– Ну, что, парни, на ночь заступаем, у нас теперь новый начальник караула – Слон. Теперь нужно распределить время сна, – говорил Дед, по-хозяйски вешая свой китель на спинку стула и складывая продукты в угол. – Слон сказал: «До десяти вечера бодрствовать всем, а после – делится по парам: опытный и молодой, и распределить время сна пополам с 10 вечера до 5 утра».

Присев на стул, Дед положил «РПК» на мешки и, указав нам на дорогу, сказал:

– Вы досматривайте, а я на прикрытии.

– А что здесь эта псина делает, ещё и еду на неё переводите?! – прошипел Юра, заходя за баррикаду.

– Это я своей порцией с ней поделился – собака друг человека!

– Вот цапнет тебя твой друг… предупреждаю сразу, если она на меня кинется, я её пристрелю, – усаживаясь возле Деда на поддоны, сказал Юра.

«Тебя быстрее Дед загрызёт, чем собака», – уходя на дорогу, подумал я.

Дед был в ополчении самого начала, по его словам, он состоял в ополчении уже тогда, когда на блокпостах бойцы стояли с цепями и черенками от лопат.

– Помню ночью к нашим баррикадам подъехал автобус. Из него выскакивает с две дюжины вооружённых бойцов, все в чёрных масках, и окружают нас – перепуганных мужиков без оружия, с цепями и палками.

«А ну, убирайте заграждения, нам проехать нужно!» – командует их старший. Ну, мы конечно ответили ему, что они проедут только в одном случае…

– В каком? – спросил я.

– Только через наши трупы. Потом их старший пытался дозвониться кому-то. Уж не знаю, что в ту ночь нас спасло – чудо или то, что его начальник на звонок не ответил. Но вскоре по его команде, все загрузились в автобус и уехали восвояси. Ну, а потом в Русскую православную армию вступили. Но там нам не понравилось, мы там только и делали, что штаб охраняли. Вот теперь у Мотора уже как месяц. Я сначала с «ПК» бегал. Потом, как «укровский» блокпост взяли, мне ребята «РПК» дали, – он полегче.

Рассматривая руки Деда, которые были синими от наколок, я спросил:

– Дед, а ты что сидел?

– Да, сидел… – спокойно ответил тот. – Два раза, за разбой, откинулся я за год до войны.

«Ну и дедушка, а по виду и не скажешь. Теперь по-другому будешь относиться к истории Шустрого».

* * *

Ночью часы тянулись медленно, чтобы не уснуть, я прохаживался вокруг блоков взад и вперёд. Перед наступлением темноты к нам подошёл Слон.

– Напоминаю: нести службу в ночное время следует с особой бдительностью, так как повсюду рыскают диверсионные группы противника, которые уже не раз, вырезали уснувших бойцов в секретах.

Всматриваясь в качающиеся деревья и прислушиваясь к каждому шороху, я как мог боролся со сном. Юра же сидел на стуле и смотрел вдаль, казалось, он вообще не знал, что такое усталость.

– Юра, а ты в прошлой жизни кем был? – зевая, спросил я.

– Водителем на грузовой, пиво в магазины развозил.

– Что платили?

– Мало… на ваши если перевести 15 000 выходило. Посёлок у нас небольшой, поэтому с работой туго было.

– А график какой?

– Пять дней в неделю, по одиннадцать часов.

– И за такие гроши, ты столько батрачил, ну и ну.

– Ну, ты скажешь – батрачил, меня туда по блату устроили, до этого я полгода работу найти не мог.

– А я вот, Юра, одно понять не могу, зачем ту высоту четвёртый раз штурмовали?

– Понимаешь, как бы тебе сказать помягче – это был отвыкающий манёвр. В тот день силы «ДНР» перебрасывали в той местности колонну с техникой, а те миномётные батареи могли серьёзно их потрепать. Я не думаю, что руководители той операции рассчитывали захватить высоту.

От негодования у меня застрял ком в горле.

– Ну ладно… оставим их тактические замыслы. Но они же ведь в четвёртый раз там наступали, ты видел как «БТР» водитель на подъёме на брюхо посадил. А действия оператора-наводчика! Который, видимо от скуки, стал из «КПВТ», неизвестно куда стрелять – тем самым только обозначив себя.

– Шершень, тем водителем был я.

