— Понял, товарищ майор!

Когда Рябов ушел, майор и Никитин вышли из столовой и на всякий случай еще походили по берегу и по поселку.

Поселок этот привыкал к большому городу. Раньше его называли Александровской слободой. В слободе еще до революции селились переселенцы из центральных губерний Росспи, с Украины. Здесь, в казахских степях, земли было достаточно, не то, что дома. Переселенцы строили себе жилье, пахали землю. Перед самой революцией возник рудник и тогда многие хлебопашцы стали шахтерами.

А при Советской власти здесь развернулось большое строительство. Задымили толстые трубы металлургического завода. Все дальше уходили в степь кварталы многоэтажных домов. В степи вырос большой город.

Рябов возвратился через час. По его лицу сразу усидели, что ходил не зря.

— Действительно, не вышел на работу один гражданин…

Он десятник того склада, одним словом, имеет дело с цементом.

— Фамилия, адрес?

— Евдокимов Владимир Андреевич, — Рябов заглянул в бумажку. — Сорока двух лет, семейный, живет по улице Весенней, дом тридцать дна.

Веснушчатая, худенькая жена Евдокимова — Валя, узнав в чем дело, всплеснула руками:

— Господи, что же это?! Не пьет, ведь, разве только по праздникам покупаю ему чекушку… Не дерется, и кто его так? Ох, горе, горе!

Плача, она выбежала из калитки, забыв запереть двери чисто побеленного домика, и поспешила в хирургическое отделение больницы. Детей дома не было: сын и дочка — в пионерском лагере.

Мужа она застала еще не пришедшим в сознание. И еще более залилась слезами, упала на обитый дерматином диван в коридоре клиники. Пришла медсестра со склянкой нашатырного спирта. Ожидающие приема больные обступили женщину.

На шум вышел толстый доктор, тот самый, что приезжал на место происшествия.

— Что за шум? А вы успокоитесь, Евдокимова. Положение не такое уж страшное. Жить будет. Ясно?

Следственная группа в домике Евдокимовых никого не застала. Тогда пошли к соседям, поговорили и установили, какой дорогой чаще всего ходит на работу и с работы Евдокимов. Оказалось, что дорог несколько, но чаще всего Владимир Андреевич пересекает большой школьный сад и сразу попадает на берег. А там, на берегу реки, на окраине поселка, расположены склады строительных материалов, в том числе и цементный.

Школьный сад был уже не сад, а целая рощица из тополей и берез, окружающая старое кирпичное здание. Несколько поколений ребятишек сажали эти деревья, школьный сад все более раздвигал свои границы, все ближе подступал к реке. А старое кирпичное здание построили еще до революции. Раньше жила в нем семья местного богача Грибанова, который владел рудником и тремя кабаками в слободе Александровской.

Во время гражданской войны семья Грибановых из слободы исчезла. В бывшем купеческом особняке открылась школа. Сейчас в поселке она не одна, есть еще десятилетка, горный техникум, курсы учебного комбината. А в те далекие годы это была первая школа, дающая среднее образование.

«Скорее всего, в этом саду и произошла встреча Евдокимова с преступниками, — решил майор Гарин. — Евдокимов, по рассказам сослуживцев, задерживался вчера на работе — шла разгрузка прибывших вагонов с цементом. Домой он отправился часов в одиннадцать вечера. Вот по дороге и могли его встретить».

Сквозь деревья виднелись кирпичные стены старого двухэтажного дома с подвалом. Лет восемьдесят, а то и больше, было этому бывшему купеческому особняку. От времени дом даже осел, покосился.

Но он еще хорошо служил людям. Почти весь год, с сентября и до конца июня, старый дом и старый сад были наполнены топотом быстрых детских ног, гомоном и смехом.

Задорная трель школьного звонка, вырвавшись из стен дома, разносилась далеко по окрестностям. Но сейчас здесь было пустынно.

Никитин и Рябов остались у подъезда, а майор и Оспанов (его майор вновь вызвал) пошли вокруг здания. Позади дома они увидели ветхий флигель, а чуть поодаль, за огородом — сарай. В правом крыле, судя но кружевным шторам на окнах, находилась квартира. К дверям квартиры вело высокое крыльцо. Метрах в трех от крыльца на уровне земли чернело забранное решеткой подвальное окошечко. Четыре ступеньки спускались к двери, ведущей в подвал. Массивный замок висел на этой двери.

