Артура в последний путь. Похороны были пышными и внушительными.
Алтарь был окружен сотней восковых свечей и мрачными персонажами из Священного писания. Все это наводило на меня страх ада, а запах роз, ладана и свечей мутил сознание…
Я скромно уселась в темном углу, подальше от высокопоставленных особ и семьи Олевских. Колокол все звонил, появился священник в черном облачении, при нем два служки. Хор, перекликаясь, запел скорбное моление о милосердии и мире душевном.
Непереносимая тоска по утраченному снова захлестнула меня. Теперь моя жизнь словно в тумане, я не знаю как жить без Артура да еще с тяжелым чувством вины?
Процессия двинулась по проходу. Священник, на ходу произносящий взволнованные слова молитвы, а за ним – гроб с позолоченными ручками на плечах у медленно шагающих мужчин.
Среди множества людей, что следовали за гробом, я многих узнала, среди них была и невеста Артура. Мадам Олевская шла первая, опираясь на руку отца, их лица, казалось, окаменели. Их горе не находило уже выхода в слезах, все чувства сковало внутреннее оцепенение.
Процессия подошла к алтарю. Священник окропил гроб святой водой, служка раскачивал кадило. С хоров слышалось надрывное пение, от которого сводило судорогой горло. Все стоящие у гроба тихо повторяли вслед за священником: «За упокой души усопшего».
Свечи, запах ладана, скорбная мелодия и присутствие смерти – все отзывалось во мне мучительной тоской. Слезы текли по щекам, – я плакала не только по Артуру, но и над собой, вспоминая, как счастлива была с ним и что не буду счастливой уже никогда. Увидела, как и мадам Олевская вздрагивает от рыданий.
Под сводами собора меня охватило противоестественное чувство: я ощутила ужас и притягательную силу смерти…
Священник всем предложил помолиться о душе Артура. Когда все приглашенные стали подходить и прощаться, я поднялась и тихонько вышла, чтобы никто меня не заметил. И еще долго стояла на противоположной стороне улицы, чтобы увидеть Артура в последний раз.
Прохожие провожали катафалк взглядами, в которых светилось любопытство, они вытягивали шеи, чтобы ничего не пропустить. Мужчины снимали шляпы, кое-кто из женщин плакал. За спиной я услышала всхлип:
– Жалко, такой молодой и красивый…
– И богатый страсть, говорят.
– Слышала, его одна актерка извела, змея подколодная! – подхватил первый голос.
Я незаметно оглянулась: тупое рябое лицо молодки, подвязанное темным платком.
– Я тоже слышала про энту актриску. Красивая, говорят, змеюка, многих погубила…
– Ведьма она!
В моей роскошной спальне теперь всегда полумрак, окна закрыты тяжелыми шторами, не пропускающими солнечный свет. Запах лекарств. День и ночь около меня дежурит сиделка. Огонь в камине уже не согревает. Так холодно, что не уснуть. Вокруг лишь удручающая пустота и тишина, что давят на меня.
Я окаменела от горя. Артур так долго господствовал в моих мыслях и чувствах, что порой мне кажется, что это я умерла. Он был единственной моей любовью и никого другого я не полюблю.
Часто я представляла тот момент, как его выкинуло из машины. О чем Артур успел подумать в последнюю секунду? Как это могло произойти?
Каждое утро я просыпалась с надеждой, что это лишь кошмарный сон, от которого можно пробудиться. Однако вскоре понимала – Артур мертв. И лишь одно спасение в опиумной настойке, ведь когда память оживает – больно…