-Присаживайтесь, мои хорошие, - Молли села на старое бардовое кресло, вокруг которого стояло три лампы, это ее привычное место, кажется. По крайней мере, она идеально в него вписывалась, словно родилась уже с ним в комплекте.

-Вас меньше стало, - заметила Молли, когда ребятня расселась по пуфикам и стульям. –Где седьмой? Как его звали? Тими?

-Томи, - ответил Даган. –Он ушел от нас.

-Ааа, хорошо, рассказывай, что принесли.

-Вот халат новый, утром еще был на работнике в лаборатории.

Он вытащил больничный халат, что заставил отдать ему, и протянул в сухие руки старой женщины. Она аккуратно взяла его и поднесла к лицу, вдыхая запах.

-Сколько хочешь?

Я не понимала, что такого ценного может быть в краденном медицинском халате для старой женщины, но спрашивать не стала. Как сказал Даган – меньше вопросов.

-Не меньше четырех штук, нас сегодня больше, да и с халатом придумаешь, как обойтись, - ответил он. – Если с умом, то он неплохо принесет тебе пользы.

Молли поднесла халат ближе к свету керосиновой лампы, вглядываясь в ткань. Я наблюдала за всем этим, чувствуя себя пятым колесом, словно я оказалась не в том месте, не в то время.

-Хорошо, Холли! Принеси четверых утренних! – крикнула старуха куда-то за свою спину.

До этого времени я не обращала внимания, что за креслом виднелся темный дверной проем, из которого только что вышла маленькая девушка. По взгляду я понимала, что она моего возраста, или около того, но рост в полтора метра превращал ее в куклу. Маленькую куклу. Одета она была в рваное бардовое платье, покрытое грязными пятнами от воска. Она прекрасно подходила к комплекту бабушки и ее старого кресла.

Она боялась. Боялась меня, ребят, даже Молли, не знаю, кем она ей приходится. Девушка была маленьким запуганным зверьком. Хотя я сама-то не сильно далеко от нее ушла.

Даган смотрел на нее во все глаза, разинув рот.

-Привет, Холли! – пропел он, и я поняла – он по уши в нее влюблен.

Она же не замечала никого, лишь на мне задержавшись взглядом, видимо, зацепившись за новое лицо. В руках ее был старый свернутый пакет, она молча протянула сверток Дагану и сразу же ретировалась обратно за дверь.

-Спасибо, Молли, давай, не болей! – на этой фразе Даган развернулся и пошел из дома.

-Вы тоже будьте здоровы, - на прощанье промямлила старуха и закрыла за нами деревянные панели.

29

Свежий морозный ночной воздух приятно будоражил, я сбросила всю пыль и ужас этого места одним шагом наружу, словно только сейчас я снова научилась дышать. Разбитые окна домов напротив укоризненно смотрели на меня пустыми глазницами, обвиняя в малодушии.

Несмотря на вирус, на всеобщую разруху и трупный запах в воздухе, я позволяла себе иногда немного верить в светлое будущее, пусть и недолгое. Я не могу точно сказать, да и никто не может – когда наступит час «Икс». Час, в который ты умрешь, либо поймешь, что скоро умрешь. После прихода этого осознания хочется успеть еще так много. Но час «Икс» пробил в доме Молли уже сейчас, в нем давно забыли о надежде, выкинули, как старый ненужный чемодан. Они заживо похоронили себя.

Она вызывала во мне странные чувства: страх и омерзение, граничащие с истерикой. При ее виде хотелось развернуться и убегать, унося свое тело далеко-далеко, теряясь в морозных деревьях. Нормальные бабушки вызывают чувство благородности и сострадания, хочется сидеть рядом и слушать их веселые рассказы о жизни, теребя в руках клубок шерсти. Нормальные бабушки сидят в старых креслах и вяжут спицами носки или шали, посвящают свою жизнь внукам, детям, собачкам, цветкам.

Так было в прежние времена, до того момента, как люди принялись переписывать моральные нормы новыми кровавыми правилами. Теперь счастливую бабушку можно увидеть лишь в своих фантазиях, да и то, если сильно постараться.

-Что это было? – спросила я, когда проломленная крыша скрылась из виду за нашими спинами.

-Ты о чем? – Даган делал вид, что все нормально.

-О Молли, что с ними не так?

