Вчера Саша сказала Сашеньке:

— Я тебя в упор не вижу.

Позавчера она сказала:

— Манная каша, а не парень.

Третьего дня она крикнула при всех:

— Кисель ты, Черенков!

А сегодня её глаза горели ярким леденцовым огнём.

— Пустое место! Голову тебе оторвать! — сказала она.

Сашенька вздохнул долгим вздохом. Особенно оскорбительными были все эти съедобные клички: «манная каша», «кисель», «лапша». Все надежды пропадают, если тебя назовут лапшой. Тем более — манной кашей.

Опять позвонила мама.

— Сашенька, выучил все уроки? Я беспокоюсь. Алёша не пришёл? Что-то долго его нет, я волнуюсь.

— Ты, мама, не волнуйся. Он скоро придёт. Ну чего ты всё волнуешься? Я уже все уроки сделал.

— Будут у тебя дети, тогда поймёшь, о чём мать волнуется. Пусть Алёша мне позвонит. Боюсь, он простудится. За городом намного холоднее.

Мама положила трубку, а Сашенька стал представлять себе разные картины.

Вот одна картина.

По улице идёт Саша Лагутина. Синее пальто, голубая шапка. Шагает быстро, мешком размахивает, песенку напевает. И вдруг из тёмной подворотни на неё вылетает огромный и жуткий хулиган. Саша побледнела, зажмурила от страха свои прекрасные глаза и шепчет: «Помогите!» А кто поможет — пустая улица, вечер. Никто не приходит на помощь. И тут появляется человек, сильный и могучий. Это Черенков Александр как раз совершенно случайно оказался здесь. Он возвращается с тренировки по самбо. Или по вольной борьбе. Или по боксу. Не в этом, в сущности, дело. Он подбегает к хулигану и здесь происходит удивительное чудо. Этот Сашенька, этот кисель, манная каша, лапша и вермишель, одним рывком, специальным приёмом, который знают только чемпионы, — этим приёмчиком Александр Черенков кидает громилу на землю. Хулиган рыдает вот такими слезами, он канючит совсем смирным голосом: «Простите, я больше не буду. Вот, я всё возвращаю». И хулиган протягивает Сашеньке пёструю пачку и маленький красный кошелёк, в котором звенит мелочь. «Это жвачка, — говорит хулиган, — апельсиновая. А это деньги. Простите меня». А Сашенька, то есть Александр, конечно, отвечает: «У неё проси прощения, трус несчастный». И показывает пальцем на Сашу Лагутину, мужественные слова, мужественный жест — указательным пальцем в сторону Саши Лагутиной, и рука вытянута вот так. А Саша? Она стоит рядом, её жёлтые глаза сияют благодарным светом. «Пошёл вон отсюда!» — говорит Сашенька хулигану. И хулиган, силач, понимает, что здесь, рядом с чемпионом Черенковым Александром ему, хулигану, крышка. Он забивается в свою тёмную подворотню, а Сашенька спрашивает у Саши Лагутиной: «Что же ты, Саша Лагутина, не идёшь играть в свой настольный теннис? Курбатов так красив. Он битый час ждёт тебя у школы. Он в шестом классе, и рост у него метр семьдесят. И он чемпион». И Саша Лагутина краснеет от стыда и очень кротко и смирно отвечает: «Ну при чем здесь настольный теннис? Пустяковое занятие. Плюнуть и растереть, правда, Александр? Я никогда больше не стану играть в настольный теннис. Разве мне делать нечего?» Она долго, внимательно смотрит на Александра Черенкова, как будто никогда раньше его не видела. Она и правда его не видела толком, потому что не замечала. Чтобы увидеть, надо хоть раз внимательно посмотреть. И вот наконец разглядела его, Черенкова Александра, скромного парня, отважного самбиста. Или борца, или боксёра. Неважно. Она смотрит прямо на него, долго смотрит, а в глазах у Саши Лагутиной солнце, искры, звёзды, ветер. Сквозь торчащую чёлку её глаза сияют.

Так кончается эта картина.

И тут же приходит Сашеньке в голову другая картина.

Плывёт по морю огромный теплоход, на капитанском мостике стоит отважный капитан Черенков. Волны бьются о теплоход, а он рассекает носом волны и идёт точно по курсу. Вдруг раздаётся крик: «Человек за бортом! Человек за бортом!» Это Саша Лагутина — ну конечно, опять она, кто же ещё? — неосторожная Саша свалилась в море. Скорее, скорее, надо спасать Сашу. На теплоходе много людей, но все в панике и в растерянности. Только капитан Черенков хладнокровен и смел. «Спустить шлюпку!» — мужественно командует он матросам. Они быстро справляются, но ещё быстрее, с быстротой молнии, Сашенька, то есть капитан Черенков, уже в воде. Он вытаскивает захлебнувшуюся Сашу Лагутину из глубины, нырнуть ему ничего не стоит — он испытанный морской волк. И вот она в шлюпке, крепкие руки матросов гребут уверенно, шлюпка мчится по волнам. Саша без сознания, она нахлебалась воды. С морем шутить опасно, море не любит слабых. Но сильный и смелый капитан берёт Сашу за руку, пульс бьётся всё ровнее, Саша приходит в себя, открывает глаза. «Кто меня спас? — спрашивает она слабым голосом. — Неужели ты, Сашенька? Спасибо тебе». Он отвечает: «Какие пустяки. Это мой прямой долг — следить, чтобы на теплоходе всё было в полном порядке». Так он ей ответит и снова встанет на свой капитанский мостик. Пусть она знает, кто самый смелый и самый сильный. Кто всех чемпионов по любому теннису победит в одну минуту.

А стихотворение сегодня какое-то трудное, оно плохо запоминается. Бывают такие стихи — никак не выучишь.

Хлопнула входная дверь, и старший брат Алёша вошёл в комнату. От него тянуло холодом и радостью. Алёша поставил на стул деревянный чемоданчик, который художники называют этюдником, потому что ездят с этим чемоданчиком рисовать этюды — рисунки с натуры. Алёша потёр озябшие руки и сказал:

— Всё зубришь? — Он отодвинул от стола Сашеньку вместе со стулом. — Весна, пойми! Птицы задыхаются от песен, а он весь день уроки учит, комнатный мальчик. Смотри лучше сюда!

Алёша раскрывает чемоданчик, а в нём прекрасная картинка. Голубое светлое небо, голубой тёмный ручей, ветки тополя блестят на солнце, а само солнце раскололось в воде на запятые, кавычки, крестики, нолики, молнии. Сашенька видел сегодня всё это, когда смотрел на лужу-океан…

— Ой, Алёша, красиво! Ты, Алёша, наверное, настоящий художник, хотя и молодой.

— Ха! Какой же ещё? Конечно, настоящий. Все художники, Сашенька, настоящие.

— А ненастоящие — кто?

— Они и не художники вовсе. Понял? Ладно, после поймёшь. Ты ел?

— Да. Там блины с мёдом. Маме позвони, Алёша, она беспокоится.

Алёша в кухне гремел тарелками. А Сашенька, подперев подбородок кулаком, смотрел на новую картинку. И всё больше весенней красоты видел в этой картинке. Прозрачная синяя вода. Лужа, озеро? А может, океан? И небо светится от радости. Холодная ранняя весна. Если бы посреди картинки была тоненькая девочка в синем пальто и голубой шапке, было бы, наверное, ещё красивее. Раз в сто.

— Я её на выставку акварелей предложу, — сказал Алёша из кухни. — Может, возьмут. Весна — самое акварельное время. Понял? Ладно, после поймёшь. Чай будешь, Сашенька?

— Нет, Алёша, я пил. Алёша, как ты думаешь, меня запишут в самбо?

Ложечка в кухне перестала звенеть.

— Тебя? В самбо? — Алёша встал на пороге и смотрел на брата. Потом не удержался, прыснул и сказал: — Не обижайся, Сашенька.

Саша пришивает пуговицу

Саша собралась смотреть по телевизору кинокомедию. Но папа вдруг сказал:

— Сначала пришей пуговицу. Ходишь, как безнадзорная.

Папа у Саши хороший, но у него есть серьёзный недостаток. Он любит воспитывать Сашу. Если бы у Сашиных родителей было несколько детей, то каждому досталось бы понемногу. А так — всё на одну Сашу, на единственную дочь.

— Кому я сказал? Отойди от телевизора, что ты к нему подкрадываешься? И пришей.

— Не дует, — ответила Саша, хотя было ясно, что не отвертеться. — Всё равно хожу расстёгнутая. — А вдруг папе не понравится, что она ходит расстёгнутая, как какая-нибудь безнадзорная? И она на всякий случай добавила: — Все в нашем классе ходят нараспашку. До одного человека. Даже Черенков, а он известная манная каша.

— Все? — спросил папа. — До одного? И все получили тройки с минусом за контрольную по математике?

— Мне просто не повезло, пап, смотри, я умею мостик делать. Опа!