У того из них, что оказался к приютившей Славика и Эллен легковушке ближе всех, вместо левой руки виднелся её недлинный обрубок с выглядывавшим из под свисавшей клочьями окровавленной мягкой плоти, чем-то перетянутой выше, жутким обломком кости. Матерчатый полог он нёс второй рукой. У идущего вслед за ним полицейского вся голова была залита уже успевшей запечься кровью, на лице же не доставало одного глаза. Вместо него на лице теперь оставалось лишь ужасное кровавое месиво. Нёсший этот полог первым с другой стороны свободной рукой, терявшейся на фоне окровавленной одежды из-за сплошь перепачкавшей её крови, обхватил живот, видно, так пытаясь зажать на нём рану. И что это была за рана, оставалось только догадываться. У четвёртого же из той четвёрки свободная от полога рука, в пропитанной кровью одежде, безвольно свисала книзу, словно была парализована.

Едва только принесённый израненными полицейскими полог был опущен возле полицейского автобуса на землю, Славик и Эллен разглядели, что на нём… Лежало два трупа в полицейской форме! То, что это были трупы, стало понятно сразу. Немудрено. У оказавшегося лежать к ошарашенно смотревшим на всё это Славику и Эллен ближе была напрочь оторвана голова. Она лежала там, где ей, в общем-то, и нужно было находиться, только была перевёрнута к некогда носившей её шее макушкой. И это было ещё более страшное зрелище, нежели только что виденный друзьями у одного из живых полицейских обрывок руки или у другого выбитый глаз. На лице же оторванной головы застыла такая гримаса, словно принимая смерть, этот человек смеялся. Жуть!

У другого, что лежал на пологе рядом с первым, не было видно абсолютно никаких повреждений. Только запёкшаяся кровь на губах. О том, что он был мёртв, говорила застывшая на лице безжизненной маска с открытыми, выпученными и неподвижными глазами, раскрывшимся в крике и застывшим ртом, несшая на себе следы невыносимых ужаса и боли…

При виде всего этого и Эллен, и Славика, замутило. Отвернувшись, они были не в силах больше на это смотреть. Самое большее, что смог тогда сделать Славик, так это, дотянувшись до кнопки, опустить до конца стекло рядом с местом водителя, чтобы получше расслышать слова только что принесших те трупы полицейских.

Наших почти треть выбита, – проговорил кто-то из них подбежавшему к ним запыхавшемуся толстяку в форме офицера полиции, бегавшему к только что подъехавшим туда пожарникам.

Последние уже, поняв ненужность, а заодно и жуткую опасность их там пребывания, пятились на своих больших машинах по газону, пытаясь выехать назад на площадку перед парком.

Грузный офицер ничего не ответил. Повисло молчание. А из главного входа «Сахары» по-прежнему то и дело доносились звуки автоматных очередей.

А медиков тут нет, что ли? – немного охрипший, но всё равно громкий голос принадлежал тому из раненных полицейских, что был без руки. – Никто не догадался вызвать?

Их ещё из отдела вызывали! Не доедут никак, – угрюмо отозвался толстяк.

Уже даже пожарники приехали! И даже уже уезжают! – обессиленно опускаясь на утоптанный снег неподалёку от полога с мёртвыми телами, зло проговорил начавший этот разговор полицейский. – А эти никак не доедут. Хотя… Вот, кажется, и они!

Славик и Эллен тоже услышали, несмотря на шум от уже выезжавших на площадку пожарных машин, звуки сирен приближавшихся скорых. Вскоре те показались и сами. Их было четыре. Не обращая внимания на пожарников, они припарковались впритык к машинам полицейских, «подперев» их сзади, и только тогда выключили свои «мигалки» и сирены. Из них на площадку вмиг высыпали люди в белых халатах, двое мужчин и двое женщин.

Эй! – закричал им от автобуса грузный полицейский в форме офицера. – Сюда! Скорее!

Разглядев, что там были раненные, медики бросились к ним.

Оглядевшись вокруг, Славик увидел, как приуныла сидевшая рядом Эллен. Съёжившись, она сидела тихо, как мышка, уйдя в какие-то свои горестные мысли. Наверняка, о своих, не отвечающих на звонки, родителях.

А сзади, из только что подъехавших скорых, вышли их водители. Разминая затёкшие ноги несложными физическими упражнениями, они стали неспешно собираться у заднего капота приютившей беглецов из «Сахары» легковушки. Славик сразу сообразил тихонько приоткрыть рядом с собой дверцу, чтоб услышать, о чём они станут сейчас разговаривать.

…Уже и рассвет не за горами, – в тот же миг до его ушей донёсся обрывок фразы одного из подошедших водителей.

Скоро домой… – тут же послышался и другой голос. – Хоть отоспаться!

Ага! – ехидно и мрачно ответил на это ещё один из собравшихся. – Ты, вроде, не знаешь, что вот уже больше двух часов в городе творится. И здесь стрельбу не слышишь. Неизвестно, сменит ли тебя сегодня вообще кто-нибудь! А то так и останешься на вторые сутки.

Может, ещё и на третьи? – голос второго из заговоривших сделался вызывающим.

Может, и на третьи, – невозмутимо согласился с ним его собеседник.

Тю, да ну тебя, Дмитрич! Тебя послушать… – с досадой ответил тот, кто только что мечтал дома отоспаться. – Если накаркаешь, я тебе баллон проколю!

Прокалывал тут один, – усмехнулся тот, кого только что назвали Дмитричем.

Да тише вы! – вмешался в их разговор ещё один, четвёртый, из водителей. – Нашли время веселье справлять! Вокруг столько смертей, а они…

А никто и не справляет! Веселье-то… – голос водителя по прозвищу Дмитрич опять зазвучал угрюмо.

Сегодня смена выдалась – жуть! – снова заговорил тот из водителей, чей голос, в обрывке фразы, Славик услышал первым. – В нашем морге знаете, сколько уже «пациентов»? Уже во дворе складывают! Я сам видел! Перед тем, как сюда поехать, отвозил туда ещё одного.

Я тоже это видел, – голос того, кого называли Дмитричем, зазвучал ещё угрюмее. – Тоже отвозил… Столько изувеченных трупов – зрелище не для слабонервных!

Да что же это творится в городе? – каким-то возмущённым голосом стал теперь почти что ругаться тот, что заговорил четвёртым. – А здесь тоже эти, как их полицейские называют, мертвецы?

А кто же ещё! Думаешь, здесь по-другому? – горько усмехнулся тот, кто только что рассказывал про морг.

Вряд ли по-другому, – поддержал его Дмитрич.

И расспросить некого, – вставил тот из них, что только что грозился проколоть Дмитричу баллон.

Все четверо, как по команде, начали озираться, как будто и в самом деле ища, кого расспросить. И в следующее мгновенье Славик увидел, как водитель по прозвищу Дмитрич перевёл взгляд на него и Эллен.

А вон у малых давай спросим! – тот, что говорил последним, тоже уставился на сидевших в машине, у которой они собрались, Славика и Эллен.

Славик при этом недовольно поёжился. Разговаривать ни с кем не хотелось.

Привет! – только что предложивший «спросить у малых» водитель быстро приблизился к окну, у которого сидела Эллен, и в него заглянул.

Через открытое окно рядом с местом водителя, за которым сидела Эллен, его голос хорошо было слышно.

Привет… – Эллен, всё не выходя из своих горестных раздумий, отвечала рассеянно.

Спрашивать лучше у меня, – поспешил вмешаться в их ещё не завязавшийся разговор Славик, вылезая из машины с другой стороны. – Она очень сильно напугана, и вряд ли сможет нормально разговаривать!

Да мы долго-то разговаривать не будем, – со Славиком заговорил тот, кого остальные водилы называли Дмитричем. – Мы только хотим спросить, что здесь происходит? Что за стрельба? С кем это полицейские там воюют?

При последних словах он кивнул в сторону «Сахары», откуда продолжали доноситься звуки автоматных очередей.

Сейчас я вам расскажу, – Славик, подходя к собравшимся у «их» с Эллен машины водителям, счёл лучшим побыстрей удовлетворить их любопытство, чтобы побыстрей от них отвязаться. – Вон там – вход в ночной клуб «Сахара»…