-Все отлично у них, я тебя не понимаю, - то ли прикидывается, то ли действительно не понимает.

-Они там живут? Я имею в виду, этот дом скоро рухнет им на голову. От крыши почти ничего не осталось! Внутри такая разруха, столько пыли.

-Это еще не самый худший из вариантов, у некоторых дома нет вообще, - он многозначительно посмотрел на меня. –Я им даже в какой-то степени завидую. Хорошие дома есть только в центре Города, где живут лаборанты и всякие прочий персонал из Центра по ликвидации А-2. Им выделяют приличные хоромы с раздельными туалетами и несколькими спальнями. Там даже еще функционируют несколько высоток, ты наверняка их видела. У них есть свет и иногда горячая вода.

Я кивнула, вспоминая эти мертвые дома-свечи, стоящие за спиной Центра по ликвидации. Их шпили протыкали серое небо, словно спицы старушки протыкают полотно вязаной шали.

Город далеко не исполнитель желаний, это дыра, попав в которую сложно выбраться наружу, словно из водоворота. Он затягивает все ниже и ниже, лишая всякой возможности сопротивляться. Я уже чувствовала это на себе. Не сбежав в первый час, эта возможность словно улетучилась навсегда, радостно махнув крылом на прощание. Я чувствовала приближение дна, которое примет меня, похоронив под вековыми слоями воды.

-В тех кварталах как в музее – чистенько, прилично.

-Ты ожидала увидеть богатые хоромы? Тогда не туда зашла. Пошли, есть уже охота.

Мы, между тем, с ребятами ушли на несколько кварталов от дома Молли на юг, петляя темными проулками. Нам навстречу не попалось ни одной живой души. Мне все-то и не нужны, мне нужна лишь одна душа из этого Города.

Алекс.

Если он еще жив.

Парнишка лет семи, что все это время продолжал тяжело дышать, внезапно остановился около крышки канализационного люка, из-за чего я чуть не налетела на него.

-Все чисто, - отрапортовал он, воровато оглядываясь по сторонам.

-Хорошо, полезли, - скомандовал Даган.

Улица была пуста словно кружка просящего милостыню. Кажется, здесь по ночам так опасно, что люди не рискуют выходить за порог. Или не хотят. Или то, и другое вместе. Я бы на их месте тоже сидела, прикинувшись подпольной мышкой. Полгода я лишь так и выживала – передвигалась крайне осторожно, прикидываясь мебелью при первой опасности.

-Мы полезем в канализацию?

Даган выпрямился в полный рост, подняв глаза к небу, словно вопрошая «За что мне это?». Затем он одним шагом сократил между нами расстояние до минимального и, задрав нос, спросил:

-Потеряшка, я не пойму, ты из какой жизни пришла? Ты что не видишь, что творится вокруг? Как народ выживает? Ты родилась и выросла в сказке? Тебе всю жизнь заботливая мамаша подтирала твою попу?

При упоминании о матери во мне вспыхнула злоба. Никто не смеет плохо говорить о твоих родителях, никто, люди просто не имеют на это право. Запомните это, и жить станет легче.

-Что делала моя мама – не твое собачье дело, давай, поднимай уже свою крышку, - злость разливалась во мне, и я была рада этому чувству. Слишком устала постоянно бояться, можно для разнообразия и позлиться. Это давало мне немного сил не опустить руки. –Тебя не касается, как я жила до встречи с тобой и из какой жизни вышла, это только мое дело! Очень прошу тебя в него не лезть!

-Следи за языком, потеряшка, - он ощерился, но все же отвернулся. – Ты даже не представляешь, что твориться в этом Городе. Извини, но придется немного подправить твое радужное представление о мире. Либо принимай, либо проваливай. Это не канализация! Это служебные тоннели, большая разница, между прочим. Там даже не воняет.

Мне некуда проваливать.

-Поднимай, полезли уже.

Ребята послушно в четыре руки приподняли и отодвинули полуметровую крышку канализационного люка, который смотрел на меня черной пустотой.

-Пиф, ты первый, - велел Даган.

Пифом оказался тот парнишка лет семи, что всю дорогу тяжело дышал и иногда кашлял. Он проворно скрылся в темноте тоннеле, спускаясь ногами вперед, затем послышался всплеск воды. Какое-то время висела гробовая тишина, потом из-под земли послышалось: