Материалы исследования открыли простор для размышлений. Многие ранее записанные в блокноте факты раскрылись в новом свете. Другие зазвучали более убедительно. Чистый лист бумаги больше не раздражал. Статью он писал легко, с охотой. Оставалось написать полстранички, от силы страничку, когда в кабинет вошла жена:
— Павел, пришла Варвара Сергеевна, у них беда, хочет с тобой посоветоваться.
Варвара Сергеевна Мицкевич — соседка по дому, глотая слезы, рассказала, что сегодня арестовали сына — ровесника и товарища детских игр Анатолия. Ребята вместе пошли в первый класс, долго дружили, потом Валерий — сын соседей, остался на второй год, кажется, в пятом классе, потом еще в каком-то, бросил школу, поступил на завод, где работали его родители.
Соседка рассказала странную историю. Вчера Валерка пришел поздно. Лицо было в крови. Объяснил, что провожал девушку на Заречье, напали хулиганы, избили. Ночью жаловался на головную боль. Утром вызвали врача. Доктор попался какой-то чудной. Сказал, что надо парня положить в больницу. Вызвал скорую помощь, а отвез Валерку в милицию. Там его задержали. Бегала узнавать — сказали, что прокурор дал санкцию на арест. За что взяли — не объясняют.
— Чертовщина какая-то, — удивился Павел Петрович. — Поговорю с прокурором, выясню.
На следующий день Ткаченко попросил прокурора показать дело Валерия. Но тот развел руками, мол, чего не могу, того не могу. Следствие не закончено, сообщники Мицкевича еще гуляют на свободе. Так что пока вмешательство прессы излишне.
— Впрочем, если вас интересует проблема преступности среди рабочей молодежи, — сказал прокурор, — то можем познакомить с делами, которые уже закончены производством. Известно ли вам, товарищи газетчики, что значительное число преступлений в Принеманске совершают заводские подростки?
— Позвольте, — удивился Ткаченко, хотя сам лишь недавно думал, что труд вовсе не является лекарством от всех бед. — Для того чтобы это утверждать, нужны факты, неопровержимые факты!
— У нас их больше, чем хотелось бы. Вот полюбуйтесь! — Прокурор протянул список, в котором значилось несколько рабочих парней, осужденных за последний год. — Вот и заинтересуйтесь положением молодых рабочих на заводах, хотя бы на том же машиностроительном, где работал мальчик, о котором вы спрашивали.
Вполне возможно, что прокурор судит о больших проблемах с узковедомственной точки зрения. Но факты, факты остаются, от них не отмахнешься. Теперь уже написанная накануне статья вовсе не казалась смелой, а, наоборот, была излишне рассудочной, спокойной. Ее ни в коем случае нельзя сдавать в редакцию. Надо писать новую, более взволнованную, более острую. Может быть придется отправиться по следам одного какого-нибудь уголовного дела, докопаться до причин, которые приводят заводских подростков на скамью подсудимых. Прокурор, конечно, кое в чем прав, когда говорит, что на завод часто идут недоучки, те самые трудные ребята, от которых учителя не знали, как избавиться. На одном заводе они долго не задерживаются. Три месяца, пять, и уже, глядишь, на новом месте. Почему? Причин можно найти десятки: с мастером не поладил, плохо учат, работа неинтересная, заработок мал. Вот так и бегают с завода на завод.
И все-таки Павлу Петровичу не хотелось соглашаться с прокурором, и он в упор спросил:
— А вы не слишком сгущаете краски?
— Сгущаю! Ну уж нет, уверяю вас, не подростки составляют большинство в кружках заводской художественной самодеятельности, спортивных коллективах. Много вы найдете подростков среди заводского комсомольского актива? Вчерашние школьники с трудом приноравливаются к взрослому окружению, к новому для них физическому труду. Им, больше чем кому бы то ни было, нужна в этот момент опытная рука наставника, а где она? Жизнь подростка теперь отличается от той, что была в школе. Появилось больше свободного времени, самостоятельности. Завелись деньжата. Уже не надо выпрашивать у матери полтинник на кино. В то же время у паренька пока еще нет особых забот — ни семейных, ни учебных, ни общественных, ни служебных. Вот и начинают свою удаль показывать. Не придерешься к ним: не тунеядцы, заводские ребята.
