В Средней Азии большинство работников любой организации — несколько родственных систем. На западе — много небольших родственных систем. Корпорация — это не род, подобно местной мафии, это племя. Корпорация состоит из родового объединения хозяев и нескольких родовых объединений сотрудников. Все хорошие должности, вплоть до рабочих, занимать могут только они.

Ниши жизненного пространства передаются по наследству. Ниши в системах власти — в равной степени. Чем шире ниша, тем больше людей требуется для ее защиты. Нишами владеют семьи, широкими нишами — союзы семей — кланы, и далее — союзы кланов — корпорации.

Нет связей крепче родовых, здесь иная качественная связь и выход на уровень иной. Корпоратизм — это движение воли людей в борьбе за жизненное пространство. Проецируя это наверх, в экономику и политику, получаем: корпоратизм — морально-нравственное, экономическое и политическое течение в общественной жизни, предполагающее создание постоянных групп, объединенных общими интересами и родственными связями с целью борьбы за ключевые экономические и политические посты.

Корпорация — собрание родовых общин, удерживающих нишу жизненного пространства. Берут только своих, места наследуются, чужие берутся только как наемники. Подобная структура общества позволяет ответить на множество исторических вопросов. Так, например, почему в 30-х — 80-х гг. в России не было выступлений против власти? Ответ: во главе выступлений стоят консорции или корпорации; все они были или перебиты, или впитаны системой власти, предоставляющей достойным жизненное пространство, следовательно, выступать некому. Можно нарисовать и картину исторической преемственности: консорция — профкорпорация (сословие) — корпорация. Всего три поколения; во время войн срок жизни профкорпораций растягивается, в условиях мира переход осуществляется почти сразу.

Процесс становления корпорации на профкорпоративной базе продолжается порядка 30 лет и включает в себя следующие моменты:

1. Стремление выжить в жестокой борьбе вынуждает людей объединяться в стаи

2. С захватом стаей пространства возникает естественное желание передать его по наследству

3. Повязка кровью моральная (в мафии — нужно совершить убийство)

4. Повязка кровью физическая (родственные связи)

5. Вырабатывается отличный от национального стереотип поведения, и в этом стереотипе закладываются принципы дальнейшего существования

Корпорации — группы сложившиеся, они — консорции времен глубокой старости. Конфликт можно представить и как конфликт времен в том числе: консорции захватывают пространство, контролируют его, передают по наследству — и из наследников захватчиков вырастают хозяева жизни, противостоящие новым захватчикам. Любая корпорация была когда-то консорцией, и любая победившая консорция становится корпорацией. От локального прогресса — к локальному регрессу, от развития — к загниванию.

Зачатки корпораций возникают в переломные моменты истории, при политических или научно-технических революциях. Старые корпорации сменяются, общество движется вперед, к третьему поколению формируются корпорации новые.

Корпоративная система — аппарат саморегулирующийся в определенных пределах. По большому счету она похожа на замкнутый внутри и открытый снаружи цикл. Внутри — корпорации ведут борьбу за жизненное пространство между собой. Снаружи — они объединяют усилия для захватов пространства вовнутрь цикла. Корпорации могут рождаться и гибнуть внутри — но внешнее воздействие системы остается постоянным. Из этих принципов и рождается структура: внутренние органы корпоративной системы и внешние, именуемые «заговором». Это видно по политике, особенно по представительским органам. Здесь лоббистами делится внутрикорпоративное пространство, и если что не так, начинается истерия: кому это оплачивать и зачем это нужно. Тот же бюджет — это распределение доходов кланов, и лоббисты будут драться, как собаки. А решение вопросов какого-либо флота — дело бесприбыльное, и можно сделать что-то приятное для народа.

При проведении исторических параллелей корпоративную систему можно поставить ближе к боярским разборкам смутного времени, чем к феодальной раздробленности. Везде действующими лицами служили семьи и кланы, вокруг которых образовывались партии, но никак не группы людей с общими политическими интересами. В смутное время Россия уже была централизованным государством, и борьба шла за ниши пространства в почти современном представлении: за контроль над ресурсами, за распределение бюджета, за выгодные заказы. А то, что боярские роды перегрызлись, было следствием регресса общества и сокращения жизненного пространства, вызванных, в свою очередь, наличием корпосистемы у власти.

Русское общество впервые столкнулось с корпоративным монстром — до того оно его просто не встречало. И Буковский, и Лимонов, и многие, выехавшие в застой, были несколько удивлены, встретив этого зверя на Западе.

Буковский: (при попытке сменить плохого переводчика на Западе): «Как оказалось, сменить переводчика практически невозможно. Это как бы клан, мафия. Работу коллег ругать не принято, «неэтично», существует как бы дух корпорации, взаимная солидарность. «Мафия» — не исключение, а правило среди различных «специалистов». Действительно честную конкуренцию редко где теперь встретишь. Чем надрываться в борьбе за клиента, гораздо легче и естественней установить такую вот круговую поруку».

Лимонов: «Тут нужны те, кто без всяких литературных размышлений будут выполнять черную работу. В литературе тут своя мафия, в искусстве — своя мафия, в любом виде бизнеса — своя мафия. В русской эмиграции — свои мафиози. Мафиози никогда не подпустят других к кормушке. Дело идет о хлебе, о мясе и жизни, о девочках. Нам это знакомо, попробуй пробейся в Союз Писателей в СССР. Всего изомнут. Не на жизнь, а на смерть борьба». Интересные монстры водятся в западных Палестинах. Да и у нас тоже.

Русские оказались в положении сильных и смелых папуасов, увидевших танк. Рассеянное и раздираемое противоречиями общество столкнулось с неизведанной силой.

ЗАГОВОР СЕГОДНЯ

В странах, где корпорации охватывают 5 — 15% населения, всегда распространена теория заговора темных сил. Обычно эти страны в обиходе называют популистскими в политическом отношении. Понятие корпорации кланов не прививается на массовом уровне, и поэтому начинается заранее обреченный на провал поиск виновных: ищут зловредные идеи или лидеров — и то, и другое спокойно можно поменять. Получается не реальный мир, а мир псевдолидеров и призраков: удар по лидеру, по идеологии — удар штыком в кисель. Общество погружается в мифы, живет в мифах, спорит, сражается, а реальная жизнь приходит мимо. Мысли о заговоре исходят не то что из социального анализа — из бесплодности борьбы.

Можно бесконечно спорить: существует заговор или нет. На самом деле всё глобальное, пусть даже сложное и сверхсекретное, обычно лежит на поверхности, и в политике в том числе — не хватает только эквивалентного подхода, взгляда не со стороны, а с высоты.

В современной политологии есть термины, которые свободно и довольно широко используются на западе, но почему-то крайне редко появляются в российской прессе.

1. Трибализм — стремление к политическому обособлению на основе родоплеменного деления. Проявляется как активное участие в общественной жизни кланов, образовавшихся на родовой и племенной основе.

2. Политический клан — устойчивое неформальное объединение, ведущее борьбу за власть и сочетающее черты патриархального семейного или земляческого коллектива и современных политических организаций, насчитывающее несколько десятков или сотен взрослых индивидуумов, опирающееся на разветвленную сеть клиентов в средних и низших звеньях социальной пирамиды.

3. Заговор политический — тайное соглашение о совместных действиях нескольких лиц, выступающих индивидуально или в качестве лидеров политических сил. Заговор как инструмент политики противостоит сознательному участию в ней широких масс.