Гарин обратил внимание на окна квартиры. На двух белели шторы, третье было открыто. В одной из створок торчали осколки стекла. Еще больше осколков виднелось а траве под окном. Солнце, пробиваясь сквозь листву кустов и деревьев, серебрило осколки.

Николай Петрович покачал головой, повернулся к Оспанову. Тот понимающе ухмыльнулся:

— Кто-то здесь похозяйничал!

Майор поднялся на крыльцо, постучал, но никто не отозвался. Осмотрев скважину внутреннего замка, Николай Петрович убедился, что замок цел, даже не поцарапан. Следовательно, кто-то высадил стекло, раскрыл створку окна и влез в квартиру. Но так ли это?

— Байкен, поищите сторожа школы!

Оспанов ушел. Из-за угла показались Никитин и Рябов.

У подвальной двери они что-то долго топтались, указывали друг другу на замок, потом присели на корточки.

— В чем дело? — спросил майор.

Подошел Никитин:

— Там кровь, Николай Петрович!

— Кровь?

Майор быстро спустился с крыльца. На сухой твердой земле у спуска в подвал виднелись темные пятна. Только натренированный глаз следователя мог обратить на них внимание. Никитин поддел комочек земли щепкой, подал майору. Николай Петрович всмотрелся:

— Да, кровь… Возьмите для лаборатории, и с замком возились.

— На замке царапины, свежие следы ударов. Его хотели сбить, но не успели. Скорей всего помешал Евдокимов.

— Это верно. Вот и следы борьбы — трава поблизости вытоптана, земля разворочена, опрокинута бадья с известью… А вон и каблук с подковкой!

Каблук обрисовывался в двух местах, в сумятице развороченной земли и пыли. Целого следа не было, но каблук говорил о том, что здесь побывал ночью человек, ранивший Евдокимова.

Байкен Оспанов привел смуглую черноглазую женщину.

Платок ее был надвинут на лоб, она сняла его и перевязала испачканными в земле руками.

Майор поздоровался и спросил, кто она.

— Здравствуйте, — ответила женщина, вытирая о фартук руки. — Техничка я буду.

— Здесь и живете?

— Нет, проживаем в бараках. А здесь на работе находимся.

— А сторож где?

— Нету его… На внучкину, говорил, свадьбу поехал, в Алексеевку.

— А кому же сторожить ночью?

— А чего сторожить, — женщина потуже перетянула концы платка под подбородком. — Мебель одна, — она указала на старые парты, сваленные у главного входа.

— Но нельзя же без сторожа! Директор где?

— А в отпуске они, всей семьей в отпуске. Подались в эту… как ее, Евпаторию. Сын у них болен, сына надо лечить… А я им огород полю, поливаю.

— А кто в этой квартире живет?

— А директорова семья и живет. С того боку его квартира, а другое все школа… А вон там, во флигеле, значит, сторож живут. Василий Васильевич Зуев.

— Плохо ваш Василии Васильевич служит… Стекло-то, когда высадили?

Уборщица увидела разбитое стекло и всплеснула руками:

— Ох, что же это такое! Фулиганы лазили!.. Может, забрали чего? Сроду в этих местах такого не было, товарищ начальник!

— Ключа у вас нет случайно?

— Ключа нету… У учительницы, может, есть.

— Тогда сходите к этой учительнице, позовите ее. Обе вы понятыми будете. С вами мы в квартиру войдем для осмотра.

Когда уборщица школы пришла с молоденькой испуганной учительницей, майор велел открыть замок. Никитин достал из своего чемоданчика нож, отжал ригель замка, и двери открылись.

Один за другим вошли в прихожую. За прихожей находились две комнаты, одна дверь вела в кухню. Окно было разбито в первой комнате, в той, что приблизительно находилась над подвалом.

Майор внимательно осмотрел подоконники. Следов на подоконнике не было.

— Через окно никто не влезал и не вылезал, — сказал майор. — Стекло выбито изнутри и выбито второпях, случайно.