— А заводской коллектив? Там цвет общества — ветераны боев, старые кадровики. Где найдешь такой жизненный опыт, встретишь такие строгие, годами взлелеянные рабочие традиции?
— Все правильно, — согласился прокурор. — И кадровики, и ветераны, и закалка. Только у каждого из них свое дело есть, которое поглощает все время в цехе. Прежде всего, надо план выполнять.
В тот же день Павел Петрович отправился на машиностроительный завод, на котором уже не был более двух лет. И в парткоме и в комитете комсомола на вопросы Ткаченко отвечали осторожно, старались больше оперировать фактами из докладных и справок. Да, конечно, трудно работать с подростками, не хватает опыта. Но есть немало положительных примеров. В блокноте журналиста появились десятки фамилий. На этот раз — молодых передовиков производства. Ровесники Валерки на том же машиностроительном заводе работали бригадирами, мастерами, учились в школе рабочей молодежи, вечернем техникуме.
В комитете комсомола о Валерии Мицкевиче из сборочного цеха не могли сказать ни хорошего, ни дурного. На заводе больше тысячи комсомольцев. Члены комитета комсомола, конечно, не могут знать каждого из них.
Встретился Павел Петрович и с одним старым рабочим, сын которого тоже оказался за решеткой. На прямой вопрос, как же это могло случиться, рабочий, который, как видно, провел не одну ночь без сна, с болью произнес:
— Видишь, Макаренко на нашем заводе нет. Семья в ответе — это само собой. Никто мне более строгого приговора не мог вынести, чем я сам себе вынес. Сынок родился через год, как я с войны пришел. Думал, что мой пацан счастливым станет. А дело вот как обернулось.
Откуда пришла беда? Ведь на машиностроительном Валерка — третий молодой рабочий, угодивший под следствие. Ткаченко выслушал разные мнения на этот счет. Да, все три случая были не похожи один на другой. В чем же главная причина? Старый журналист по-прежнему считал, что руководители предприятия и общественных организаций больше уповают на магическое воздействие труда, на силу коллектива вообще, чем заботятся об организации воспитательной работы среди подростков. Спору нет — и труд и коллектив могут творить чудеса, но для этого надо кому-то приложить усилия, заклинания мало помогают делу.
С невеселыми мыслями возвращался Ткаченко домой. Не успел он подняться на свою лестничную площадку, как открылась дверь соседней квартиры и Варвара Сергеевна спросила:
— Ну, как?
— Разбираются.
— И это все?
— Больше я и сам ничего не знаю.
Не снимая пальто, Павел Петрович прошел в кабинет и позвонил редактору «Зари Немана»:
— Статью сдать в срок не могу. Понимаю, что подвел. Прости, Сергей Александрович, но прежде чем написать статью, надо самому еще разобраться.
Регина Маркевич прочла написанный Анатолием ответ Оксане Терентьевне Бажаевой и причмокнула пухлыми губами:
— По-существу правильно, а все-таки не то.
— Как не то? — возмутился репортер. — Справку она получила? Получила. Что и требовалось доказать.
— Ну и что, — парировала заведующая отделом писем. — Без твоего содействия она, что, бумажки бы не получила? Все равно бы получила, не сейчас, так немного позже. Ты назови виновных в этой волоките, вот что от нас требуется, ясно?
— А если виновных нет, тогда как?
Маркевич засмеялась: быть такого не может. Прекращая, по ее мнению, бесполезный разговор, попросила Ткаченко-младшего написать коротенькую объяснительную записку, — как там дело было, почему в больнице утеряли справку медицинской сестры.
Оставшись один, Толя доставил себе удовольствие и вслух обозвал Маркевич придирой, въедливой бабой, потом вспомнил, что злополучная справка помогла ему познакомиться с Женей, и смягчился. Сдружила их поездка в Заозерное. Для того, чтобы выписать дубликат справки, потребовалось полчаса, и то — больше времени ушло на переговоры с заведующим больницей. Вначале он отказался вновь подписывать справку, но, узнав, что об этом ходатайствует не только секретарша Принеманской больницы, но и представитель редакции, сменил гнев на милость.