Я, замолчав, покраснел. Хорошо что была ночь, и Юра не видел моего смущения.

– Понимаешь, я на «БТРе» первый раз был, да ещё и по боевому порядку ехал. Люк закрыт был, там сноровка нужна. А у нас как ведь, командиры спросили: «Грузовики водил?» – Ну, я и ответил, что водил. А они мне: «Там руль и там руль – вперёд, вперёд…»

– А ты, Юра слышал, как бойцы рассказывали, про танкистов? Их когда к земле артиллерийским огнём прижали, командир группы долго понять не мог, почему «укры», так уверенно и долго бьют, ведь за ними должны стоять два танка, задача которых была в том, чтобы подавить вражескую технику, когда она себя обозначит. Добрался командир до танков, и кричит их экипажу: «Подавите артиллерию! Почему молчите?! – А зачем нам стрелять, тогда «укры» по нам ответку дадут… – ответил ему командир танка».

* * *

Утром разразился скандал. Пропал боец из числа старых бойцов, не один раз участвовавший в боевых операциях. Командиры смущённо, отрицательно кивали головой, на все наши попытки узнать подробности этого происшествия. Отряд насчитывал около тридцати человек, причём треть бойцов постоянно находилась в разъездах, решая многочисленные хозяйственные проблемы.

– Лёва, а не тот ли ополченец пропал, который у нас в посёлке спрашивал, который час, – прогуливаясь возле блоков, спросил я.

– Точно он… пожилой, он ещё как-то нервно себя вёл.

– Значит, его не похитили и не зарезали ночью диверсанты. Это получается, что он проснулся утром, подумал, подумал, и решил: «А почему бы мне не уйти из отряда?!»

– Для него такие шалости могут плохо кончиться, хорошо, если просто на окопы пошлют, а могут и посерьёзней наказать, например, как дезертира – по закону военного времени. Он же наш местный, для него скидок не будет.

– От Уральца слышал, как в одном подразделении трёх россиян, которые нарушили сухой закон и были пойманы в нетрезвом состоянии, предварительно раздев догола, выгнали из отряда.

– А ты слышал, что он с чужим автоматом ушёл? Мало того, что не предупредил, так ещё и товарища подставил.

* * *

Наше подразделение на тот момент подчинялось Стрелкову. Полковник «ФСБ» в отставке, Стрелков старался держать подконтрольные ему отряды в строгой дисциплине. Нам раздавали печатные листы с выходившими директивами Стрелкова: о запрете пьянства и непристойного поведения на передовой. Особенно жёстко, каралось мародерство, за которое могли расстрелять.

В одной из агитационных газет я прочитал статью. В ней Стрелков назидательно рекомендовал ополченцам отказаться от бранных слов. Может оно из кабинета виднее, но на передовой, командиру без мата, как дирижеру без палочки. Порой крепкое бранное словцо, вставленное командиром в приказ, нам рядовым бойцам добавляло сил и оптимизма.

Но треть отрядов ополчения того времени больше походили на бандформирование. Каких только не было подразделений, сражавшихся вместе на одном направлении.

Интернациональные бригады, нередко бок о бок, сидели в окопах с родноверами – некоторые бойцы которых были с националистическим уклоном.

Казаки прикрывали фланги тем, кто шёл в бой под красным знаменем полка, бойцы которого в 1919-ом году производили геноцид на Дону.

Особенно обособленно держались казаки, которые нередко игнорировали приказы командования, тем самым настраивая против себя высшее руководство.

К концу вечера пропавший боец позвонил своему бывшему командиру отделения и сообщил, что он не дезертировал, а болен. Находится он сейчас в посёлке, ожидает приёма врача в поликлинике. Назад в отряд он, конечно, возвращаться не собирается, так как уже поступил на службу в другое подразделение.

Командиры сор из избы выносить не стали, но старшие и опытные бойцы, незамедлительно воспользовались случаем, чтобы провести с нами беседу, о не допустимости впредь таких случаев.

После полудня поток машин сократился, Лёва скучал возле перекрёстка на Амвросиевку, Дед сидел на своём стуле, я же, расположившись на бетонном блоке, раскрашивал чёрным маркером карабин на ремне автомата. Этой премудрости меня научил Дед – пряжка и карабин на ремне, выполненные из стали, очень блестели на солнце, чем могли привлечь снайпера.